Ты то, что ты ешь

Об этом размышляет зампредседателя Комитета СФ по аграрно-продовольственной политике и природопользованию Сергей Белоусов

 

Все знают крылатое выражение: «Ты то, что ты ешь». Но мало кто знает, что стоит за ним и что оно означает. Эта фраза принад­лежит великому врачу древности Гиппократу. И расшифровывается она согласно его мнению так: болезнь яв­ляется в том числе и результатом на­рушения питания.

 

Тысячелетия прошли, но до сих пор ни один врач не опроверг умо­заключение легендарного целителя. Вековая практика лишь подтвердила его. И, более того, именно в природе еды люди нашли и народные лекар­ства, и даже сходство с человечески­ми органами. Вот, например, обычная морковь. На срезе напоминает глаз.

 

Наука утверждает, что именно мор­ковь улучшает кровоснабжение гла­за и в целом функцию зрения. Ядро грецкого ореха очень похоже на че­ловеческий мозг. И его не случайно называют «едой для серого веще­ства», так как в нем содержится вы­сочайшая концентрация определен­ных веществ, которые поддерживают нормальные функции мозга. Сладкий картофель — батат — выглядит как поджелудочная железа, но диетологи утверждают, что он благотворно вли­яет на уровень сахара в крови, что очень полезно для диабетиков. Поми­дор на срезе выглядит как структура сердца и действует ему во благо. В помидоре содержится вещество под названием ликоин, которое снижает риск сердечных заболеваний.

 

Я могу много приводить примеров такого рода. Но стоит ли? Кто интере­суется свойствами этой, как принято иногда говорить, «божественной апте­ки», и без того знает и природные ле­карства, и присущие им свойства. Одно очевидно. Природа создала нашу еду не во вред человеку, а во благо. Но во что мы сами превращаем это благо, данную нам «божественную аптеку», вторгаясь в природу нашей еды? И речь вовсе не идет о том, что какая-то хозяйка испор­тила при готовке хорошие продукты. А о том, какие продукты она купила.

 

Есть очень удручающие цифры, обна­родованные НИИ питания РАМН. От 30 до 50 процентов всех заболеваний рос­сиян связаны с нарушением питания. Это приносит государству ежегодный экономический ущерб до 13 триллио­нов рублей. Более чем у 30 процентов российских детей наблюдается за­держка роста и дефицит массы тела из-за неправильного питания в шко­лах и детских садах. Среди факторов риска, приводящих к смерти, недоеда­ние фруктов и овощей занимает суще­ственную долю — 13 процентов. Боль­ше всего страдают жители крупных городов. В результате Россия нахо­дится на 16-м месте в мире по уровню смертности. Наши соседи в этом рей­тинге — Нигерия, Зимбабве, Чад. При­чем, как считают медики, большин­ство болезней, связанных с питанием, относится к так называемым управ­ляемым патологиям, и смертность от них можно снизить благодаря подбору более качественных продуктов.

 

Если вдуматься, то цифры — страш­ные. И выводы ученых, вроде бы, вы­глядят логично. Но только где эти про­дукты взять, да еще и в необходимом количестве? Ответ на этот вопрос нам подсказывают на каждом шагу. Де­скать, без использования генно-модифицированной сельхозпродукции (ГМО) мы страну не накормим. Сторонники такого подхода пытаются убедить нас: ГМО уже присутствует в России, есть семена, корма и продукты, даже запре­щать или разрешать ничего не нужно, просто следует регламентировать нор­мы и методы их использования.

 

Но есть другие мнения и данные о ГМО. Например, такие, как статисти­ка, накопленная за несколько деся­тилетий выращивания трансгенных растений в США. Там произошло массовое заражение посевов тради­ционных культур. Наличие генетиче­ски модифицированного материала оказалось у 50 процентов всей куку­рузы, 50 процентов сои и 83 процента рапса. Как это может отразиться на здоровье человека, никто достоверно и научно обоснованно сказать не мо­жет. Информации у исследователей накоплено еще очень мало, и разброс мнений весьма широк — в диапазоне от полной безвредности до такой же полной стерильности у детей и жи­вотных, потребляющих продукты с ГМО, уже во втором поколении. Но вот что эксперты утверждают с боль­шой уверенностью: ГМ-растения вы­деляют в 1020 раз больше токсинов, чем обычные организмы. Известно также, что сорняки, попавшие в зону выращивания традиционных куль­тур с ГМО, подвергаются мутации и через несколько лет получают такие жизнестойкие свойства, что их ни­какими обычными пестицидами не вытравишь. И в результате крестья­нин, купивший некогда семена с ГМО, вынужден покупать у той же фирмы средства для борьбы с сорняками. Любопытный экономический поворот получается, не так ли?

 

Последнее, конечно, тонкий нюанс. Но — нюанс важный. Он прекрасно иллюстрирует и подтверждает из­вестный факт, что мировая экономика носит глобальный характер, и главным здесь является получение максималь­ной, такой же глобальной выгоды. Вы­нужден констатировать: Россия уже попала в этот порочный круг, и ГМО действительно присутствует в России, их в той или иной степени используют крупные производители сельхозпро­дукции. Им это выгодно. Но выгодно ли это России, где использование ГМО не запрещено даже в детском пита­нии? Вот вопрос, на который пока нет однозначного ответа.

 

Сразу оговорюсь, я являюсь прин­ципиальным противником ГМО. Счи­тал и считаю, что единственно верным решением проблемы ГМО в интере­сах нынешнего и будущих поколений граждан России является объявление нашей страны зоной, свободной от выращивания и использования таких продуктов. Но при этом понимаю и другое: слишком серьезные силы, в том числе и из-за рубежа, лоббируют принятие соответствующего «разре­шительного» закона. У страны есть и определенные экономические обяза­тельства в связи с вступлением России в ВТО. И поэтому, на мой взгляд, за­вершится вся эта «подковерная» борь­ба тем, что в конечном итоге будет принят если не закон, то какой-нибудь технический регламент, связанный с использованием ГМО, и на этом все споры временно закроются. Но, ра­но или поздно, мы все равно придем к полному запрету на оборот ГМО в России, как это уже произошло в ряде европейских стран. Вот только потери могут оказаться большие, как сугубо экономические, так и в сфере здоро­вья нации, да и в такой немаловажной области, как продовольственная без­опасность государства. Отсюда вывод: государство, не запрещая на каком-то историческом отрезке времени ис­пользование ГМО в России, должно найти формы защиты россиян от мас­сового воздействия на них генно-модифицированных продуктов. Так, как уже сделали многие страны Европы.

 

Тот самый Запад, который всячески продвигает на российский сельско­хозяйственный рынок продукцию с ГМО, уже давно понял всю опасность этого явления. В Европе еще в девя­ностые годы появилось осознание, что средства, применяемые для защиты растений, увеличения урожайности или привеса животных, наносят вред природе и здоровью человека. Сегодня сектор производства альтернативных, биологически чистых продуктов пита­ния в европейских странах является самым быстрорастущим и оценивает­ся в 25 миллиардов долларов, что со­ставляет 2-3 процента общего потре­бительского рынка. На первый взгляд немного, но зато какова динамика роста — 25 процентов в год! При этом рост европейского потребительского рынка в целом в последнее десятиле­тие не превышал 1-3 процентов, а в некоторых его сегментах, таких, казалось бы, основополагающих, как мяс­ной и молочный, и вовсе наблюдалась отрицательная динамика.

 

Европейцы, в отличие от нас, рос­сиян, люди более прагматичные. Они давно уже просчитали все выгоды от развития экологически чистого сельского хозяйства и даже успели разработать очень жесткие правила деятельности в этой сфере. Так, на­пример, если речь идет о продукции птицеводства и животноводства, не­обходимо иметь паспорт поля, с кото­рого собирались корма, и где указан перечень и сроки внесения удобрений на данный конкретный участок земли. Причем удобрения должны быть ис­ключительно органическими, продук­тами жизнедеятельности животных, которых не пичкали генно-модифицированными кормами.

 

Мало того, на таких европейских экологически чистых фермах со­вершенно иная форма содержания животных, в то время как любая на­ша птицефабрика больше похожа на концлагерь для них. В Европе же по полям передвигается передвижной курятник, метров шесть на восемь, по мере того, как куры щиплют траву. И курицы выглядят настоящими, они живые, психика у них нормальная. Довелось мне как-то видеть и свино­ферму. Несколько будок стоят на чи­стом воздухе, вот и все оборудование, ничего сложного. Правда, поля владе­лец фермы четыре года держал «под парами», чтобы получить сертификат на предмет отсутствия ГМО и химии, зато теперь его продукция востребо­вана, как никогда раньше, хотя цена на нее в разы большей прочей. И он полученным сертификатом дорожит, потому что знает: если будет уличен в применении каких-нибудь ускори­телей роста, то наказание окажется строгим и неотвратимым.

 

Абсолютным лидером в европей­ском производстве экологически чи­стой, или, как еще говорят, органиче­ской сельхозпродукции, является Гер­мания. Много лет назад здесь приняли закон, разрешающий использование генно-модифицированных продуктов питания, потом отказались от него, и вскоре объявили страну зоной, сво­бодной от ГМО. Всего лишь на одном миллионе гектаров земли в Германии успешно функционирует более двад­цати тысяч органических сельских хо­зяйств. В городах появились магазины, торгующие только товарами без ГМО, в самом крупном из них представлено 18 тысяч наименований. Я бывал в не­которых из них и могу признать, цены на основные виды товаров до полуто­ра раз выше, чем в других торговых точках, порой даже до двух раз доро­же. Но торговля хорошо продумана, работает гибкая система скидок, и в этих магазинах у прилавков я видел очень много людей, по виду совсем не богатых. Без сомнения, если бы и фермы, выращивающие органические продукты, и магазины, ими торгую­щие, были бы убыточны, то ничего по­добного не существовало бы в Евро­пе. Там очень хорошо умеют считать деньги, и чистым альтруизмом никто заниматься не будет.

 

Конечно, до магазинов, торгующих ис­ключительно экологически чистыми сельхозпродуктами, России еще дале­ко. Наверное, даже до отдельных при­лавков в крупных продовольственных супермаркетах с такими продуктами мы еще не доросли. Жаль. Но вот о чем в этой связи я думаю. Почему в странах, где земель сельхозназначения не так много, и используются они на протяжении многих столетий, пришли к выводу о необходимости выращива­ния продукции без ГМО и химии, а в России мы еще над этим размышляем? Что нас-то сдерживает? На мой взгляд, у России еще больший резон отказать­ся от ГМО, да и возможности, как это кому-то ни покажется странным, зна­чительно шире, чем у европейцев.

 

Прежде всего,  и, видимо, это самое главное, в России есть готовый потре­битель, желающий во имя сохране­ния здоровья — своего и своих детей — приобретать экологически чистые продукты. Причем далеко не всегда это представители наиболее обеспе­ченных слоев населения. По данным социологических опросов — 58 процен­тов россиян. По оценкам отечествен­ных экспертов, рынок органической продукции уже сегодня превышает 100 миллиардов рублей.

 

Далее, к вопросу о возможностях. Россия обладает колоссальными при­родными ресурсами для выращива­ния экологически чистой продукции. Мы обладаем 20 процентами запасов пресной воды в мире, 9 процентами пахотных земель планеты, 58 процен­тами запасов чернозема. Мы обладаем 40 миллионами гектаров залежных па­хотных земель, длительное время из-за экономической разрухи в девяно­стые и нулевые годы не подвергавши­мися какой-либо химизации. Сертифи­цировать их не составит никакого тру­да. К сказанному следует прибавить и выгодное географическое положение нашей страны. По мнению экспертов, если Россия всерьез займется развити­ем органического сельского хозяйства, то не только удовлетворит свои по­требности, а уже к 2020 году ей будут принадлежать 15 процентов междуна­родного рынка экопродуктов. Сейчас, кстати, 90 процентов органической продукции завозится в Россию из-за рубежа. А ведь вполне может быть и наоборот. Полностью разделяю экс­пертное мнение по поводу того, что российская продукция органического сельского хозяйства при соответству­ющей сертификации будет иметь ко­роткий путь на рынок Европы. Тому есть подтверждение — успешно реа­лизующийся сегодня проект по вво­зу в Евросоюз высококачественной экологической продукции дикоросов Сибири.

 

И чего же мы ждем? Когда, нако­нец, к нам придет осознание того, на­сколько развитие органического сель­ского хозяйства имеет для России це­лый ряд стратегических преимуществ и выгод? Весь уже имеющийся миро­вой опыт подсказывает, что именно такой вариант, как мощное дополне­ние к интенсивному сельскому хозяй­ству, становится эффективным меха­низмом наращивания ВВП и экспорта, делает отечественную сельхозпродук­цию конкурентоспособной в условиях ВТО. Органическое земледелие спо­собно стать локомотивом развития и средством спасения от банкротств для сотен тысяч мелких и средних российских сельхозпроизводителей. И кроме этого, оно еще поможет ре­шить проблему занятости населения, актуальную для нашего села. Миро­вая тридцатилетняя практика доказа­ла, что органическое сельское хозяйство способно успешно развиваться, в России таких регионов немало. По данным исследования, проведенного ООН, при реорганизации хозяйств с внедрением методов органического производства продуктивность малых форм сельского хозяйства повыша­лась на 116 процентов, а доходы фер­меров увеличились в два-три раза. Мало того, производственные про­цессы, не зависимые от поставок хи­мических удобрений, антибиотиков, гормонов роста и т.д., сделали сель­ское хозяйство менее зависимым от внешних экономических факторов, а это уже существенный вклад в про­довольственную безопасность страны в целом. Увеличение доходов селян и сохранение экологической чистоты, а значит, и здоровья почв, создавало благоприятные условия для устой­чивого развития территорий. А это, в свою очередь, означает введение в оборот неиспользуемых земель сель­скохозяйственного назначения и уве­личение налогооблагаемой базы за счет легализации производителей ор­ганической продукции. Наконец, это улучшение международного имиджа России и, следовательно, инвестици­онного климата за счет развития «зе­леной» экономики.

 

Характерно, что при безразличном отношении к органическому сельско­му хозяйству внутри России у зару­бежных стран интерес к нам имеет место уже сейчас, даже несмотря на отсутствие в этом деле законодатель­ной базы. К нам присматриваются и ведут переговоры фермеры из Дании, Германии. С Германией, кстати, у нас вообще уже два десятка лет реализу­ется кооперационный проект «Герма­но-Российский аграрно-политический диалог», в этом году будем отмечать юбилей. В рамках совместного проек­та мы пытаемся разработать законы для развития органического земледе­лия в России. Между прочим, немец­кие специалисты приезжают к нам за свой счет и к себе еще приглашают. Я сам не раз привозил их в свой Алтай­ский край.

 

Всего лишь один, но очень пока­зательный пример. Привез как-то эксперта ночью в Барнаул и той же ночью, несмотря на снежный буран, чтобы успеть, по его требованию, на утреннюю дойку, мы поехали в степ­ные районы. В одном хозяйстве, смо­трю, эксперт достает рулетку и заме­ряет расстояние от стены до коровье­го стойла и говорит: а расстояние-то маленькое, как минимум 15 санти­метров не хватает. Корова ноги все время подгибает и недодает молока. На другой ферме немецкий гость по­советовал хозяину увеличить высоту стен. Корове оно не особенно нужно, ей воздух нужен, чтобы она не дыша­ла парами навоза и прочих отходов, и это тоже влияет на удойность.

 

Недочетов эксперт нашел множе­ство, но никто не обиделся, наоборот, всем это понравилось, потому что за­мечания были высказаны в рабочем режиме. Такое отношение дорого­го стоит, как и советы — полезные и практичные. Но, главное, мы видим интерес к нашему региону. И, полагаю, он не случаен. 

 

Когда я на прошедшем пленарном за­седании палаты просил своих коллег-сенаторов поддержать предложение Алтайского краевого Законодательно­го собрания о принятии федерального закона об особо значимых аграрных территориях в РФ, я думал, прежде всего, о своем регионе. И мои слова о том, что концентрация материальных и финансовых ресурсов в таких специ­ализированных зонах, применение но­вейших технологий, позволят сделать прорыв в развитии агропромышленно­го комплекса, к Алтайскому краю от­носятся непосредственно.

 

Наш регион позиционирует себя как аграрный, и так сложилось исто­рически. Сюда ехали крестьяне-пере­селенцы еще в ходе столыпинских реформ и в годы подъема целинных земель, когда была заложена крепкая сельскохозяйственная база, функцио­нирующая до сих пор. Столько было сделано инфраструктурных вливаний, и они сохранились! Регион держится в первой тройке российских произво­дителей сыров, круп, молочной про­дукции. Как результат — 50 процентов населения края проживает в сельской местности, это очень большой показа­тель для России, ведь все мы видим, какими темпами идет урбанизация. На любых собраниях слышны стена­ния — деревня погибает. Где-то, на­верное, действительно погибает. А у нас 6 миллионов гектаров распахано — самый большой пахотный клин Рос­сии, и, что важно, за годы разрухи он практически не уменьшился. В регио­не семь природно-климатических зон, что позволяет производить самую разнообразную сельхозпродукцию. На границах с Казахстаном зреют арбу­зы и прочие бахчевые. В предгорьях в промышленных масштабах произво­дим виноград, даже вино делаем. И все это на фоне не привычной по нынеш­ним меркам экологической чистоты. И в такой ситуации мы всерьез обсужда­ем использование ГМО…

 

Понятно, почему к Алтайскому краю и вообще к российским производителям экопродукции проявляют такой интерес зарубежные адепты органического сельского хозяйства. Они хорошо видят свою выгоду. А мы, россияне, выходит — нет?