От августа-1914 к августу-1991
Обширная литература, посвящённая главному геополитическому катаклизму последних десятилетий — распаду СССР, насчитывает многие тысячи названий. В книгах и статьях затронуто множество тем, так или иначе относящихся к указанной проблематике. Правда, большинство пишущих чаще всего сосредотачивают своё внимание на политических аспектах случившегося. Это вполне объяснимо: эмоции ещё долго не остынут. И лишь в относительно небольшом числе работ (В.А. Тишков, Б.Н. Миронов, Р.Г. Пихоя, Ю.Л. Слезкин и др.) авторы стали обращаться к исследованию глубинных причин распада: этнополитических аспектах, становлении национальных элит в союзных республиках и, главное, итогам политики так называемой коренизации, последовательно проводившейся в стране со времени окончания Гражданской войны.
Недавно обратился к этой проблематике один из лучших историков современной России — Б.Н. Миронов. Он систематизировал и изучил корпус разнообразных массовых источников, важных для понимания реальной глубины процессов, двигавших эволюцию советского социума. Такой подход позволяет понять, как развивалась коренизация национальных элит в послереволюционной России, завершившаяся в основном к началу 90-х годов прошлого века и ставшая стартовой площадкой суверенизации союзных республик.
Коренизация весь советский период являлась практической реализацией краеугольного для коммунистической идеологии принципа интернационализма, считавшегося мощным средством достижения единства разных народов.
Идейные корни этого исторического феномена уходят в весьма глубокое дореволюционное прошлое — к теории «всемирной отзывчивости», яснее других сформулированной Достоевским. В развёрнутом комментарии к своей знаменитой Пушкинской речи (Дневник писателя за 1880 год) он заявлял: «Народ наш именно заключает в душе своей эту склонность к всемирной отзывчивости…» Далее Достоевский утверждал, что носить в себе силу любящего и всеединящего духа «можно и при теперешней экономической нищете нашей, да и не при такой ещё нищете, как теперь». Такое впечатление, что гений сказал это и о советской эпохе, да и о нашем времени.
Эта всемирная отзывчивость России не один раз являла себя в XIX и в ХХ веках. Первая мировая война, возникшая при полном отсутствии реального конфликта интересов между Россией и Германией, начиналась под лозунгами «Спасём братьев сербов от истребления и порабощения!» и «Спасти Францию от тевтонского меча!». Цена, которую пришлось заплатить, — несколько миллионов погибших молодых и сильных людей и крушение империи.
В революционные годы отзывчивость достигла немыслимых пределов. Иногда она граничила с абсурдом: «Я хату оставил, пошёл воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать». Упавшие на русское поле генно-модифицированные идеологические материалы дали потрясающий эффект. Вырос даже не буйный чертополох, а чудовищное монструозное растение.
Раздавались, правда, и другие голоса. Острее многих это чувствовал Александр Блок, главный поэтический нерв Серебряного века. Признавая способность российского народа тонко чувствовать иноземный мир («Нам внятно всё — и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений»), он призывал отказаться от жертвенной идеи спасения земного мира за счёт истощения России: «Но сами мы отныне вам не щит. Отныне в бой не вступим сами…»
Одинокий голос не был услышан. Вторая мировая война вновь заставила Россию явить миру свою всемирную отзывчивость. Цена за неё была запредельно высокой: обугленное тело страны и десятки миллионов погибших. Ныне мы пожинаем плоды этого отзывчивого самопожертвования: спасённые страны грозят контрибуциями и судами, крушат воинские мемориалы и сыплют проклятиями.
Идеи провозглашённой большевиками политики коренизации легли на благодатную почву и быстро дали обильные и весьма позитивные для народов союзных республик всходы.
Её поступательное развитие легко обнаруживается и в энергичной динамике изменений в республиканских государственных структурах, в которые активно притекала национальная элита, и в динамике обеспечивавших такой приток звеньях социально-экономической жизни.
Это хорошо видно, например, при анализе результатов формировавшейся союзным центром государственной политики в области образования. К рубежу 90-х годов прошлого века большинство союзных республик уже опережали РСФСР, игравшую роль метрополии, по показателям уровня образования. Россия занимала 11-е место по количеству людей (в расчёте на 1000 достигших совершеннолетия лиц), имевших высшее и среднее (полное и неполное) образование.
Формирование республиканских элит в итоге обеспечило не только их преобладание во властных и силовых (кроме армии) структурах, что внимательно проанализировал Б.Н. Миронов, но и изменения в базисных экономических сферах. Ко времени распада СССР в подавляющем большинстве союзных республик экономическая власть также находилась в руках национальных элит. Исключение составляли предприятия союзного значения, работавшие в основном на оборону. Они достались республикам уже после распада супердержавы. Удельный вес руководителей коренной национальности в производственных отраслях народного хозяйства составлял 60—70 процентов, достигая в ряде случаев 90 и более процентов. Абсолютным рекордсменом оказалась в это время Армения, где представители коренной национальности замещали 99,4 процента руководящих постов на производственных предприятиях.
Метрополия, обеспечивая растущую в республиках коренизацию управления, щедро тратила средства на подготовку национальных кадров, подтверждая появившийся в исследованиях последнего времени тезис о том, что Россия — это «империя наоборот», «империя позитивного действия», «питомник для выращивания новых национальных государств» и т. п. (В.А. Тишков и др.).
Оглушивший мир стремительный распад СССР невозможно понять без процессов, протекавших внутри политического ядра государства — КПСС, и особенно её высших звеньев — Центрального комитета и политбюро.
За три четверти века — с 1917 по 1991 годы членами и кандидатами в члены ЦК КПСС являлись 1931 человек. Следует признать, что до поры до времени это было весьма консервативное сообщество. Заметное расширение его, сочетавшееся с активной дерусификацией состава, произошло на двух последних в истории партии, «горбачевских» съездах в 1986 и 1990 годах.
Читайте также:
• Как на флоте появился Андреевский флаг • Судьба, подёрнутая мглой
Члены ЦК в силу естественных причин относились к разным историческим эпохам. В первых составах преобладали профессиональные революционеры. Позднее к ним присоединился большой отряд коммунистов, прошедших Гражданскую войну. В 30-50-е годы в составе ЦК преобладали люди, прошедшие школу социалистического строительства и участники Великой Отечественной войны. К этому периоду относится утверждение в жизни партии так называемого номенклатурного принципа. Его оценивают по-разному, но трудно отрицать, что он в течение нескольких десятилетий (30-60-е гг.) обеспечивал стабильность политической системы, поскольку стержнем, вокруг которого он строился, была идейная преданность включённых в высшую партийную номенклатуру кадров.
Следующее поколение руководителей, выросшее в стабильных послевоенных условиях, сделавшее успешную карьеру в 60-70-е годы, уже не отличалось жёсткой идейностью, свойственной их предшественникам, прошедшим войну и одолевшим послевоенную разруху. Претерпел негативные изменения и номенклатурный принцип, утративший былую строгость отбора кадров в высшие эшелоны партийной и государственной власти.
Апофеоз этого процесса, который привёл КПСС к краху, пришёлся на вторую половину 80-х годов. Знаковыми вехами того времени остались такие события, как единовременный вывод в апреле 1989 года из состава ЦК 89 членов и кандидатов в члены ЦК. Основанием стали их личные заявления, но всем было ясно, что выход был добровольно-принудительным и, по сути, был скрытым нарушением основополагающего принципа демократического централизма, поскольку за три года до этого все покинувшие Центральный комитет партии были избраны решением высшего партийного органа, каковым являлся съезд. На это же время пришлась «перетряска» и ослабление политбюро ЦК, из него была шаг за шагом выведена большая группа авторитетных политиков, руководителей союзных ведомств, преимущественно русских (Г.В. Романов, В.И. Воротников, Н.И. Рыжков, Л.Н. Зайков, Ю.Д. Маслюков, В.А. Крючков и др.).
XXVIII съезд в июле 1990 года избрал новый состав ЦК. Состав высшего органа партии был обновлён на четыре пятых. Фактически столь решительное обновление означало разрыв преемственности в деятельности высшей партийной структуры. В нём оказалось немало людей активных, но недостаточно опытных, не прошедших достаточной политической и жизненной школы, случайных, а то и прямо враждебных идеям социализма, подобных «драматургу, работающему по договорам» (так он обозначен в списке членов ЦК) А.И. Гельману, который через полтора месяца объявил о выходе из КПСС.
Партийная драма быстро перерастала в трагедию.
Своеобразным терновым политическим венцом для КПСС можно признать состав политбюро, избранного на организационном пленуме. Он свидетельствует, что коренизация достигла своего высшего политического выражения. Из 29 членов политбюро 27 вошли в высший орган партии впервые. Только Горбачёв и Ивашко состояли в нём ранее. 21 член политбюро представлял национальные республики, доля русских оказалась меньше трети. Неудивительно, что сконструированный столь искусственным образом высший властный орган оказался недееспособен и в критический момент крушения супердержавы даже не собрался, чтобы обсудить происходящее. В роли высшего органа выступил в августовские дни секретариат ЦК, не потрудившийся созвать пленум ЦК и сумевший лишь к исходу третьего дня общенационального кризиса выработать заявление о происходящем. В нём повторялись тезисы про «всестороннее обновление советского общества», «приверженность курсу на демократическое обновление». Не называя ГКЧП, авторы заявили, что секретариат считает «недопустимым использование временных чрезвычайных полномочий для установления авторитарного режима, создания антиконституционных органов власти». Завершался документ призывом «не допускать сбоев трудового ритма, уделять особое внимание уборке урожая и подготовке к зиме». Но зима, как помним, пришла уже в другую страну.
Важным вопросом, больше других волнующим исследователей и широкую общественность, является роль и значение деятельности М.С. Горбачёва и ближнего круга его сподвижников в организации тектонических процессов, разрушивших СССР. Все исследователи упираются здесь в вечный вопрос о роли личности в истории. Огромное количество людей, в том числе многие историки, политологи и т.п., искренне считают, что несколько человек, обладавших высшей властью, сознательно разрушили державу.
На наш взгляд, в годы первоначального всевластия, а затем вынужденного дрейфа по воле политических волн импровизационная деятельность М.С. Горбачёва и его команды сыграла в процессе распада СССР роль навесного порохового ускорителя, предназначенного для быстрого разгона реактивных систем. Придав основному объекту нужное стартовое ускорение, этот навесной агрегат отбрасывается в сторону. Так, собственно, и произошло в нашем случае. Ускорителем стала объявленная в стране «перестройка». Примечательно, что до появления этого «ускорителя» (термин «перестройка» впервые прозвучал во время визита генерального секретаря в Тольятти в апреле 1986 года) ключевым политико-идеологическим термином служило «ускорение», необходимость которого генеральный секретарь провозгласил за год до этого на пленуме ЦК КПСС 23 апреля 1985 года.
Импровизации, подчас разбавленные откровенно авантюрными шагами, вроде продырявившей бюджет антиалкогольной кампании, характерны для всего периода правления Горбачёва начиная с момента его прихода на высший пост в государстве.
История этого «воцарения» — типичный пример классических драм политического закулисья — стала постепенно проясняться лишь спустя многие годы. Причём в немалой степени благодаря самому Горбачёву. В ноябре 2012 года, представляя свою книгу «Наедине с собой», он рассказал о беседе с А.А. Громыко 10 марта 1985 года. Она состоялась через несколько часов после смерти К.У. Черненко, за полчаса до срочно созванного поздним вечером в неполного, но имевшего необходимый кворум политбюро.
Можно сказать, что заседали, когда ещё не остыло (в прямом смысле) тело предыдущего генерального секретаря, поскольку патологоанатомы считают, что при комнатной температуре (18 градусов по Цельсию) труп остывает на один градус в час и только к концу первых суток достигает температуры окружающей среды. Такой спешки не было никогда. Но скорость диктовалась целью, а также удачно сложившимися обстоятельствами. Три самых авторитетных, причём весьма критически относившихся к М.С. Горбачёву, члена политбюро отсутствовали в Москве. Д.А. Кунаев находился в Алма-Ате, Г.В. Романов проводил отпуск в Паланге, а В.В. Щербицкий был с визитом в США. В случае их участия в обсуждении вопроса о преемнике шансы М.С. Горбачёва оказались бы невысокими.
Пятиминутный, по признанию Горбачёва, разговор с А.А. Громыко был, по сути, политической сделкой: в обмен на поддержку своей кандидатуры престарелому патриарху советской внешней политики был обещан пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР — аналог президентских постов в западных странах. А.А. Громыко, известный во всем мире как «Мистер «нет», на этот раз сказал «да», о чём, по свидетельству ближайших родственников, в конце жизни горько сожалел.
А о том, как готовилась судьбоносная «пятиминутка», ещё раньше поведал в 2000 году А.Н. Яковлев.
В 1983 году, после 10-летней «посольской» ссылки в Канаду, он был назначен директором Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) АН СССР и, по его словам, скоро превратил его в базовую научную структуру, работавшую на М.С. Горбачёва. Незадолго до смерти К.У. Черненко ему позвонил директор академического института востоковедения Е.М. Примаков и сообщил, что сын министра иностранных дел А.А. Громыко Анатолий хотел бы встретиться с ним. «Да ради бога!» — ответствовал Яковлев. В ходе встречи Громыко-младший поведал, что отец с уважением относится к М.С. Горбачёву и хотел бы, чтоб тот об этом знал.
Опытный аппаратчик А.Н. Яковлев тут же поехал к Горбачёву и обо всём рассказал. Горбачёв поручил академику выяснить, «что за этим стоит конкретно». Яковлев выяснил это довольно быстро. «Андрей Андреевич, — сообщил сын, — хотел бы сыграть инициативную роль в судьбе Михаила Сергеевича. А что касается отца, он мог бы хорошо воспринять назначение в Верховный Совет». Это предложение было сразу принято Горбачёвым. Громыко-старший блестяще сыграл свою роль на двух заседаниях политбюро (вечером 10 и днем 11 марта 1985 г.) и на пленуме ЦК, где М.С. Горбачёв был избран единогласно.
Однако он хорошо понимал, что негативное отношение к нему, которое было у некоторых членов политбюро, не обещает ничего хорошего. Поэтому в короткий срок была произведена энергичная «зачистка» высшего иерархического синклита партии. Первым был отправлен в отставку главный соперник вновь избранного генсека, неизмеримо более опытный 62-летний Г.В. Романов (1 июля 1985 г.), за ним последовали другие.
А активные участники мартовских событий быстро вошли в высший правящий круг. А.Н. Яковлев уже через несколько месяцев был назначен заведующим отделом пропаганды, через год стал секретарём ЦК, а затем и членом политбюро. Отличавшийся вдумчивой самостоятельностью и поэтому не всегда удобный Е.М. Примаков в 1989 году ненадолго стал кандидатом в члены политбюро.
В конце концов благодаря «перестройке» страна пришла к трагическому противоречию. Результатом интернациональной по своей сути и в целом позитивной для населения советских республик политики коренизации супердержава была подведена к грани, за которой началась лавинообразная суверенизация, охватившая всех без исключения полноправных членов Союза.
Попытка остановить процесс через создание конфедерации в таких условиях была, безусловно, обречена на провал при любом развитии событий. Выступление ГКЧП избавило страну от длительных смертельных судорог в случае оформления конфедеративных отношений. Летальный исход был болезненным, но быстрым.
Распад СССР был по большому счёту не прихотью капризных и своевольных правителей, а результатом глубинных и весьма слабо изученных на сегодняшний день процессов, которые за десятилетия накопили потенциал, вызвавший цепную реакцию распада. Политическая составляющая ускорила этот процесс, который при другом раскладе политических сил (например, в случае прихода к власти Г.В. Романова) мог быть на какое-то время отложен. Но графитовые стержни, поглощавшие избыток национальных амбиций, были недальновидно удалены из союзного реактора в ходе непродуманной «перестройки».
P.S. В недавнем (17.08.2021 г.) интервью «Российской газете» экс-президент Киргизии Аскар Акаев особо отметил, «что уже в недрах Советского Союза в союзных республиках были созданы все государственные структуры, включая даже МИДы, подготовлены высококвалифицированные национальные управленческие кадры… в 1991 году демократическая Россия не стала удерживать никого силой, отпустила всех в свободное плавание. А ведь могло быть иначе… В 1990-е гг. Россия сама испытывала экономические трудности, помогала становлению новых государств через торговые и прочие преференции в рамках СНГ. Так что политическим лидерам нельзя забывать о благородстве русского народа и быть благодарными».
О наивном российском благородстве и всемирной отзывчивости в бывших союзных республиках не забывают и активно эту особенность нашего национального характера используют. Списываются долги, действуют старые преференции и появляются новые. Весьма требуемым стал российский оборонный зонтик, вещь весьма дорогая и обременительная для российского бюджета.
Всё это не помешало исторгнуть из народившихся новообразований миллионы русскоязычных граждан и не мешает сегодня поднимать волны русофобии, менять устоявшуюся кириллицу на неведомую в Азии латиницу и т.п.
83665
Ещё материалы: Александр Дегтярёв
