Кто заплатит за ошибку врача
Социум
В любой деятельности существует риск, однако у медика он должен быть сведён к минимуму
За океаном есть поговорка: «Американец рождается со страховым полисом в руке». В другой редакции - «во рту», но первая версия как-то гигиеничнее. Впрочем, суть от этого не меняется. На Западе страхуют всё: автомобили, дома, здоровье, жизнь, бизнес, бюсты кинодив, ноги танцовщиков и футболистов. Мы же делаем на этом пути лишь первые шаги, причём делаем их крайне неохотно.
Свою ответственность на дорогах нас страховать заставили. Поупирались, поворчали, но привыкли. А вот добровольное страхование по программе КАСКО (угон/ущерб) в прошлом году оформила только треть автовладельцев. Но ещё интереснее то, что 17 процентов из их многомиллионной армии вообще не знают, что это такое. Счастливые люди. Они живут со светлой верой в великий и могучий русский авось, в то, что неприятность может случиться с кем угодно, но только не с ними.
Ну и всем известная жаба, конечно же, душит. Ведь если ничего не случится, буржуй-страховщик окончательно и бесповоротно прикарманит мои кровные, издевательски названные страховой премией. Как хочется видеть в этом самом буржуе мецената, который не ест, не пьёт и денег не берёт, а только выплачивает направо и налево всяческие возмещения!
Не случайно существует термин «страховая культура». У нас специалисты констатируют почти полное её отсутствие. А это значит, что в нашей стране надо продолжать идти по пути обязательного страхования. Подготовлены сразу два законопроекта такого рода. Один — о страховании от врачебных ошибок, второй — об обязательном экологическом страховании.
Законопроекты вызывают дискуссии, и это нормально. А вот в необходимости такого страхования мало кто сомневается.
ЮРИЙ СУББОТИН
В России до сих пор нет понятия «врачебная ошибка». Этот пробел должен заполнить законопроект, разработанный Минздравом. Более того, он устанавливает размеры компенсаций за нанесённый вред и порядок доказательства вины эскулапа.
Умер без причины
Наша учительница всегда мечтала о двоих детях. И когда уже старшему сыну было двенадцать, они с мужем решили родить ещё одного. Беременность протекала без больничных коек. Она ушла в декретный отпуск, а мы собирались навестить её уже дома и посмотреть на малыша. Но через два месяца мы узнали: учительница скоро выйдет на работу, потому что её ребёнок… умер.
Спустя некоторое время боль утраты притупилась и она рассказала: «Вечером, когда малыш только появился на свет, он выглядел здоровым, да и врачи ничего не сказали о патологиях». А на следующее утро к ней в палату явились сразу три доктора. Врачи гурьбой просто так не приходят. Они сбивчиво сообщили, что ребёнок не дожил до утра. В чём причина, объяснить не смогли.
Обойдёмся витаминами?
Подозрение, что в смерти новорождённого виноваты врачи, появилось сразу, других причин просто нет. Но только докапываться до истины ни у кого не было сил и желания.Доверие к докторам после таких историй оказывается подорванным. Наверное, поэтому многие люди, за исключением маниакально заботящихся о своём здоровье, попадают в больницу на скорой помощи, когда врачи уже бессильны перед хронической болезнью и разводят руками: «А что же вы хотите, у вас возраст такой». Причём неважно, пятнадцать, тридцать или пятьдесят лет пациенту. После этого следует стандартное лечение: обезболивающие и витамины из определённой аптеки.
Статистика молчит
А спустя некоторое время другой врач неожиданно для тебя говорит: «Надо было раньше лечиться». И в этот момент возникает резонный вопрос: «Зачем идти и тратить время в бесконечных очередях, если правильный диагноз не ставят.Что и говорить, врачи действительно нередко ошибаются. Отговорки стандартны: то техники необходимой нет, чтобы подтвердить диагноз, то организм среагировал на лекарства не так, как должен, то доктор неопытный, и ему не хватило практики, чтобы распознать заболевание.
Механизма, который мог бы определить врачебные ошибки, в России нет. Получается, что промахи, ведущие подчас к смерти пациента, сходят ему с рук. Эксперты ведут споры: что это — халатность или неправильное лечение, а может, и вовсе поставленный наобум диагноз.
Цивилизованная страховка
Статистика пациентов, пострадавших от неправильного лечения, в нашей стране не ведётся. В США говорят о ста тысячах залеченных людей ежегодно. Поскольку в России численность населения меньше, то и цифра искалеченных пациентов, наверное, тоже ниже (не будем сравнивать уровень медицины). Ведь по оценке Всемирной организации здравоохранения, Россия не входит даже в первую сотню стран по эффективности медицинской системы. Пресс-секретарь Минздрава России Олег Салагай назвал приблизительную цифру врачебных ошибок: 40-50 тысяч в год. При этом в соответствующие органы поступает лишь семьсот исковых заявлений, и только треть споров решается в пользу пациента.В развитых странах вопрос защиты пациентов решён давно. Там страхуют риск профессиональной деятельности врача. Страховщиком может выступать государство, врач, медицинское учреждение. Это не важно, главное, что пациент получает компенсацию, которая в какой-то степени способна его утешить. А врача, по вине которого совершена ошибка, лишают лицензии.
Но такая модель не устраивает наше профессиональное сообщество: мол, врач не хочет вредить пациенту, иногда это происходит по независящим от него причинам. Вообще-то ошибки можно совершить в любой профессии, только последствия неверного действия врача едва ли на самые тяжёлые.
Три года назад Минздравсоцразвития подготовило и опубликовало законопроект о страховании пациентов. Весной этого года на сайте Минздрава появился с небольшими изменениями тот же проект. Предлагается, например, платить два миллиона рублей родственникам умершего в результате врачебной ошибки пациента, от полумиллиона до полутора миллионов рублей — лицам, ставшим инвалидами той или иной группы. Причём выплачивать страховое возмещение должно медицинское учреждение, в котором работает горе-врач. Решать же, виноват ли он, должна специальная комиссия.
Кстати, врачи, которые так и не смогли объяснить причину смерти младенца нашей учительницы, до сих пор принимают роды.
Мнения
Сергей Дорофеев
заместитель председателя Комитета Государственной Думы по охране здоровья:
«Во-первых, надо менять финансовую сторону законопроекта. Предлагается страховать всех граждан нашей страны, а это более ста сорока миллионов человек. А в российской системе здравоохранения работают всего четыреста тысяч врачей, и только половина из них непосредственно занимается лечебным делом. Даже если взять маленькую цифру - сто рублей страховки с одного человека, то уже получается пятнадцать миллиардов. А если взять за среднюю сумму страховки тысячу рублей, будет сто пятьдесят миллиардов, а это треть стоимости программы модернизации системы здравоохранения, которую мы проводили два года. Эти деньги каждый год будут уходить в страховые компании безвозвратно, причём источником, скорее всего, станет сама система здравоохранения, в которой денег и так не хватает.
Во-вторых, наш комитет считает неправильным и концептуальный подход. Страховать надо, как во всём цивилизованном мире, риск профессиональной деятельности. Врач может ошибиться из-за недооценки состояния больного, несовершенства техники, непредсказуемости организма. В медицине просчитать всё невозможно.
Нам кажется, что у законопроекта Минздрава нет шансов на одобрение профессиональным сообществом. Сначала необходимо провести широкое обсуждение концепции страхования от врачебной ошибки».
Лариса Пономарёва
первый заместитель председателя Комитета Совета Федерации по социальной политике:
«Закон о страховании пациентов необходим, но над его существующей редакцией надо ещё много работать, прежде чем принять. В первую очередь нужно привести в порядок формулировки: что же мы всё-таки назовём врачебной ошибкой. Ведь это и есть главная цель законопроекта.
Необходимо определить и порядок страхования: кто будет выплачивать компенсации, откуда будет идти финансирование. Суммы страховых выплат не могут взиматься с врачей — этого не позволяет их зарплата. Да и такая система не будет стимулировать докторов осваивать и внедрять новые методы лечения. Ведь они будут бояться сделать что-то радикальное. А медицина должна развиваться».