Фоторепортаж родился на Малаховом кургане

Новый комплекс зданий уни­кального хранилища свето­писных свидетельств о более чем полутора веках истории госу­дарства Российского, истории СССР и новой России должен быть завер­шен через два года. Возможности архивистов по сбережению беспри­страстных и предельно объектив­ных зрительных данных о минув­ших эпохах, событиях, свершениях и катаклизмах намного расширятся. А это же не просто хранение. Речь о реставрации, о переносе на со­временные носители. Современная видеозапись и «цифра» не вечны, поэтому материалы, отснятые на них, необходимо переводить на при­вычную пленку. Директор РГАКФД Наталия Александровна Калантарова сказала мне, что мечтой о новых просторах коллектив жил с 1991 года, когда об этом впервые реально зашла речь.

Говоря о прошлом, нельзя не оттолкнуться от исходных дат. Поэтому-то самым первым делом я спросил у Наталии Александровны о самых древних достояниях сокро­вищницы отечественных фотокиноуникумов. Оказалось, что одной временной черты будет маловато. Что касается фотографии, то пер­вые ее отечественные опыты сбе­режения реальности для потомков, дошедшие до нас, относятся ко времени Крымской войны. Речь о ранних, дебютных попытках фото­репортажа…

Но и сегодня в архив порой по­ступают совершенно неожиданные исторические документы. Совсем недавно в РГАКФД обратилась жи­вущая в Орле родственница фото­графа Владимира Левицкого, много и талантливо снимавшего русскую провинцию, как, впрочем, и то зарубежье, что ныне именуют Дальним, и поинтересовалась, а не придутся ли им ко двору уцелевшие у нее материалы. Деньги для этого понадобились небольшие, но в бюд­жетном учреждении даже скромные суммы просто так с неба не пада­ют. Так или иначе, но, несмотря на кризис, с финансистами удалось понимание найти, так что никому не ведомое сокровище нашло свой надежный и бессрочный приют.

Бывали и другие чудеса. Года два назад в архив пришел стопроцент­но нежданный гость, случайно по­добравший на прогулке (!) ржавую коробку с какой-то пленкой. Каче­ство ленты оказалось столь удру­чающим, что ее перемотку даже не рискнули доверить машине, трепет­но расправляли руками. Проще все­го было махнуть на этот артефакт рукой и забыть о его существова­нии. Реставраторы, однако же, не отступились, а, изучив этот реликт периода «Великого Немого», едва ли не ахнули. У них в руках был не более или не менее, а фрагмент документальной киносъемки о пре­бывании Николая II и августейшей фамилии в Нижнем Новгороде во время празднования 300-летия ди­настии Романовых.

С последним императором, как выяснилось, связано и само воз­никновение кинодокументалисти­ки. Первые хроникальные съемки в России проводились во время коро­нации злосчастного Николая Алек­сандровича. Своих операторов еще не было, ручки кинокамер вертели поначалу французы.

Время идет, и не всем дано пом­нить, что и когда было. Наталия Александровна с добродушной улыбкой припомнила о звонке с одного из телеканалов, продюсе­рам которого понадобились кадры с посещения Николаем II балета «Лебединое озеро» с участием од­ной из знаменитейших тогда тан­цовщиц. Искатели киносенсаций никак в толк взять не могли, что до 1906 года документальных съемок в помещениях вообще не было — чувствительность пленки была слишком мала. Первый докумен­тальный сюжет русского кинема­тографа, отснятый не на открытом воздухе, связан с открытием Пер­вой Государственной думы. Еще десятка три лет назад этот раритет у советских современных докумен­талистов спросом не пользовался. Тема была нежеланна, но пленка уцелела, и на ней, кроме импера­тора и императрицы, отчетливо можно распознать многих полити­ков, взгляд на которых за минув­шее столетие сильно изменился от негатива к разным вариантам по­зитива или хотя бы терпимого от­ношения…

Любой архив по своей сути — достояние национального масштаба. Особенности исторических периодов оборачивались тем, что какие-то их «единицы хранения» становились недоступными, а какие-то вообще могли кануть в небытие. Поводом для обращения к этой деликатной теме в разговоре с Наталией Калантаровой для меня стал полуистерический призыв одного из либеральных публицистов, заявившего в Интернете, что пора поехать в Красногорск или в Белые Столбы и найти там хронику процессов 30-х годов.

- Помилуйте, — удивилась она. — Их никто не скрывает. Не скрыва­ли их и в прошлом. На них же за­печатлены не процессы полностью, а эпизоды покаяний обвиняемых, поэтому их и демонстрировали в ки­нотеатрах. Не будем сейчас говорить или гадать, а насколько искренними были признания подсудимых в том, в чем их обвиняли. Правда, это ка­сается открытых процессов. А вот съемки судилищ типа пресловутых «троек» до нас не дошли…

В любом случае, время, когда недоступными для публики стано­вились документы и книги, запре­щенные по идеологическим сооб­ражениям, кажется, безвозвратно кануло в прошлое. Сейчас в РГАКФД утаенных от народа материалов практически нет. Любой человек может увидеть все, что ему понадо­бится. Но в недавнем прошлом огра­ничения существовали, и немалые. Труднее всего было получить доступ к материалам, связанным с царской фамилией и с той эпохой, кото­рую порой называют «сталинской». Притом запреты на иллюстрирую­щие ее фото- и кинохронику ужесто­чились после прихода к власти Хру­щева. Никите Сергеевичу, видимо, не хотелось обнародования кадров, на которых он зафиксирован рядом с развенчанными им кумирами.

Имелась в прошлом и дополни­тельная цензура, чем-то напомина­ющая процедуры из романа Оруэлла «1984», герой которого занимался вымарыванием любых воспомина­ний о лицах, попавших в немилость к «Большому Брату». В архиве этим занимался один из бывших дирек­торов. Он лично просматривал ма­териалы, уже разрешенные «на вы­нос», и буквально ножницами по своему разумению вырезал то, что казалось ему нежелательным для обнародования.

Исходившие свыше приказы не­редко требовали уничтожения ма­териалов, но во многих случаях они продолжали храниться в целости и сохранности. Причиной тому по­хвальная склонность архивистов к тому, что Наталия Калантарова на­звала профессиональным консерва­тизмом. Расстаться с чем-либо из своих сокровищ для них воистину смерти подобно. А разобраться с десятками тысяч километров плен­ки и миллионами фотографий нико­му из сторонних контролеров было не под силу.

Иной раз все это связано было с политикой, а порой с откровенной глупостью. Для меня странным от­кровением стало, что в хлам могли уйти многие работы классика рус­ской художественной фотографии Свищова-Паолы. Самородок из купеческой семьи стал одним из знаменитейших московских светописцев, без портрета Есенина его работы не обходится ни одно из собраний сочинений рязанского гения. Однако Николай Иванович в своем ателье «Паола» (от названия которого и «приклеилась» к его про­стонародной фамилии итальянская половинка) небезуспешно снимал и обнаженную натуру. Один из его подобных шедевров удостоился второй премии на Всесоюзной вы­ставке, но… такого рода фото, при всей их по современным понятиям невинности, хранению не подле­жали. Однако уцелели, поскольку архивисты отталкивались не от инструкции, а руководствовались собственными вкусами и своим же пониманием красоты.

Исходившие свыше приказы нередко требовали уничтожения материалов, но во многих случаях они продолжали храниться в целости и сохранности»

Воспетый Михаилом Булгако­вым принцип «рукописи не горят» полностью восторжествовал по от­ношению и к другим шедеврам кинофотолетописи. Виднейший фото­историограф СССР Петр Оцуп был известен в основном своими сним­ками Ленина. Персональная его вы­ставка в Москве, состоявшаяся де­вять лет назад, благодаря архиву в Красногорске прямо-таки потрясла историков светописи и просто исто­риков. «Мастер из тени», как назва­ла его искусствовед Ирина Чмырева, наводил объектив на очень и очень многих современников — от Сталина и Фрунзе до знаменитого партизана Сидора Ковпака.

Многие работы Оцупа при жиз­ни автора не выставлялись то по одним политсоображениям, то по другим, но уже став единицами хра­нения, воистину пережили второе рождение. Их не просто отрестав­рировали и показали на экспозиции в Московском музее современного искусства. Из них составили объе­мистый каталог-альбом «Простран­ство революции: Россия. 1917-1941».

Книжная деятельность красно­горских архивистов — предмет осо­бого рассказа. Опубликованы вооб­ще неизвестные прежде у нас мате­риалы, повествующие о русских во­еннопленных в Японии. Показывая эту книгу, Наталия Калантарова по­яснила, что этими иллюстрациями мы обязаны уникальной акции рос­сийских властей. Французские ди­пломаты по их просьбе обследовали лагеря пленников Русско-японской войны 1904-1905 гг., запечатлели самих солдат и моряков, их жили­ща, церкви, кладбища. «Это была последняя война, — сказала она, — когда военнопленные содержались в соответствии с международными конвенциями… А японцев интересу­ют материалы об их военнопленных в нашей стране». Об этом тоже мало кто знает.

Есть и будут книги о тех войнах, что отгремели позднее. Выпущена фотокнига, посвященная Великой Отечественной войне. Готовится к изданию двухтомник, содержащий фотоправду о войне Гражданской. Ничего подобного у нас еще не бы­ло. Прежде большинство публика­ций об этих страшных страницах прошлого были под неизбежным и чрезмерным влиянием легенд о «комиссарах в пыльных шлемах». Теперь же ни для кого не секрет, что пыльношлемными, так сказать, политруками эта катастрофа народ­ная не заканчивается. Книга рас­скажет и о трагедии белой армии, а ее фотоистория очень и очень во многом у нас вообще «терра инкогнито».