Историческая миссия российских городов

Город — это относительно круп­ный населенный пункт, большин­ство жителей которого заняты вне земледелия и животноводства и который законодательно наделен го­родским статусом. В России времен СССР численность жителей города полагалась, как правило, от 12 тысяч; в современной Японии — свыше 50 тысяч, а в северных странах (Грен­ландия, Исландия, Норвегия, Швеция) городами считаются все населенные пункты с числом жителей больше 200 человек. В отечественной урбанистике используется обычно такая классифи­кация городов: малые города — до 50 тысяч жителей, средние — от 50 до 100 тысяч, большие — от 100 до 250 тысяч, крупные — от 250 до 500 тысяч, круп­нейшие — свыше 500 тысяч. В совре­менной России 1095 городов: самый маленький по числу жителей из них — Чекалин в Тульской области (1096 жи­телей), самый большой — Новосибирск (около 1,5 миллиона жителей). Москва и Санкт-Петербург — это уже не горо­да, а субъекты Федерации.

 

Однако формальное понятие горо­да немного дает для понимания сущ­ности этого феномена и его значения для развития, да и самого существо­вания страны. Теорий возникновения городов много, однако четко просле­живается линия: города возникали для того, чтобы организовывать окру­жающее пространство с живущим на нем населением, как бы собирать его. Вторая задача, сходная с первой, ­быть организационными пунктами на основных транспортных магистра­лях. На Руси основных транспортных маршрутов, имеющих геоэкономи­ческое значение, было два: «из варяг в греки» и «великий волжский путь», ведущий в восточные страны. Неред­ко эти функции городов — «запирание» пространства и организация транс­портных магистралей — пересекались и взаимодополнялись. Военные, адми­нистративные, религиозные, промыш­ленные и торговые функции городов были в основном производными от за­дачи пространственно-транспортной организации, но абсолютно необходи­мыми для ее осуществления.

 

Значительно позднее, уже в новей­шее время, станут возникать города, основной задачей которых будет про­изводство товаров и услуг «вовне», ли­бо исключительно административное управление. Но это своего рода «вто­ричные» города, которые, как и все остальные узко специализированные поселения, могут существовать толь­ко тогда, когда есть достаточная сеть городов, организующих пространство страны. Но даже и они, эти специализи­рованные города, тоже организовыва­ли и пространство, и население, только эти их функции были вторичными.

 

Первые русские города так и воз­никали — либо как центры террито­рии расселения племен (Киев — центр племени полян, Новгород — центр словен, Смоленск — территориальный центр кривичей, Чернигов — северян, древняя Рязань — центр вятичей), при этом Новгород, Смоленск и Киев были и важными опорными пунктами пути «из варяг в греки», а Тверь, Ярославль, Нижний Новгород — опоры «великого волжского пути».

 

Ряд городов появились позднее как пограничные пункты (опять «удержи­вание» пространства!): Курск, Орел, Белгород, Воронеж; как порты и во­енно-морские базы (а также и погра­ничные пункты) в новоприобретенных землях (удерживание пространства суши и моря): Новороссийск, Севасто­поль, Архангельск, Владивосток (здесь функция города отразилась в его на­звании), Петропавловск-Камчатский, Анадырь (Новомариинск). А для того чтобы «ногою твердой стать при море» Балтийском, Петру пришлось основать порт, военно-морскую базу и одновре­менно административный центр всей страны — Санкт-Петербург. Сибирь осваивалась, опираясь на остроги, — военно-пограничные пункты, вырас­тающие в города.

 

Также и Крым — для удерживания его территории после «покорения» и присоединения к России были осно­ваны города — Симферополь в геогра­фическом центре полуострова как его административный центр, Севастополь как военный порт-крепость; переобу­строены под новые задачи прежние го­рода и порты — Керчь, Феодосия, Ялта, Евпатория, при этом прежние центры удерживания — Бахчисарай, Старый Крым — значение свое потеряли.

 

Между основными «удерживающи­ми» территорию городскими центрами возникали малые города и крупные поселки и села: это лучше скрепляет пространство. Это как в строитель­стве — бетон заливают в несущий кар­кас из арматуры, а в сам бетон добав­ляют щебень — без этого конструкция будет непрочна. Но при этом без несу­щего каркаса она невозможна.

 

Здесь можно обратить внимание и на такое интересное явление освоения территории, как монастырская коло­низация. Так возникли многие малые города русской «северной Фиваиды» -Сергиев Посад, Кириллов, посады и села окрест почти каждого крупного мона­стыря. Сами монастыри при этом были сильными и хозяйствующими, центра­ми духовного, экономического и куль­турного освоения окружающего про­странства — а по другому на Севере и не выжить. Также и в Сибири, и на Юге в Диком Поле… Вот он, щебень в бетоне строительства нашего Отечества.

 

Когда стали строить железные до­роги и автомагистрали (рукотворные «арматуры» пространства), города, как раньше вокруг водных путей, стали возникать и развиваться вокруг желез­нодорожных и автомобильных трасс. Освоение Северного морского пути уже в советское время вдохнуло жизнь в Арктику, дополнило геополитический смысл существования этого российско­го сурового края геоэкономическим — возникли порты и города: в дополнение к Мурманску — Диксон, Дудинка, Игар­ка, Тикси, Амбарчик (в устье Колымы), Певек, Бухта Провидения. Этими фор­постами были ограждены и отмечены северные границы страны.

 

Но в вопросе поселенческого раз­вития присутствует не только глав­ный фактор — «пространственного каркаса», удерживающего страну, — но и социально-экономические, культур­ные и демографические факторы. Это извечное противостояние — культур­ное, социальное, экономическое, даже духовное — города и села, городского и сельского уклада жизни. В истории ухудшение положения трудового населения сельской местности нередко сопровождалось подъемом городских центров, жители которых обладали определенными привилегиями (автоно­мия, местное самоуправление и т.п.). В литературе конца первого тысячелетия до н.э. — начала первого тысячелетия н. э. встречаются негативные оценки деревенских порядков и культуры. В древнеиндийском языке этого време­ни, например, слово «горожанин» упо­требляется для обозначения любого представителя утонченной культуры, а слово «деревенский» означает «грубый, неотесанный» (деревенщина). Одновременно в письменных источниках той же поры можно встретить и противо­положную тенденцию: резкое осужде­ние городской развращенности и нару­шения традиций, идеализация деревен­ской простоты и близости к природе.

 

Урбанизация и глобализация как мировые явления ускорили рост горо­дов, превращая их в мегагорода — то есть уже вовсе и не города, а как бы целые страны (как, например, Москва после присоединения «Новой Москвы» до границ Калужской области) со свое­образным урбанистическим пейзажем, сплошной городской застройкой, с не­боскребами и трущобами, скученным населением, ускоренным ритмом жиз­ни, беготней, ездой и теснотой, но в то же время комфортом жилой среды обитания (кому повезет), потребитель­ским, культурным и образовательным разнообразием, большим рынком труда, научно-техническим и произ­водственным потенциалом. И все это собрано на относительно небольшой территории.

 

Городские агломерации — в Рос­сии их насчитывают около 50, но по-настоящему крупных с десяток, с одной стороны, есть в известной сте­пени неизбежность, имеющая свои по­лезные экономические и социальные свойства (те самые концентрация и диверсификация высоких технологий, науки, производств, сферы услуг, на­селения, рынка труда и капитала на относительно небольшом простран­стве), с другой стороны — грозная реальность, несущая риск искажения пространства страны, да и природы человеческой. Мегагорода перестают восприниматься как города, и потому забывается их первичная функция — удерживание пространства страны. Мегагорода начинают отождест­вляться с самой страной. Помните шутливый вопрос «Есть ли жизнь за МКАДом?» и словечко «Замкадье» как новое имя для остальной России; но в каждой шутке — только доля шутки.

 

И вот уже звучат предложения -и звучат на серьезном экспертном уровне — о сборке страны то ли в 8, то ли в 20 городских агломераций и об «управляемом сжатии пространства страны». Ну, конечно, если мы уберем все население из городов в мегагорода, то это и будет страна в границах этих самых мегагородов, население которых оторвано от пространств, традиций, корней страны и живет в стандартизированной инфраструк­турной, образовательной и производ­ственной среде и потому неизбежно вольется во всемирную сеть таких же стандартизированных мегагородов. И Новый Вавилон готов.

 

В нашем праве есть федеральный закон об общих принципах местного самоуправления, но до сих пор нет федерального закона об общих принципах административно-территориального деления»

Надо сказать, что в мире имеется и другая, противоположная урбани­зации тенденция — пасторализация, или «зеленая революция», — уход на­селения из мегагородов в города и сельскую местность (часть этого яв­ления — дачное и загородное домо­строительство), но она явно уступает первой, и главной, не имеет пока со­циально-экономической значимости.

 

Как же быть, особенно нам в Рос­сии — стране, две трети территории которой — малонаселенные и трудно­доступные местности, где восемь ме­сяцев в году — зима? Ответ есть, он вытекает из вышеизложенного — раз­вивать города. Именно города, а не мегагорода. Конечно, возникновение городских агломераций — процесс объ­ективный и имеющий, как уже отме­чалось, полезное в экономическом и социальном плане содержание. Да и не все агломерации подобны Москве и Санкт-Петербургу (хотя в своих исто­рических границах — там, где они дей­ствительно являются городами — наши обе столицы прекрасны). Побывайте — если не были, например, в Ростове-на-Дону или Иркутске (говорят, хорош и Хабаровск — но я там не был) — это городские агломерации, вполне при­годные для жизни, деятельности и творчества. Итак, первая задача на этом пути — оптимизировать развитие и управление городскими агломераци­ями, чтобы это развитие было гармо­ничным — и социально-экономически, и культурно, и духовно, и для физи­ческого здоровья человека, т.е. чтобы в каждой точке своего пространства городские агломерации оставались го­родами. Но в стране должны быть не только городские агломерации.

 

Необходимо ликвидировать из­вестную недостаточность правового регулирования: в нашем праве есть федеральный закон об общих принци­пах местного самоуправления, но до сих пор нет федерального закона об общих принципах административно-территориального деления, который определял бы, что такое «населенный пункт», «город», «поселок», «село», как они наделяются соответствующим статусом и как его теряют, перехо­дя в другие категории населенных пунктов, и как это все соотносится с муниципальным делением, с теми же городскими округами, муниципальны­ми районами, городскими и сельскими поселениями и с городскими округами с внутригородским делением, т.е. с го­родскими агломерациями.

 

По-видимому, города заканчива­ются и начинают становиться мега-городами где-то в районе от 250-300 тысяч населения. Развивать города вне городских агломераций можно и нужно по трем направлениям: как сельскохозяйственные округа, центры агропромышленного производства и агропромышленной науки, тогда они соединяют в себе «удерживание про­странства» с его экономическим, со­циальным, культурным и — что тоже необходимо — духовным освоением; как опорные точки транспортных ма­гистралей (и здесь еще раз скажем, что транспортное освоение Сибири и Дальнего Востока, возрождение Се­верного морского пути — неотложная задача для сохранения страны, и тут, как на оборону и освоение космоса, денег жалеть нельзя) и как погранич­ные форпосты и порты страны.

 

Развивая города как центры сель­скохозяйственной округи и агропромпереработки, нельзя забывать при этом и о самой округе (тоже «необходимый щебень в бетоне»). Тенденцию к ликвидации сельских поселений, ли­шение их статуса муниципалитета (а значит и перспектив самостоятельно­го развития) надо преломить. Конеч­но, села должны быть способными к самостоятельной жизни и развитию. В старые времена признаком их спо­собности к самостоятельной жизни было наличие храма в селе. Есть цер­ковь, а значит — приход, и жителей достаточно много, и они дееспособ­ны: храм выстроили и содержат — се­ло, нет — деревня. Критерии должны быть и сегодня, и их необходимо за­конодательно установить — «шаговая» доступность органов местной власти, т.е. компактность поселения и инфра­структурная достаточность: в сель­ском поселении должны быть школа, учреждение здравоохранения (хотя бы фельдшерско-акушерский пункт), информационно-культурно-досуговый центр (современный клуб), почта, на базе которой можно организовать многофункциональный центр предо­ставления муниципальных услуг, отде­ление банка, участковый полицейский. Важный фактор — активное население, ведущее хозяйственную, прежде всего сельскохозяйственную, деятельность. Есть такой набор признаков жизне­способности у сельского поселения — его муниципальный статус должен быть неприкосновенен. Нет — укруп­няйте до инфраструктурной достаточ­ности, но не ликвидируйте!

 

Все слышали об Охотском море. А названо оно по имени города Охотск, что на его берегу. Это первый рус­ский город и одно из старейших рус­ских поселений на Дальнем Востоке. Именно здесь в 1639 году отряд каза­ков под командованием Москвитина впервые вышел к побережью Тихого океана, здесь срубили первый острожец — пограничный форпост России. Ныне это поселение хиреет, в нем чуть более трех тысяч жителей, статус го­рода он утратил еще в 1949 году. И это при том, что морское пограничье Дальнего Востока от устья Амура до мыса Дежнева у нас весьма безлюд­но, и городов (и поселений), могущих быть пограничными форпостами, там совсем немного. Вообще малолюдны вся Центральная и Восточная Сибирь, Дальний Восток. Что делать?

 

Ответ тот же — развивать транс­портные магистрали и города. Желез­ную дорогу и современную автотрас­су Якутск — Магадан, опять же Север­ный морской путь, трансполярную магистраль Воркута — Анадырь или отдельные ее составляющие, связую­щие порты Северного морского пути. Эти проекты пыталась реализовывать — увы, примитивными методами и не жалея «человеческого материа­ла» — тогдашняя власть за что была оплевана (в гуманитарной части — справедливо) либеральной прессой в известные годы, попутно были оболга­ны и сами трансполярные транспорт­ные проекты. Картинки покореженных рельсов в тундре стали символом рухнувшего режима.

 

Тенденцию к ликвидации сельских поселений, лишение их статуса муниципалитета, а значит и перспектив самостоятельного развития, надо преломить»

А на повестке дня совершенно кос­мический проект — соединение сухо­путной, железнодорожной и автомо­бильной, транспортной магистралью Японии (через тридцатикилометровый пролив Лаперуза), Сахалина (через пя­тикилометровый пролив Невельского) с материком, затем железнодорожной (и автомобильной) магистралью через Николаевск-на-Амуре, Аян, Охотск, Магадан, Анадырь, Уэлен, через Бе­рингов пролив (около 90 километров), на этом протяжении есть острова, где тоннель может выходить наружу -остров Ратманова (Россия) и остров Крузенштерна (США) с Аляской. И все материки мира, кроме Австралии, бу­дут связаны между собой сухопутны­ми транспортными магистралями!

 

Идея такого тоннеля живет с конца XIX века, в апреле 2007 года в Москве прошла международная конференция «Трансконтинентальная магистраль Евразия — Америка через Берингов пролив», в работе которой принимали участи чиновники, эксперты и бизнес­мены из 12 стран, включая, разумеет­ся, и Россию. Участники конференции приняли обращение к главам прави­тельств России, США, Канады и дру­гих стран с предложением подписать межгосударственное соглашение об изучении и реализации проекта транс­континентальной магистрали. Четыре года спустя, в августе 2011 года, на второй международной конференции по этой теме с участием делегаций России, США, Китая, Финляндии и Швеции были рассмотрены экономи­ческие, геополитические, социальные и технические аспекты проекта. Обсуж­даемый проект предусматривал созда­ние полимагистрали, объединяющей в едином коридоре скоростную электрофицированную железную дорогу, автодорогу, линию электропередач и линию связи. Стоимость проекта была оценена в 30-35 миллиардов долларов с окупаемостью в течение 13-15 лет.

 

А нам исторические пессимисты, не верящие в наше будущее, говорят: не надо тратить деньги на утопические проекты, надо управлять сжатием пространства страны! Не так, господа, не «сжимать» надо страну, а укреплять ее, развивая города России.