Как ваучер обесценил рубль

Об итогах приватизации середины и конца 90-х написано немало. Преобладающее мнение, которое поддерживают даже некоторые ее инициаторы, — этот процесс не оправдал ожиданий, цели — под­нять экономику и улучшить жизнь людей — достигнуты не были, а некогда мощный единый народ­но-хозяйственный комплекс был частично развален и обанкрочен, а частично перешел под контроль западных монополий и отечествен­ных олигархических групп. Как же все начиналось?

«ТЕНЕВИКИ» НАЧИНАЮТ И ВЫИГРЫВАЮТ

К середине 80-х годов советские спецслужбы и экономические ве­домства начали фиксировать, что экономика СССР начала сокращать темпы роста, а производительность труда стала катастрофически от­ставать от производительности тру­да у главного геополитического со­перника — США. Это вынудило ру­ководство страны начать экспери­менты в жестко централизованной экономике со сложным механизмом принятия и реализации решений, не терпящим, подобно швейцарским часам, даже малейшего некомпе­тентного вмешательства.

Поиски новых путей в экономи­ке, начавшиеся при Генеральном секретаре ЦК КПСС Константине Черненко с принятия некоторых постановлений, которые несколько смягчали порядок планирования и использования предприятиями ма­териальных ресурсов, особо оживи­лись при его преемнике Юрии Ан­дропове, а когда к власти пришел Михаил Горбачев, уже почти все вчерашние проповедники и теоре­тики развитого социализма начали в духе моды искать истину на За­паде. Из всех возможных концепту­альных предложений на тему, как поднять производительность труда и, соответственно, придать новый импульс развитию экономики, бы­ло выбрано наихудшее — необходи­мо повысить заинтересованность работника в результатах труда, из­менив форму собственности. Были проигнорированы истинные при­чины наметившегося спада: недо­статочная энерговооруженность в аграрном и отчасти промышленном секторах; катастрофическое отста­вание в информационных техноло­гиях, которые на порядок повыша­ют качество управления и скорость принятия решений, а также выво­дят на новый уровень практиче­ские научно-технические исследо­вания; недостаточное внимание к генетике, которая скачкообразно способна повысить производитель­ность в сельском хозяйстве. Все эти меры, повторю, должно было заменить чувство работника-соб­ственника в той или иной степени средств производства.

Эта «передовая» идея, заметим, в немалой мере соответствовала и экономическим интересам «тенево­го сектора» экономики, который по разным оценкам составлял до 15 процентов могучего советского ва­лового внутреннего продукта, при­нося немалую прибыль цеховикам и их протекционистам из советско-партийной номенклатуры. «Теневые доходы» требовали легализации и, желательно, в виде материальных активов.

Процесс перехода к частной собственности и официального ее признания в Советском Союзе был поэтапным. 19 ноября 1986 года еще «номенклатурным» Верховным Со­ветом СССР был принят закон «Об индивидуальной трудовой деятель­ности», введший арендную и част­ную (в мелких формах) собствен­ность. В мае 1988 года утвердили за­кон о кооперации, фактически под видом коллективной собственности уравнивающий все формы соб­ственности. Этот нормативный акт в сочетании с законом «О государ­ственном предприятии (объедине­нии)», вошедшим в действие в июне 1987-го, привел к тому, что матери­альные и финансовые потоки, ранее контролировавшиеся государством в рамках единого народно-хозяй­ственного плана развития эконо­мики, в громадной мере перешли в распоряжение кооператоров и частников. А утвержденные чуть позднее законы, либерализовавшие внешнеэкономическую деятель­ность, позволили кооператорам и чиновникам разного уровня начать выводить сырье и оборудование за рубеж, получая немалые доходы в валюте. Первые долларовые мил­лионеры появились именно тогда. Да, кстати, введение частной соб­ственности ни тогда, в конце 80-х, ни позже, вплоть до наших дней, не привело, да и не могло привести к росту производительности труда. Более того, исследования показали, что, к примеру, в 2006 году в нефтя­ной отрасли производительность труда была в 4 (!) раза ниже, чем в 1984-м…

НАЧАЛО «БОЛЬШОГО ХАПКА»

Итак, к концу 90-х были созданы необходимые предпосылки для кардинального изменения существу­ющего строя: появился малочис­ленный, но весьма активный слой частных собственников с большим финансовым и коррупционным по­тенциалом; организовано его по­литическое представительство во власти через так называемых демократов во главе с опальным тогда Борисом Ельциным; сформирована юридическая база для частной соб­ственности. Но оставалось главное препятствие — невозможность ле­гализовать теневые капиталы, вло­жив их в крупные, высокодоходные предприятия и, главное, в востребо­ванные на мировом рынке нефть, газ и другие полезные ископаемые.

И сделать это было практически невозможно при советской системе власти, опирающейся на конститу­ционно закрепленный принцип общенародной собственности на недра и природные богатства.

В 1991 году столкновение новой политической силы с потерявшим инициативу партийно-государ­ственным аппаратом во главе с откровенно слабым Михаилом Гор­бачевым привело к государственно­му по всем юридическим нормам перевороту, распаду Советского Союза и образованию «свободной» России. Последнее препятствие на пути к переделу собственности бы­ло устранено.

Не случайно за месяц с небольшим до августовского пе­реворота Верховный Совет РСФСР принял закон «О приватизации го­сударственных и муниципальных предприятий в РСФСР». Он стал отправным пунктом в начавшейся осмысленной, но беспощадной рас­продаже активов, которые много лет создавали граждане Советско­го Союза и поданные Российской империи. Новый закон определял перечень и компетенцию госорга­нов по приватизации, а главное -регламентировал, кто и как может купить государственные и муници­пальные предприятия. Советский Союз с его принципами социаль­ной справедливости еще стоял за плечами, потому было решено все же соблюдать некоторые приличия и не переходить сразу к денежному выкупу, соблюдая права трудовых коллективов и населения. В январе 1992 года президент Борис Ельцин в своем указе уточнил порядок пере­хода общенародной собственности в частную: все госпредприятия бы­ли разбиты на три категории в за­висимости от величины. Крупные предприятия (свыше 1000 человек) могли только акционироваться, средние — распродаваться и акцио­нироваться, мелкие подлежали про­даже через аукционы и конкурсы. При этом трудовые коллективы по­лучали некоторые преимущества: им бесплатно передавали акции; они могли купить акции по закры­той подписке; победитель торгов обязан был соблюдать некоторые ограничения с учетом интересов трудового коллектива.

Но существовало еще одно пре­пятствие, которое закрывало или очень сильно усложняло путь к легализации теневых капиталов через скупку общенародной соб­ственности. Еще в июле 1991 года Верховный Совет РСФСР принял рантировал, что приватизация, во всяком случае первичная, будет действительно общенародной и справедливой. Тем более что имен­но по такой схеме приватизирова­ли собственность — и успешно, без крови — в Чехии.

Это были неименные бума­ги, которые мог получить каждый житель России, включая детей. За каждый ваучер номинальной сто­имостью 10 тысяч рублей надо было заплатить 25 рублей при по­лучении. Имущество приватизиру­емых предприятий было оценено в 1 триллион 400 миллиардов рублей, на эту сумму и было напечата­но соответствующее количество ваучеров. Ваучеры можно было обменять на акции приватизируе­мых предприятий. При этом номи­нал ваучера никакого значения не имел: его реальная стоимость за­висела от того, какие акции можно было получить в обмен.

Акции, к примеру, сельского строительного комбината в глубинке несколько отличались по стоимости от акций Газпрома. В любом случае, для то­го, чтобы эффективно реализовать ваучер, надо было разбираться в экономике и перспективах того или иного предприятия. Неудивительно, что большая часть населения стала продавать эти бумаги скупщикам, представлявшим интересы раз­личных чековых инвестиционных фондов, которые и стали основны­ми участниками приватизации. В короткие сроки были консолиди­рованы крупные пакеты ваучеров, организована биржевая торговля этими пакетами, большинство из которых в итоге оказались под кон­тролем нескольких крупнейших ин­весторов, в том числе связанных с теневыми капиталами. Именно тог­да вчерашние цеховики из Средней Азии, московские театральные и валютные спекулянты, кавказские воры и партийные функционеры получили первые ощутимые сред­ства, позволяющие в дальнейшем скупать уже стратегические пред­приятия и практически всю неф­тегазовую промышленность. Об этом свидетельствует и статистика Госкомимущества — если в начале ее доля внешних инвесторов (тех, кто приобрел акции на чековых аукционах) в капитале приватизи­рованных предприятий составляла около 18 процентов, то всего через год этот показатель возрос уже до 33 процентов!

Да, по итогам ваучерной прива­тизации 75 процентов предприятий формально оставались в собствен­ности трудовых коллективов. Но главное было сделано — собствен­ность была выведена из-под кон­троля государства и в ее структуру были введены частные собствен­ники. Все было подготовлено к следующему этапу приватизации -денежному, где уже никакие трудо­вые коллективы с их безденежьем (сбережения в Сбербанке были за­морожены, а цены в 1992-1994 гг. увеличились в 775 раз!) никак не могли конкурировать с новыми собственниками.

А что же декларированная цель о преимуществах частной собствен­ности и стремительном экономиче­ском росте? Какие конкретно из­менения принесла приватизация? Во-первых, в и без того хлипкую финансовую систему было вбро­шено 1500 миллиардов пустых «ваучерных» рублей как результат спекуляций ничего не стоящими бумажками. К тому же ваучерная приватизация обострила до крайно­сти кризис неплатежей, ведь номи­нал ваучера оставался неизменным, что не позволяло индексировать основные средства в соответствии с темпами гиперинфляции: капитал акционирующихся предприятий был привязан к стоимости вауче­ра и рассчитывался по балансовой стоимости на 1 июля 1997 года. Со­ответственно, не индексировались и оборотные средства предприятий. Именно тогда были придуманы схемы взаимозачетов, вексельных расчетов и тому подобное, на ко­торых обогатились многие ныне известные люди, в частности все основатели Банка МЕНАТЕП во гла­ве с Ходорковским. Были разруше­ны и хозяйственные связи между предприятиями единых производ­ственных комплексов, особенно в машиностроении: отдельные звенья технологических цепочек приобре­тали разные собственники, которые очень часто не были заинтересова­ны в том, чтобы сохранить действу­ющие производства. Именно тогда начало гибнуть мощное советское машиностроение.

Итоги ваучерной приватизации таковы. К 1994 году производительность труда упала на 11 процентов по сравнению с 1991 годом, валовый внутренний продукт — на 20 процентов, занятость в отраслях материального производства — на 4 процента. Иначе быть и не могло: ведь ваучерная приватизация имела мало общего с экономикой, а была продиктована политическими целями. Анатолий Чубайс, главный организатор и идеолог приватизации, неоднократно говорил, что каждое приватизированное предприятие — гвоздь в крышку гроба коммунизма.

Инфографика: Государственный научно-ис­следовательский институт

системного анализа Счетной палаты Российской Федерации