Детективный пенсионный марафон

ПРЕДЫСТОРИЯ ВОПРОСА

Пенсия — понятие очень простое, с латинского pensio — «платеж, уплата». Все сложные вопросы в том, кому, за что и сколько пла­тить. Испокон веков правители вознаграждали, поощряли своих приближенных, пострадавших или отличившихся на службе. За ще­дрость Людовика XIV с благодар­ностью назвали «король-корми­лец». Правители Руси тоже всегда были «кормильцами». Петр I решил придать этому кормлению какую-то норму. В его указе «О пенсионе бывшим военным» сказано: «Назна­чить пожизненное достойное со­держание, дабы не позорили честь мундира». Понятно, что речь шла об офицерстве — на солдат «пенси­он» не распространялся.

Идею всеобщего государствен­ного обеспечения сформулировал и реализовал (по историческим меркам совсем недавно — в конце XIX века) канцлер Отто фон Бис­марк. Единый пенсионный порядок существенно способствовал превра­щению подданных немецких кня­жеств, образовавших германское государство, в его граждан. Первы­ми на планете они получили право на нормальную старость. Причем самому государству эта «милость» ничего не стоила. Суть идеи Бис­марка, а она и сегодня определя­ет практически все пенсионные системы в мире, — солидарность, «договор поколений». Бисмарк не скрывал, что его идея эффективна в противостоянии с социальными брожениями, охватившими Европу. Впрочем, его предупреждение акту­ально и сегодня: «Силу революциям придают не крайние требования меньшинства, а законные чаяния большинства».

Обеспеченная старость, безус­ловно, «законное чаяние».

СТАРОСТЬ ПО-СОВЕТСКИ

Страховое дело было существен­ной частью программ социал-де­мократических движений в на­чале ХХ века. VI Всероссийская конференция РСДРП (1912 год, Прага) одобрила предложенные В. Лениным принципы страхова­ния и противопоставила их зако­нопроекту, подготовленному Госу­дарственной думой. Впрочем, это не помешало ей принять закон «О социальном страховании рабочих». До него Россия обходилась без со­циального и пенсионного страхо­вания. Закон содержал столько ограничений, что под него «попа­дали» только 1,5 миллиона рабо­чих из 14 миллионов. К тому же и «счастливчиков» обязали выпла­чивать 60 процентов взноса, а ра­ботодателей — 40 процентов. По ленинскому варианту страховать рабочих при капитализме обязано государство.

Свои обязательства РСДРП не за­была. Уже 1 ноября 1917 года Сов­нарком известил (через несколько дней после Октябрьской револю­ции) о том, что новая власть берет на себя обеспечение престарелых, инвалидов, вдов и сирот. Через год были введены пенсии для инвали­дов Красной армии, а в 1923-м — для старых большевиков. Активное оздоровление народного хозяйства после Первой мировой и Граждан­ской войн (в 1927 году оно достигло уровня предвоенного 1913-го) по­зволило ввести пенсии для работ­ников горнорудной и текстильной промышленности. В 1932-м пен­сионное обеспечение по старости стало самостоятельным видом со­циального страхования. Россияне получили право уходить на пенсии самыми молодыми в мире: женщи­ны в 55, мужчины в 60 лет. Этот ста­линский возрастной порог сохраня­ется (пока) до сих пор.

Принятая в 1936 году Конститу­ция закрепила право всех совет­ских людей на пенсионное страхо­вание, но реализация его началась только после тяжелейшей Великой Отечественной войны. Утвержден­ная в 1956 году пенсионная систе­ма была справедливой, надежной, малозатратной и понятной. Резко увеличилось количество людей, по­лучающих пенсии, размер которых повысился в два-три раза.

Основные положения системы. Возраст выхода на отдых: мужчи­ны — 60, женщины — 55 лет, тру­довой стаж — 25 и 20 лет. Размер пенсии — 50 процентов средней зарплаты за последний год или за 5 лет последнего десятилетия. Ми­нимальная равнялась 70 рублям, максимальная — 120 (около 40 и 60 тысяч сегодняшних рублей). В при­оритетных отраслях «максималка» была выше: у шахтеров — 140, у сталеваров — 160, у летчиков -180 рублей. За 20 лет непрерывно­го стажа пенсия увеличивалась на десять процентов. При отказе от нее каждый дополнительный год работы повышал будущее ветеран­ское довольствие на 10 рублей (но всего не более чем на 40 рублей).

Рабочие могли трудиться и после выхода на пенсию, не теряя ее. Служащим это разрешалось толь­ко в некоторых сферах, например в медицине.

Из государственной системы вы­падали колхозники. (Рабочие совхо­зов обладали теми же правами, что и промышленники.) Но утвержде­ния, что сельчане не имели пенсий, неправомерны. Они ее получали в ином порядке — каждая сельхоз­артель создавала свой фонд для обеспечения ветеранов. В него от­числялось до двух процентов стои­мости произведенной продукции. закон о государственных пенсиях и пособиях членам колхозов (хру­щевский, как его называли, закон, 1964 год) смягчил ситуацию, но еще все-таки не уравнял в правах граж­дан страны. Только в середине 80-х она перешла на единые пенсионные нормы.

В 1956 г. пенсионная система была справедливой, надежной и понятной»

ЛОМАТЬ — НЕ СТРОИТЬ

Со времен перестройки стало обя­зательным ругать советскую си­стему социального обеспечения в целом и пенсионного в частно­сти. Сами по себе размеры пенсий (и зарплат), вырванные из общего жизнеустройства, по сравнению с пенсиями (и заработками) на­селения развитых стран выглядят очень скромно. Но вне сравнения остаются общественные фонды по­требления. Напомню о былом. Госу­дарство удерживало и дотировало цены на продукты питания, товары, транспорт, коммунальные услу­ги, электричество, даже на билеты в кинотеатры и театры. Бесплатные образование, медицина, санаторно-курортное лечение, дешевые лекар­ства существенно повышали силу пенсионного рубля.

Еще одно, прямо противополож­ное, обвинение — чрезмерный го­сударственный патернализм. Госу­дарство гарантировало гражданам социальные права, которые еще нужно было заработать. Патерна­лизм по-советски — это понятная система социального обеспечения, социального лифта, охватывающая практически все население. Без не­го страна никогда бы не поднялась от сохи в космос.

Закон о государственных пен­сиях действовал с 1956 по 1991 год. Это естественно: пенсионное право самое консервативное. Постсовет­ская Россия уже пережила пять (или шесть, считают по-разному) пенсионных реформ, готовится к очередной. Суть первой опреде­лил закон о пенсионном обеспече­нии граждан в СССР (1990 год). Его авторы взяли все лучшее из закона 1956 года, добавив нормы, увеличивающие трудовые пенсии. Принци­пиально новое (и оправдавшее се­бя) — выделение страховых денег из федерального бюджета и создание Пенсионного фонда для управления ими. Еще одно новшество: впервые вводилась социальная пенсия для тех, кто не имел нужного стажа.

В трудовой стаж включались учеба, уход за ребенком до трех лет, срочная служба в армии. Предусма­тривались льготы за особо тяжелый и опасный труд, за работу на Край­нем Севере, многодетным матерям.

Законом 1990 года государство стимулировало повышение рожда­емости, учебу, повышение квали­фикации. Дополнительные льготы обеспечивались и дополнительным финансированием. Закон обязал работодателей отчислять в Пен­сионный фонд 31,6 процента ФОТ, каждого работника — один процент личного заработка. По мнению спе­циалистов, это был лучший в исто­рии России закон. Мог быть, но не стал. Перед самым введением его в действие Правительство фактиче­ски выхолостило его суть. По расче­там аналитика Риммы Варнавской, после перерасчета пенсии ветера­нов уменьшились почти наполови­ну. Это стало началом детективного пенсионного марафона, затянувше­гося на четверть века с непредска­зуемым до сих пор финалом.

В апреле 1993 года депутаты Верховного Совета попытались вос­становить свой закон. Председатель ВС Руслан Хасбулатов подписал по­становление об изменении порядка исчисления пенсий, отменяющее правительственную корректировку закона 1990 года. Оно фактически не успело заработать. Конфликт с Борисом Ельциным завершился расстрелом парламента в октябре 1993-го.

Избавившись от «контролеров», реформаторы принялись реши­тельно рвать все прежние государ­ственные социальные обязательства и гарантии. Сперва ввели понижа­ющие коэффициенты — «осовреме­нили» заработки ветеранов. Затем вместо индексации по инфляции применили компенсации. Пенсии, выстроенные на их базе, остались навсегда заниженными. В 1998-м закон ФЗ-113 покончил с прежним исчислением пенсий. Для расчета по-новому ввели ИКП (индивиду­альный коэффициент пенсионера) — соотношение заработка к средней зарплате. Но не к статистической средней по стране, а к устанавлива­емой Правительством. Она так и на­зывалась — «специальная средняя зарплата для исчисления пенсии». Понятно, специальная была значи­тельно меньше реальной среднеста­тистической.

По злополучному ФЗ-113 (специ­алисты называют его только так) из трудового стажа ветеранов выч­ли годы учебы, ухода за ребенком, службы в армии, льготы за опасный труд, за работу на Крайнем Севере. От пересмотра прошлого пострада­ли 15 миллионов пожилых людей. К концу президентства Бориса Ель­цина трудовые пенсии россиян по сравнению с зарубежными стали выглядеть не скромно, а катастро­фически провально — меньше, на­пример, немецких в десять раз.

ВОСПОМИНАНИЕ О БУДУЩЕМ

Следующая реформа, известная как зурабовская, окончательно сломала страховую пенсионную формулу. В основе ее осталась абстрактная «специальная средняя зарплата для исчисления пенсий». Еще одно новшество — сняли ограничения с максимальной пенсии. Сделали подарок чиновникам — она стала назначаться в размере 75 процентов от 1,8 оклада. Но вся эта корректи­ровка — цветочки. Ягодки то, что — по инициативе Минфина пенсию разделили на три части: базовую, страховую и накопительную.

Простое, казалось бы, деление разбалансировало бюджет ПФР. У него изъяли шесть процентов по­ступлений, и он из профицитного стал дефицитным. Одновременно, опять же по инициативе Минфина, Правительство снизило страхо­вые взносы с 28 до 22 процентов. По словам экс-замминистра Минздравсоцразвития, доктора эконо­мических наук Александра Сафоно­ва, из них только 16 процентов дей­ствительно поступало в фонд. Еще шесть процентов Правительство «раздало» как льготы. Больше всех выиграли банки и компании, зани­мающиеся недвижимостью. Про­играл основной поставщик налогов и сборов — промышленность. Край­ними при этом делении и раздаче льгот оказались нынешние пенси­онеры. Ушедшие в «накопления» 2,5 триллиона рублей — это в основном недополученные ими деньги.

Все растущий дефицит бюдже­та ПФР покрывали дотациями из бюджета федерального. Ради их сокращения Правительство взя­лось за очередное реформирова­ние пенсионной системы. Расска­зывать о нем незачем. Во-первых, система только в прошлом году вступила в действие. Во-вторых, уже будущим летом глава Минфи­на Антон Силуанов опять пообе­щал новую.

Задача страховой пенсии — под­держать статус, уровень жизни ухо­дящего на отдых человека. Тот, кто имел средний уровень, не должен переходить в категорию бедных, а бедный — в категорию нищих. Для оценки, как решается эта задача, Международная организация труда установила показатель — 40 процен­тов. То есть пенсия не должна быть меньше 40 процентов заработка. У нас очень низкий показатель ко­эффициента замещения — 34,2. Сред­ний по странам — членам Организа­ции экономического сотрудничества и развития — 40,6 процента. Менее объективен показатель отношения пенсии к прожиточному минимуму. Сам прожиточный минимум опреде­ляется произвольно властями стра­ны. У нас он на уровне нищеты — это объем средств, необходимый для физического выживания. Более точный показатель — покупательная способность пенсии. Все-таки люди едят не деньги, а продукты.

Сопоставление трех основных показателей убеждает: российский пенсионер живет беднее своего советского сверстника. Все шесть постсоветских пенсионных реформ преследовали цель — сокращение расходов государства на поддержку бюджета ПФР. Результат — госдо­тации резко выросли, а пенсии все равно не соответствуют трудовому вкладу ветеранов. И известно почему: денег нет и надо держаться. Известно, хотя об этом не приня­то говорить, и почему дефицитен бюджет ПФР. Назовем три главные причины.

1. В России регрессивные страховые взносы — для богатых они самые маленькие.

2. Более 22 миллионов работников с благосло­вения или при попустительстве го­сударства платят льготные взносы или вообще их не платят.

3. Еже­годно 400-450 миллиардов рублей уходит из ПФР на так называемую накопительную, а в действительно­сти разорительную часть.

Если коротко, то дефицит бюд­жета ПФР рукотворен, искусственно создан всеми предыдущими рефор­мами. Это прямо утверждает доктор экономических наук Михаил Де­лягин. Но, вместо того чтобы разо­браться в наделанных за четверть века ошибках, Минфин и Централь­ный банк по рекомендациям МВФ в очередной раз пытаются втиснуть Россию в очередную зарубежную пенсионную систему. На этот раз в австралийско-новозеландскую. Была информация, что Минфин уже провел презентацию (так и сооб­щалось) своего проекта для членов Правительства. Опять где-то какая-то группа людей втайне определила будущее почти 40 миллионов ветера­нов, получающих трудовую пенсию. Общественные организации, акаде­мическая наука, две партии пенсио­неров, Союз пенсионеров и, наконец, профсоюзы — наиболее массовая и дееспособная организация, при­званная защищать людей труда, -узнали о подготовленной реформе из СМИ. С чем нас всех и поздравляем.

Повторяется история с рефор­мой 1998, реформой-2002, поразив­ших страну сверху как Божья кара.

Опять-таки, судя из СМИ, узнаем (спасибо экс-замминистра Минздравсоцразвития, доктору эконо­мических наук Александру Сафо­нову за информацию), что реформа ориентирована на «план-401». Он реализуется в США и Австралии. Коротко о нем.

В Австралии есть небольшая со­циальная пенсия для всех. Но глав­ная — накопительная, которую каж­дый формирует сам для себя. Рос­сияне даже если очень будут хотеть, все равно не смогут откладывать деньги на далекое потом. Семьи нужно кормить, лечить, учить се­годня. Даже минфиновцы признают: накопительная пенсия — пенсия для богатых. Российский критерий — зарплата 100 тысяч рублей в месяц. (Более радикальные из них говорят о 50 тысячах.) Теперь внимание — более половины россиян имеют за­работок менее 25 тысяч.

И второе — эффективность нако­плений. Заместитель председателя Правительства Ольга Голодец со­общила прессе: обладатели накопи­тельной части потеряли 200 (двести) миллиардов рублей. Председатель Центробанка Эльвира Набиуллина незамедлительно опровергла ее, рассказав журналистам, какое это замечательное дело — приумножать свои средства ради благополучной старости. Пресс-служба ЦБ тут же подтвердила. НПФ, управляющие пенсионными деньгами, получили за 2014 год доход 60 миллиардов рублей, что составило 5,5 процен­та доходности. В заочную дискус­сию двух высокопоставленных дам вмешался замдиректора Института социального анализа и прогнозиро­вания РАНХиГС Юрий Горлин. Он спокойно заметил: вопрос в том, как считать. Да, есть доход 60 миллиар­дов. Он делится: 25 процентов НПФ и УКи 75 процентов гражданам, или 15 и 45 миллиардов. Это уже всего четыре процента доходности. Если бы россияне просто положи­ли свои накопления на банковские депозиты, то средняя доходность составила 8,9 процента и дала 93,6 миллиарда. То есть потери соста­вили 48 миллиардов. С поправкой на инфляцию они вырастают до 79 миллиардов рублей.

И получается, вопреки ЦБ вла­дельцы накоплений не выиграли 60, а проиграли 79 миллиардов рублей. За 2005-й — август 2015 года нако­пления россиян, по экономической оценке Ю.Горлина, уменьшились на 280 миллиардов рублей. Если бы россияне просто покупали дол­лары США (инвестировали в дол­лары США), то их накопления за десять лет выросли на триллион рублей. Упущенная выгода, говорят, не в счет. Есть и прямые потери — больше половины всех накоплений уже съела инфляция. Тем не менее правы и Ольга Голодец, и Эльвира Набиуллина — каждая по-своему. Первая отвечает за социальное бла­гополучие россиян и считает их вы­году. Вторая озабочена благополу­чием банков и других финансовых структур и обеспечивает их доходы. Такова российская жизнь…

Напоследок еще один расчет — прогноз МВФ. Если Россия будет ак­тивно развиваться, иметь нулевую инфляцию, то за 30 лет рубль нако­плений вырастет в 1,8 рубля. Как бы хотелось жить в такой России и пи­сать совсем другие материалы — о юбилеях побед, а не поражений.