«Важно поддержать ту позицию, что жертва педофилии должна быть защищена»

Постановление Пленума Верховного суда РФ №25 от шестого ноября 2012 года предлагает передать районным судам часть уголовных дел, которые ранее были подсудны только областным, краевым и республиканским судам, где возможно рассмотрение дел с участием коллегии присяжных заседателей. Речь идёт о составах тяжких и особо тяжких преступлений, по которым в качестве меры наказания не предусмотрена смертная казнь или пожизненное заключение.

На вопрос о том, не умалит ли такая мера право граждан на судебную защиту, отвечает заместитель председателя Комитета Совета Федерации по конституционному законодательству, правовым и судебным вопросам, развитию гражданского общества Александр Савенков:

– Изменения подсудности уголовных дел, рассматриваемых с участием присяжных заседателей, ни в коей мере не ограничивают доступ к правосудию и не затрагивают само право гражданина на законный суд, поскольку рассмотрение дела судом присяжных — это не панацея в судебной защите прав гражданами Российской Федерации. В районных судах имеются формы рассмотрения дел судьёй единолично и составом суда из трех профессиональных судей. По тем категориям дел, которые передаются в районный суд из областного суда, подсудимый вправе требовать, чтобы его дело рассматривалось тремя профессиональными судьями, что вовсе не снижает порог судебной защиты гражданином своих прав.

Категории уголовных дел, которые предлагается перевести с одного уровня на другой — это похищение человека, террористическая деятельность и содействие ей, захват заложников, угон транспорта, пиратство, бандитизм, организация и участие в преступных формированиях и массовых беспорядках. Сюда же попадают и половые преступления в отношении несовершеннолетних. Здесь важно то, что в районные суды планируется передать только те составы преступлений, которые совершены без отягчающих обстоятельств и не сопряжены с убийствами. То есть, районный суд будет рассматривать эти жестокие, опасные, очень тяжкие преступления лишь в тех случаях, когда в этих преступлениях нет трупов и нет столь тяжких последствий, чтобы для них предусматривалась высшая мера наказания — смертная казнь или пожизненное заключение. Мне представляется, что если такие дела будут рассматриваться в районном суде, то трое профессиональных судей смогут дать верную правовую оценку и сделать вывод о виновности или невиновности подсудимых на основании исследования фактических обстоятельств и оценки собранных доказательств.

Концептуальные положения судебной реформы в Российской Федерации изначально исходили из того, что есть необходимость усиления роли районного суда как основного звена судов общей юрисдикции. В силу того, что районный суд непосредственно приближен к населению, этот уровень судов способен и обязан обеспечить максимальный доступ к правосудию путем оперативного рассмотрения дел о преступлениях всех категорий, преимущественно в особых процедурах. Поэтому концепция рассмотрения подобных дел районными судами, на мой взгляд, вполне отвечает государственной политике в области развития судебной системы.

Кроме того, следует понимать, что данный закон инициирован Верховным судом в связи с тем, что созданы апелляционные инстанции в судах второй инстанции, которые обязаны рассматривать и проверять законность и обоснованность судебных решений, вынесенных районными судами. В силу этого обстоятельства у меня нет никаких сомнений, что данная мера укрепит правосудие. Отнеся указанные составы преступлений к подсудности судов первой инстанции, мы ни в коей мере не отступаем от демократических основ развития судебной системы в России.

– Это уже не первое сокращение юрисдикции судов присяжных: в 2008 году из неё исключили дела о терроризме и преступлениях против государства. Как вы считаете, насколько это было оправданной мерой?

– Если исходить из практического опыта, то для меня совершенно очевидно, что при рассмотрении судами уголовных дел, связанных с участием в незаконных вооруженных формированиях, возникает ряд сложностей, особенно на юге России. Во-первых, очень тяжело сформировать коллегию присяжных. Во-вторых, самим присяжным невероятно тяжело делать вывод о виновности или невиновности подсудимых из-за некоей круговой поруки, сложившейся внутри населения. Речь идёт об особых связях внутри социальных и этнических групп. В результате происходят события, которые язык не поворачивается назвать курьезными: при очевидности совершения преступлений присяжные оправдывают подсудимых только из-за того, что связаны с ними различными отношениями. Поэтому когда встаёт вопрос о необходимости рассмотреть дело квалифицированно, профессионально, дать ему серьёзную оценку, то на мой взгляд, в интересах правосудия – передать эти дела на рассмотрение профессиональному судейскому сообществу. С точки зрения постановки законного и справедливого приговора это большой шаг вперед.

– 19 ноября в Государственную Думу поступил законопроект, который предусматривает рассмотрение дел о нарушении половой неприкосновенности несовершеннолетних без участия присяжных заседателей. Как вы относитесь к такой идее?

– В первую очередь, этот закон направлен на защиту прав потерпевших. Вот это очень важно понять. Потерпевшие от педофилов находятся в крайне сложном положении. Они дети, они только начинают жить — и их жизнь уже исковеркана. Это недоверие к взрослым, чувство несправедливости мира и отсутствия безопасности. И естественно, сам процесс предварительного следствия, особенно судебного разбирательства, проходит для них в очень непростых условиях.

В процессе рассмотрения таких уголовных дел в суде предполагается вторжение в личную жизнь гражданина, а мы с вами должны понимать, что в общении с малолетними потерпевшими существуют определённые сложности. И если на предварительном следствии есть особая процедура получения показаний от малолетних потерпевших или свидетелей, то как этого добиться в условиях суда присяжных? Мало того что ребёнок должен явиться в суд, где и так собралась масса участников процесса – судья, прокурор, адвокат, секретарь, – а тут ещё и целая коллегия присяжных заседателей вместе с запасными присяжными. Где мы найдём полноценную коллегию, которая разбирается в детской психологии? Ведь задача присяжных — не просто сказать, виновен или невиновен человек; они должны разобраться в существе дела. Все ли они к этому готовы и способны уважительным правильным тоном задать вопрос ребёнку? Мы что, должны формировать коллегию присяжных только из педагогических работников? Но таких оснований закон не предусматривает.

– А что насчёт прав обвиняемых на рассмотрение дела с участием жюри присяжных?

– Если мы ставим вопрос так, что у педофилов отнимают суд присяжных, то более мерзкой постановки вопроса я для себя не представляю. Вдумайтесь в кощунство фразы: «у педофилов отняли суд присяжных». Бред какой-то! У людоеда отняли пищу! Какой-то каннибальский юмор совершенно.

Давайте будем исходить из того, что не сам по себе этот законопроект отменяет суд присяжных для педофилов. Это, опять-таки, общая концепция законопроектной деятельности по противодействию педофилии – уродливому явлению, для которого в России в принципе никогда не было ни социальной, ни какой иной почвы. Мы должны понимать, что преследуя педофилов, общество защищает правоотношения, которые гарантируют здоровое безопасное детство. Вот это и есть самое главное в этом законопроекте.

– Александр Николаевич, но ведь у нас действует презумпция невиновности, и мы судим всё-таки не педофилов, а граждан, которых обвиняют в педофилии…

– Мы с вами говорим о презумпции невиновности для человека, обвиняемого в совершении преступления. И он действительно не может быть признан виновным до тех пор, пока приговор суда не вступит в законную силу. А я вам рассказываю о том, на что направлен законопроект и какие правоотношения он защищает. Он защищает те общественные отношения, которые на уровне Конституции должны гарантироваться от имени государства для наших детей. Мы судим граждан, обвиняемых в сексуальном насилии над детьми. А конструкция уголовного закона такова, что общество отстаивает изоляцию от него людей, нарушающих те правоотношения, которые нельзя урегулировать другим способом. Поэтому сами по себе вот эти статьи — 131-я, 132-я (половые преступления — прим. редакции) — они как раз и нацелены на то, чтобы защитить ребёнка.

В конечном счёте, задача суда — установить истину по уголовному делу. И мне представляется, что для установления истины по делу вполне достаточно тех участников уголовного процесса, которые не выходят за рамки профессионального судебного сообщества. То есть это, опять же, либо рассмотрение уголовного дела судьёй единолично, либо коллегией из трёх профессиональных судей. Во-первых, здесь задействованы опытные люди, с профессиональным взглядом на ситуацию. Во-вторых, в таком формате легче привлекать к работе детских психологов, педиатров.

– А как вы относитесь к другим новациям, предлагаемым данным законопроектом?

– Хочу заметить, что в этом же законе предусматривается особый порядок применения мер административного надзора в отношении педофилов. Он может назначаться либо пожизненно, либо на срок до 25 лет, в зависимости от тяжести преступления. Мне кажется, это вполне соответствует международным правовым нормам, которые регулируют данную область правоотношений. Ведь мы всегда с пониманием относимся, когда слышим в фильмах либо информационных программах о том, что в других государствах ограничивают возможность встречи преступника и его жертвы. Да и не только преступника. Допустим, после развода супругов, суд вправе запретить одному из родителей приближаться к дому, где проживает прежняя семья, или к школе, где учится его ребёнок, в случае если будет установлено, что в этой семье были какие-то попытки насилия по отношению к жене или к детям. Даже если просто увидел на улице свою бывшую жену или ребёнка, по решению суда человек обязан перейти дорогу, иначе это будет поводом для его задержания полицией и применения к нему более строгих мер.

Не бесспорен, но совершенно точно полезен для общества ещё один тезис, который есть в законопроекте — о том, что средства массовой информации не должны распространять сведения о личности жертв педофилов и свидетелей по таким уголовным делам. Что касается жертв, то я обеими руками «за», поскольку считаю недопустимым вмешательство в личную жизнь потерпевших по делам о педофилии. Здесь, как мне кажется, присутствует конкуренция правовых норм. Норма о том, что каждый человек вправе иметь свободный доступ к информации, нуждается в меньшей защите со стороны государства, чем обеспечение права гражданина на личную жизнь. Тем более недопустимо смаковать подробности о том, как было совершено преступление, каким именно способом надругались над ребёнком или описывать различные механизмы нанесения ему повреждений. Так нельзя. Надо дать возможность человеку успокоиться, забыть, выйти из этой ситуации и продолжить нормальную жизнь.

Можно долго обсуждать вопрос о том, достаточны ли меры наказания, которые предусмотрены за совершение подобных преступлений. Думаю, что будет дискуссия и по поводу отягчающих обстоятельств, которые приводятся авторами законопроекта в качестве формулирования состава преступления. Сам по себе законопроект, на мой взгляд, очень полезен. Но совершенно точно, над ним ещё придется поработать. Я думаю, что вместе с Государственной Думой мы на самых ранних стадиях включимся в его обсуждение. Важно действительно поддержать ту позицию, что жертва педофилии должна быть защищена, социализирована, и не должна испытывать дополнительных мучений, дополнительных неудобств от того, что в жизни такое случилось.

беседовал Фидель Агумава