Сырьевую экономику ругают те, у кого нет сырья

Представление о геологах как о людях в толстых свитерах, с бородами и гитарами безвозвратно ушло в прошлое. Теперь они работают со сложнейшими приборами и ищут полезные ископаемые с помощью высоких технологий, в том числе спутниковых. Романтики стало меньше, а требований к высокопрофессиональным знаниям и ответственности — больше. Об этом накануне Дня геолога мы поговорили с ректором Санкт-Петербургского горного университета Владимиром Литвиненко. Правда, разговор вышел невеселый

Проедаем, не прирастая

- Владимир Стефанович, как же теперь геологи живут без былой романтики?

- Мне кажется, что почти безнравственно говорить о романтике, когда в стране уходит понимание простого факта, что геология — центр нашей экономики. Геология и экономика нашей страны тесно связаны. Мы жили все последние десятилетия и еще как минимум 20 лет будем жить за счет эксплуатации сырьевых ресурсов, и это одно из наших конкурентных преимуществ. В СССР это понимали, там геология была приоритетом. И когда добывали из недр Земли, скажем, тысячу тонн полезных ископаемых, то знали: надо разведать в полтора раза больше или прирастить ресурсы тех же эксплуатируемых месторождений - это было строгое правило. А в последние 20-30 лет мы просто проедаем то, что было разведано геологической службой Советского Союза.

Сырьевые ресурсы — одна из двух главных опор, на которых стоит наша страна. Вторая опора - это интеллектуальный потенциал. Все остальное у нас либо в стадии зачатия, либо это маленькие островки развития, где мы впереди, как, например, космическая индустрия: мы в ней сильны, но космос в отличие от геологии пока экономику не делает.

При этом геология не требует много: при стоимости нефти 60 долларов за баррель на поисково-оценочные работы, обеспечивающие прирост запасов, тратится от 30 центов до 1,2 доллара на баррель. Разведка стоит чуть-чуть больше. Себестоимость добычи тоже копейки по сравнению с эксплуатационными расходами. Но после ликвидации Министерства геологии и продажи в Америку знаменитой карты из приемной министра со всеми разведанными месторождениями — все геологи об этой карте знают - ситуация стала очень печальной. Отрасль мы практически потеряли. Мы только проедаем разведанное, но не обеспечиваем прирост запасов.

- Страшные вещи говорите.

- Я не пессимист, я оптимист, только хорошо осведомленный. Из тех, кто эксплуатирует месторождения, 90 процентов — это хозяева, которые ничего не создавали. Они просто получили месторождения и предприятия, но приростом не занимаются. Это проблему надо решать.

И я думаю, что выход, спасение — это федерализм. Мы видим, какой уровень жизни в регионах и как разительно он отличается от московского. Федерализм подразумевает взаимоотношения в форме договора между регионами и Центром с учетом специфики того или иного региона. Федерализм предусматривает стимулирование того региона, где есть конкурентные преимущества для развития, и они должны в первую очередь использоваться местным населением и тем субъектом Федерации, где они находятся. Федерализм — это если не третья нога, то трость, на которую государство должно опираться.

Нужна подготовка горных инженеров для региональной власти, которые бы знали основы работы с недрами, чтобы управлять этим процессом. Но сейчас мы имеем такие взаимоотношения регионов с федеральным Центром, которые не дают возможность субъектам развиваться более активно.

Отучился? Уезжай!

- Что собой представляет сегодняшняя геология?

- И геология, и геологи ныне очень сильно отличаются от того, что было 30-40 лет назад. Романтика ушла, ушли костры. День геолога в апреле, когда уходили первые экспедиции, был настоящим праздником! К сожалению, этот праздник ушел.

Радикально изменилась и сама отрасль. Теперь она очень высокотехнологичная и быстрая. Геология ныне — это сложнейшие приборы, спутники, летательные аппараты, новые технологии, оперирующие цифровой информацией. Но появилась новая проблема: отсутствие геолога, умеющего читать цифровую информацию, выдаваемую приборами, геологически интерпретировать ее и переводить в обычную форму, которую мы привыкли читать на картах.

Геологи работают на суше, в акваториях рек, морей и океанов, выполняют исследования в наземных, подземных и воздушных средах. Геологи обеспечивают проведение поисково-оценочных работ, разведку месторождений полезных ископаемых, отвечают за добычу.

- Как сейчас выглядит их подготовка?

- То, что было во времена СССР — ведомственные институты при министерствах, обеспечивавшие тесные связи с отраслью, - закончилось. Нет взаимодействия между вузами и Минприроды - я это констатирую как ректор.

У нас более 20 вузов, где имеется горно-геологический профиль профессионального образования. И ни у кого нет контактов с министерством. Даже по вопросу, какие нужны специалисты, сколько их надо, какие стандарты подготовки нужны. Ни копейки не выделяется на научные исследования, на научное обеспечение учебного процесса.

А ведь сегодняшняя геология — это специальность, которая требует очень многих знаний, она очень высокотехнологична, она впитывает все, что есть в других отраслях, от космоса до вычислительной техники. Поэтому, чтобы подготовить геолога, мы должны научить его практически использовать самые современные методы и технологии.

Приведу пример: мы знаем, что Земля «дышит»: она выделяет водород, метан, азот и другие газы, переносящие к поверхности микроконцентрации широкого спектра химических элементов. Регистрируя их, мы можем судить о наличии на больших глубинах рудных и нефтегазовых месторождений.

В своей работе мы используем электромагнитные волны от герцевого до мегагерцевого диапазонов, что позволяет решать самый широкий круг задач — от изучения глубинного строения земной коры и верхней мантии до поисков и разведки глубокозалегающих месторождений нефти и газа и даже инженерно-геологического сопровождения строительства зданий, сооружений и дорог. 

Естественно, для этого необходима дорогостоящая аппаратура, но знакомиться с ней будущие геологи, геофизики должны уже в университете. Причем для каждой специальности нужна своя линейка приборов, разные методики. Одним — одни, другим - другие. Но далеко не все вузы располагают современной приборной базой, на которой можно учить современного геолога. Нет профессиональных навыков, и уровень подготовки - примитивный. Еще проблема - некуда отправить студента на практику. Построить геологический полигон и содержать его очень затратно и невозможно организационно. Несколько лет назад мы вынуждены были отказаться от такого полигона в Ненецком автономном округе, где наши студенты и аспиранты учились и в летний, и в зимний периоды. К сожалению, фактически сегодня полигона нет.

- Но геологи хотя бы востребованы?

- Очень востребованы, но за рубежом. Нашим выпускникам повезло, что Горный университет имеет тесные отношения с крупными добывающими компаниями, и мы их можем трудоустроить.

- Уже хоть что-то.

- Но…

- Опять но?

- Да. Но эти компании не занимаются сервисными услугами в области геологии. Удивительно! Во всем мире делают все возможное, чтобы специализированные сервисные компании выполняли профессиональные услуги для государственных геологических служб. А у нас этого нет.

Я убежден: государство в рыночных условиях должно быть регулятором, а не производителем геолого-разведочных работ! Но когда создавали холдинг «Росгеология», хотели удивить весь мир и доказать, что в рыночных условиях государство может заниматься производством эффективнее, чем частный капитал, частные инвестиции. Для мира это был шок. Для нас — тем более. Геологию этим решением просто загнали в гроб.

Государство должно мотивировать компании, тогда они будут не только инвестировать в развитие собственного производства, но и вкладывать свободные деньги в прирост запасов полезных ископаемых. А мотивация может быть разной. Например, возможность особых условий конкурса на получение каких-то из открытых этой компанией месторождений. Может, денежная компенсация. Механизмы могут быть разными. Но именно государство должно стимулировать прирост.

Сильнее оружия

- Нынешней нефти России надолго хватит?

- Запасы выявленных месторождений нефти резко сокращаются. Нынешний уровень добычи сохранится еще 2-3 года. А через 5-10 лет объемы добычи снизятся вдвое.

- И что делать?

- Нужны специалисты, которые смогут искать месторождения нефти и газа на больших глубинах и в более сложных геолого-структурных обстановках, увеличивать извлекаемость углеводородов. Сейчас мы добываем из месторождения 30 процентов нефти, а 70 процентов остаются в земле! А на Западе извлекаемость до 65 процентов!

- Но, может, это и хорошо? Слезем наконец с нефтяной иглы.

- Это большое заблуждение, что нефтяная игла — плохо, хотя так говорят все, в том числе с министерских трибун. Сырьевые ресурсы могут ругать только те, у кого их нет или кто хотел бы ими завладеть. Сырьевые ресурсы способны создать комфортную среду в регионах, условия для прорывного развития. Но этого не произойдет, пока мы не закончим эксперимент с Росгеологией, пока государство не начнет не только выдавать лицензии на природопользование, но и заниматься подготовкой кадров, их рациональным использованием. 

Сейчас мы добываем из месторождения 30 процентов нефти, а 70 процентов остаются в земле! А на Западе извлекаемость до 65 процентов!

Мы — страна, которая имеет сырьевые ресурсы и умеет с ними работать. Поэтому пора прекратить охотиться за теми, кто создает рабочие места, кто наполняет финансовую систему страны денежными потоками.

Вся геополитическая борьба сегодня ведется за доступ к сырьевым ресурсам. Они для Запада гораздо страшнее, чем все наши вооружения. Газ, нефть, руда — вот наш геополитический инструмент! Вот поэтому наши высококвалифицированные специалисты - объект особого интереса наших противников и конкурентов. Поэтому против нас вводятся санкции, наносящие ущерб добывающей отрасли: нас хотят отбросить на 50 лет назад.

Будущее за Арктикой

- Нефть кончается. А что у нас с газом?

- Газа много. Но возможность увеличивать его экспорт посредством трубопроводной системы практически исчерпана. В будущем этот рост обеспечит СПГ — сжиженный природный газ, глобальный спрос на который в ближайшие годы перевалит через 300-400 миллионов тонн в год. И государства, которые научились производить и торговать СПГ, из-за нашей нерасторопности становятся монополистами.

- Опять проблема. У нас хоть шансы догнать лидеров есть?

- Нет, пока мы не начнем развивать арктический шельф. У нас 12 федеральных программ, но нет ничего об арктических городах. За счет чего они будут развиваться? А Арктика — это завтрашний день экономики, она даст прирост в 40 процентов за десять лет.

Арктикой занимаются 18 министерств и ведомств, но каждое — само по себе. «Новатэк» сумел сделать проект, транспортирует СПГ по Севморпути - это кратчайший путь в Азию и Европу. Но если не интенсифицировать строительство отечественного ледокольного флота, там будут ходить китайские корабли с американским газом.

Чтобы подобраться к лидерам, нам нужны порты, заводы, терминалы, промышленная инфраструктура. Сейчас на Ямале маленький заводик СПГ. Этого недостаточно, нам нужно довести добычу до 160 миллионов тонн в год. Такие перспективы вполне реальны, тем более что на весь этот объем существует спрос. Нужно довести до ума проекты заводов на Балтике — это 20-30 миллионов тонн, на Дальнем Востоке - 30-40 миллионов. Если нам это удастся и будет четкое государственное регулирование, мы получим результат.

Пока же из-за того, что Арктический проект не работает, страдают все добывающие регионы — Ханты-Мансийский, Ямало-Ненецкий, Ненецкий, Мурманск, Тюмень, они недополучают процентов 30-40. А инфраструктура - штука такая, что либо мы ее построим, либо ее построят наши конкуренты.

- Непраздничный какой-то разговор у нас получился. Может, хотя бы рецепт возрождения геологии скажете?

- Он простой. Надо, чтобы геолог снова стал престижной и уважаемой профессией, нужно уважение к тому бизнесу, который работает, формирует бюджет. Надо уважать губернаторов, которые могут и не боятся принимать решения. И все должны понять: геология — сектор малозатратный, но очень важный