Мартовская неопределённость
Увидим ли мы в первый весенний месяц начало реальных действий по переводу экономики с нефтегазовых на технологические рельсы?
По заявлению министра экономического развития Максима Орешкина, сделанному в середине февраля, хозяйственные итоги 2016 года оказались лучше, чем ожидалось: падение ВВП составило «всего» 0,2 процента. Конечно, эта цифра намного предпочтительнее, чем та, которая прогнозировалась в начале минувшего года, но всё-таки это фиксация пока что падения нашей экономики. Ожидают, что 2017-й станет годом начала экономического роста. Однако каким он будет?
Сегодня Минэкономразвития РФ прогнозирует рост на уровне двух процентов, в то время как другие эксперты и аналитики придерживаются более скромных оценок — около 1,5 процента. Так или иначе, но чисто арифметически получается, что даже рост на уровне двух процентов в год всего лишь восстановит потери, которая наша экономика понесла за два года кризиса. А ведь именно такой — 2-процентный — рост экономики наши либералы и «реформаторы» в своё время обозвали «застойным».
Со своей стороны академик Российской академии наук Виктор Ивантер напоминает, что если всё пойдёт по такому сценарию, то наш ВВП в 2019 году лишь на 1,2 процента превысит уровень 2014-го, а общий уровень жизни россиян так вообще будет оставаться более низким, чем до кризиса. Получается, практически потеряна целая очередная «пятилетка». Не слишком ли дорогое удовольствие при нашем-то сегодняшнем положении?
Поэтому вопрос о более высоких темпах роста сегодня приобретает вовсе не теоретический, а самый что ни на есть практический характер. В США, к примеру, в последние годы они составляют 1,5-2,5 процента в год, но американское общество таким результатом отнюдь не удовлетворено, что, кстати, стало одним из основных факторов, повлиявших на исход последних президентских выборов в этой стране. Что же до «локомотива» мировой экономики, то таковым, вопреки всем предсказаниям скептиков, продолжает оставаться Китай, и его рост в 6,5-7 процентов в год — по-прежнему фантастическая мечта для подавляющего большинства других государств.
Рекорд, который не радует
Пока же в последний месяц зимы стали известны цифры поставок нашего газа в Европу. В минувшем году они составили свыше 179 миллиардов кубометров, что на целых 20 миллиардов больше, чем годом ранее. Доля нашей страны на европейском рынке газа составляет примерно 34 процента, а аналогичная доля на рынке нефти — даже чуть выше. Но что-то, откровенно говоря, подобные «рекорды» не радуют. Они, во-первых, по-прежнему фиксируют роль России в глазах мирового сообщества исключительно как поставщика энергоресурсов — несмотря на все заявления об отходе нашей экономики от пресловутой углеводородной «иглы». Во-вторых, провоцируют нашу исполнительную власть на ожидание очередного повышения нефтяных цен вместо тяжёлой работы по обеспечению технологического прорыва, без которого нашей экономике из застоя не выйти.
Вот лишь один пример. Притом что сельское хозяйство, по многим оценкам, стало в последние годы флагманом нашей экономики, Россия ежегодно продолжает тратить более 1,8 миллиарда долларов только на приобретение зарубежных агротехнологий. Так, по данным, приводимым директором Международного независимого института аграрной политики Еленой Скрынник, по некоторым сельскохозяйственным культурам (в том числе таким стратегически важнейшим, как сахарная свёкла и «второй хлеб» — картофель) зависимость от импортных семян продолжает оставаться на уровне 80 процентов. Оторваться от такой недопустимой зависимости без создания мощной общенациональной системы поддержки аграрной науки и опытной научно-технологической базы невозможно.
Венгерские мотивы
И ещё о нефтегазовой зависимости. В связи с состоявшимся в первых числах минувшего месяца официальным визитом президента Владимира Путина в Венгрию были озвучены весьма показательные данные о взаимном экономическом сотрудничестве двух стран. Так, около 83 процентов российского экспорта в Венгрию приходится на первичные энергоносители, то есть — на газ и сырую нефть. Прямо скажем, такая цифра не очень красит державу, претендующую на статус великой, хотя, к сожалению, подобное состояние у нашей торговли далеко не с одной только Венгрией.
Или взять ситуацию с инвестициями в экономику друг друга. Не странно ли, что объём накопленных венгерских капиталовложений в российскую экономику составляет около двух миллиардов долларов, а объём российских инвестиций в венгерскую — лишь полтора миллиарда? Конечно, можно сказать, что Венгрия — полноправный член Евросоюза и потому обладает определёнными дополнительными финансовыми возможностями, но всё равно ведь потенциалы собственно экономик двух стран несопоставимы. Кроме того, не забудем о постоянном оттоке капиталов из России, который, хотя и значительно уменьшился за минувший год, всё равно остаётся весьма внушительным.
Так не пора ли российскому государству предпринять какие-то не только чисто финансово-контрольные, но и организующие меры, чтобы побудить наших толстосумов не прятать свои «заработанные непосильным трудом» миллиарды по иностранным банкам, а вкладывать в виде инвестиций в отечественную экономику? Или, используя ставший модным в последнее время термин, «канализировать» их? Скажем (в случае с Венгрией), в предприятия всемирно известной фармацевтической компании «Гедеон Рихтер».
В России эта компания уже построила один завод в Подмосковье, но этого недопустимо мало — при сегодняшней-то слабости наших собственных фармацевтической и медицинской промышленности. Так, может быть, стоило бы действительно подумать об инвестировании российских капиталов в уже существующие (а также вновь создаваемые) мощности на территории самой Венгрии в обмен на льготные условия поставок в Россию лекарств и предметов медицинского ухода? Да и вообще применить такую схему в отношении предприятий не только медицинской, но и других высокотехнологичных отраслей промышленности? Ну и, наконец, попробовать использовать подобный подход в отношении и других развитых стран — это куда перспективнее, чем продолжать сидеть на пресловутом нефтегазовом экспорте.
Рубль на перепутье
В феврале курс доллара (как, впрочем, и евро) опускался до отметок, зафиксированных полтора года назад — летом 2015-го. В частности, «зелёный» снижался даже ниже 57 рублей. В начавшемся марте на курс нашей валюты способны оказать действие сразу несколько факторов. С одной стороны, может сказаться эффект широкомасштабных интервенций, которые Центробанк проводил большую часть прошедшего февраля и вплоть до 6 марта будет продолжать на валютной бирже, ежедневно осуществляя покупки примерно 106 миллионов долларов. Кроме того, начинается очередной сезон выплат российскими компаниями по зарубежным долгам, что повысит спрос на «зелёные».
С другой стороны, если произойдёт какое-либо ухудшение ситуации в районе Персидского залива вроде ужесточения политики новой американской администрации против Ирана с усилением угрозы прямого конфликта между странами, это с большой вероятностью скажется на нефтяных ценах, и рубль может получить новый импульс к укреплению.
2697
