Послам грозили катастрофой
95 лет назад тихая, провинциальная Вологда внезапно и неожиданно для смиренных горожан на четыре месяца превратилась в город-прибежище иностранных посольств
Вологда стала, по выражению поздних историков, неофициальной «дипломатической столицей России».
Подальше от немцев
Откуда взялись в не близком к Петрограду и Москве северном городе послы, поверенные в делах, советники, секретари, атташе и консулы? В недавние доперестроечные годы по страницам исследований и учебников, посвященных первым годам Советской власти, блуждала версия, что дипломаты перебрались подальше от большевистского правительства, демонстрируя несогласие с «сепаратным Брестским миром». Но, видимо, дело было все же не совсем так, судя по документам, обнаруженным вологодским историком Александром Быковым, который работал в личном архиве посла США Дэвида Френсиса, занимался розысками в хранилищах европейских держав, создал «Музей дипломатического корпуса» в Вологде, выпустил не одно исследование…
Его сведения и противоречат хронической трактовке событий.
Разумеется, дипломаты стран, воюющих с Германией, Брестскому миру порадоваться не могли и выступали против него по мере сил. Однако в Вологде они появились еще до подписания этого «похабного», как говорил сам Ленин, соглашения. Зимой 1918 года, после провала переговоров Троцкого с немцами о перемирии, германские войска ринулись к Петрограду. Тогда-то Френсис, как дуайен дипломатического корпуса, высказался в том смысле, что «большевики оставят страну на милость Германии», и задумался о переезде из Северной столицы. Кроме аллергии, которую у дипломатов вызывала новая власть, их донимали и соображения собственной безопасности. Некоторые представители британской миссии во главе с послом успели выехать в Альбион через Финляндию. Другим это не удалось. В получившей от Ленина независимость стране Суоми полыхали междоусобицы. Бельгийцы, скажем, несмотря на обещания и содействия будущего президента Маннергейма, на территорию, контролируемую финскими белогвардейцами, так и не попали и, помыкавшись несколько дней в Таммерфорсе (ныне Тампере), опять же оказались в Вологде. Окошко в Европу на время захлопнулось, и домой им пришлось добираться через Владивосток.
Первый посольский поезд отправился в Вологду 24 февраля. Сам Френсис оставался на брегах Невы еще два дня и прибыл в город, о котором знал только, что в нем перекрещиваются железнодорожные магистрали, в последний день второго месяца 1918 года, шутя заявив после прибытия в интервью «Вологодскому листку», что время пребывания зависит «от любезности немцев». Несколькими днями спустя он уже заявил корреспонденту той же газеты: «Следуя моим личным желаниям, я хотел бы оставаться в Вологде столько, насколько это соответствует интересам поста, который я занимаю, и насколько, настолько это безопасно для меня, — я, конечно, не имею в виду боязни вреда или угрозы со стороны русского народа, а лишь со стороны нашего общего врага» (сохранена орфография публикации - Авт.).
За американцами последовала, так сказать, вся Антанта: представители Франции, Италии, Сербии, уже упоминавшейся Бельгии, посол которой именовал себя в беседах с вологжанами «другом Плеханова». Подальше от Петрограда устремились дипломаты Сиама, Японии, Китая и представлявший свою страну в единственном лице бразилец. Правда, японский и китайский послы в Вологде задержались лишь на сутки, отбыв затем по не перерезанному еще фронтами Транссибу на восток.
Брестский мир, по которому Германия получила даже то, о чем и не мечтала, был заключен 3 марта. Ленинское же правительство вместе с ЦК РКП/б/ переехало из «колыбели революции» неделей позднее. 15 марта Брестский мир со скрежетом, но все же был ратифицирован, и лишь тогда можно было заговорить о нахождении посольств и миссий вдали от Москвы как о коллективном протесте, поскольку никто перебираться к стенам Кремля не поспешил.
Самый вольный город
С точки зрения многих вологжан и, пожалуй, всех заполнявших Вологду беженцев, появление миссий явилось несказанным благом. Особого ажиотажа в прессе, впрочем, не было. Изложение одной из бесед с Френсисом «Вологодский листок» поместил куда на более скромном месте, чем рекламу городского кинотеатра о «роскошной, боевой картине» «Дочь гонимого народа Лея Лифшиц». В любом случае с марта и до 26 июля восемнадцатого года, когда последние дипломаты отбыли в Архангельск, Вологда была едва ли не самым вольным городом революционной страны.
Кто только ни уповал на дипломатов?! Защиты у них искали великие князья, высланные в город из Петрограда. Знаменитому историку Николаю Романову, видному нумизмату Георгию Романову, известному коннозаводчику Дмитрию Романову здесь жилось спокойно. Их расстреляли уже позднее: историка в Петрограде, остальных — в Алапаевске… На дипломатические миссии с надеждой поглядывали, и не зря, бывшие офицеры царской армии, а их скопилось в городе более двух тысяч, и притом многие были с семьями. Всех тянуло к Белому морю, куда еще частенько приходили иностранные корабли, тянуло в Мурманск — к не запертым еще наглухо северным воротам рухнувшей империи.
Однако, кроме, так сказать, «осколков прошлого», в Вологде существовала революционная власть, которая быстро нашла поводы невзлюбить неприкосновенных дипломатов. Все-таки, как ни относись к знаменитому решению Ленина, выведшего Россию из войны наперекор союзникам, но вели себя здесь иноземные гости не всегда дипломатически. Большевикам не нравились сербы, хотя молва о том, что эта миссия частенько выдавала паспорта русским офицерам, готовым повоевать в Европе, документально не подтверждена. Сейчас, правда, нет сомнений, что именно по сербскому паспорту и в мундире сербского военного с эшелоном сербских же солдат проехал из Москвы через Вологду Керенский. А вот в чем сомневаться не приходится, так это в том, что транзиту добровольцев в Белую армию постоянно помогало вице-консульство Великобритании, о чем свидетельствуют документы, сохранившиеся в архиве управления ФСБ по Вологодской области.
Вполне вероятно, что здесь бывал и явно не терял времени даром пресловутый агент «Интелидженс Сервис» Сидней Рейли. По версии Александра Быкова, этот выходец из Одессы действовал под псевдонимом сотрудника британского вице-консульства Гиллесби. Много позднее за уцелевших очевидцев былых событий взялись советские спецслужбы, и в протоколах допроса домовладельца, у которого — квартировал Гиллесби, оказалось упоминание, что его постоялец весьма любил переодевания, нередко облачаясь в одежды вологодского простолюдина, играл с детьми в городки, что не вполне соотносится с привычками коренного англичанина, а однажды увиден был на реке в компании неизвестных, один из которых походил на Бориса Савинкова.
Бывал ли в самом деле разрекламированный шпион в посольской Вологде? Стопроцентных подтверждений нет, но… Савинков уж точно применил свой убийственный талант к мятежам в Ярославле и Рыбинске. От них до Вологды рукой подать. А Борис Викторович новичком для вологжан явиться не мог, поскольку на заре своей революционной и террористической деятельности побывал здесь в качестве ссыльного и даже сделал первые шаги в литературе, именно в Вологде сочинив свой дебютный рассказ. Связи и знакомства у него, видимо, в Вологде оставались.
Имелись в городе и свои заговорщики, без контактов с дипломатами наверняка не обходившиеся. Последние по счету следы серьезности намерений вологодского подполья отыскались в начале девяностых годов прошлого века. Тогда в одном из старинных особнячков неподалеку от центра Вологды случайно нашли схрон с сотней без малого бомб, как именовали в начале XX столетия круглые метательные снаряды — те самые, которыми в поэме Маяковского матросы играли «как в мячики»…
Имя Рейли обычно упоминают в связи с так называемым «Заговором послов», как пышно именуется неудавшаяся попытка устранить Ленина и Троцкого руками латышских стрелков… Но главный организатор этого несвершившегося теракта послом не был. Роберта Брюса Локкарта, о котором идет речь, и дипломатом-то назвать можно с натяжкой. Он, будучи кадровым разведчиком, обладал довольно абстрактным статусом неофициального представителя. В Вологде постоянно не жил, но наезжал. Все дипломаты пребывали в жесткой оппозиции Советскому правительству, но Локкарт все же предпринимал некоторые попытки наведения мостов между Великобританией и Кремлем. Ничего из этого не вышло, потому, наверное, и решено было попытаться использовать латышей. Чекисты попытку пресекли, Локкарт скрылся, но в какой степени оповещал он американца Френсиса и француза Нуланса, остается только догадываться. Впрочем, до вооруженного выступления дело в Вологде не дошло.
Несгораемая переписка
Эту двадцатистраничную брошюрку под скучным названием «Официальная переписка Дипломатического корпуса в Вологде с Народным Комиссариатом по Иностранным Делам по вопросу о переезде первого из Вологды в Москву» не так давно отыскал вологодский коллекционер Геннадий Белинский. Пять таких книжиц схоронились под кровлей дома, в котором во времена не столь отдаленные располагалась вологодская «чека». Первая страница открывается не как-нибудь, а обращением к «Русскому народу». Искушенные в дипломатии авторы заявляют, что вынуждены прибегнуть к такому методу информирования о конфликте «ввиду того, что газетам в Вологде и повсеместно в России было запрещено помещать какие-либо интервью с Союзными Послами. без предварительного просмотра таковых цензурой».
Аргументы в пользу уклонения от переезда в Москву сводились к вопросу, будет ли там безопасно. Какую-то роль играли и бытовые причины, уезжали-то послы из Петрограда, когда Москва еще не вернула себе статус столицы. Теперь же вместо возвращения в обжитые особняки «Града Петрова» им пришлось бы заново обустраиваться в непривычных условиях. Но комфорт на исторических поворотах — дело десятое. Видимо, удобное расположение Вологды между Архангельском и Москвой побуждало упрямо оставаться в тихой провинции. Могло, правда, показаться, что дипломаты надеются на будущую интервенцию. Они и впрямь не могли не знать о грядущей высадке американцев и англичан в Архангельске. Как было им не оставаться в неведении, если Френсис был ее инициатором. 2 мая он отослал в свое правительство шифрованную телеграмму о необходимости военного вмешательства.
Но, судя по данным ЧК, сама по себе интервенция, может быть, и радовала, но последствия ее смущали. В скорое прибытие союзников к Вологде дипломаты не очень-то верили. Чекистские записи тайных совещаний гласят, что дипломатов очень тревожила перспектива оказаться в роли заложников. Некоторые вообще опасались, что союзники захватят Вологду лишь через месяц… И оказались-таки правы в сомнениях, поскольку интервенты сюда вообще не добрались. Не зря же Ленин телеграфно подстегивал наркома Кедрова во что бы то ни стало удержать Котлас, после падения которого дорога на Вологду была бы открыта.
В общем и в целом, послам в Москву не хотелось, потому и пошли писать Чрезвычайные и Полномочные! Посол США Френсис наркому иностранных дел Чичерину: «Почему вы считаете наше дальнейшее пребывание в Вологде небезопасным или неуместным? Мы не боимся русского народа. и мы имеем полное доверие к населению Вологды. Единственное беспокойство, испытываемое нами, относится к силам центральных империй, с которыми мы находимся в состоянии войны, но, по нашему мнению, занятие ими Москвы представляется значительно более вероятным, чем занятие Вологды.»
Чичерина аргументация Френсиса не впечатлила, а слова о гипотетическом появлении немецких войск в Москве и подавно у наркома ничего, кроме раздражения, вызвать не могли. Поэтому послы тут же получили телеграмму с утверждением, что только Москву правительство считает «городом, в котором. безопасность могла бы быть обеспечена». Двумя днями позднее в Вологде объявился управляющий отделом Центральной Европы Наркоминдела Карл Радек, миссию которого послам было предложено из Москвы воспринимать с «теми же чувствами взаимной дружбы и благожелательства, с каковым таковые предложены».
От ультиматумов к нотам
Положительного ответа на телеграмму Чичерина не последовало, но столица без послов обходиться никак не желала. Наркоминдел телеграфно заявил, что «ваше дальнейшее пребывание в Вологде невозможно». Еще через пару дней Чичерин слегка смягчил тон и назвал свою первую телеграмму всего лишь «приглашением». После этого дипломатам пришлось смириться с тем, что на вологодском телеграфе отказались принимать от них шифрограммы.
Но неуступчивость все же произвела впечатление. Радеку пришлось на время отказаться от языка ультиматумов и обратиться к классическому дипломатическому жанру ноты: «Когда я писал о невозможности пребывания послов в Вологде, я имел в виду не зависимую от нашей воли фактическую невозможность вследствие положения дел в этой местности… Каждый день лишнего пребывания послов в Вологде чреват возможностью катастрофы. Если почему-либо Москва не нравится Послам, мы можем предложить им под Москвой красивые, удобные дачи.».
Послы не стали спешить, и Радек отбыл обратно, направив Фрэнсису очередную ноту: «Учрежденная в Вологде Чрезвычайная комиссия для борьбы с контрреволюцией будет руководить охраной Вашей безопасности. Нам очень неприятно, что идиллическому Вашему пребыванию в Вологде должен уступить место более регламентированный быт, но и в странах Ваших война такую регламентацию сделала необходимой, мы же в России находимся в неустанной войне на всех фронтах».
В это самое время англичане высадили десант в Мурманске, и дипломаты в ответ заявили, что «это не предпринимается с целью борьбы с русским народом, а единственно для сопротивления захватам наших общих врагов». Подписи поставили восемь посланников, включая поверенного в делах Бразилии де-Вианна-Кельче и поверенного в делах Японии Марумо Одновременно редакция «Вологодского листка» получила извещение за подписями председателя Чрезвычайного революционного штаба Ветошкина, члена того же штаба Саммера и секретаря Конде, в котором запрещалось публиковать «заявления или воззвания», исходящие «от проживающих в Вологде Иностранных Посольств». Не допускались также публикации интервью, переписки и т.д.
«Вологодский листок» посольские стенания печатать не рискнул, но газету все равно закрыли, как, впрочем, и все остальные небольшевистские издания. Правда, произошло это немного позднее, когда дипломаты уже погрузились в Архангельске на пароходы и покачивались на волнах, спеша на разные свои родины. В Москву никто из них так и не прибыл. Недолгую вылазку в столицу посланника Сербии, которого интересовало «положение сербских войск в России», можно, очевидно, в расчет не принимать.
Олег ДЗЮБА