Письма четырнадцатое-шестнадцатое
Письмо четырнадцатое
«Дорогая Надёк!
Выпал свободный вечер и мне снова захотелось поболтать по душам. Ты знаешь, жизнь здесь настолько сурова и жестка, что душа просит привета и ласки.
Сейчас, когда близится конец войны, это ощущение все больше и больше усиливается. Ведь мы начинаем чувствовать и понимать, что скоро все кончится и мы снова очутимся в кругу близких и дорогих нам людей. Год назад этого сказать было нельзя. Как бы кто ни мечтал о возврате на Родину, но фронтовая обстановка подсказывала, что все это пустые мечты, что война продлится еще долго и бесполезно загадывать за годы вперед, в то время как здесь тебя каждую минуту может прихлопнуть. Правда, такая возможность не миновала и сейчас, и мечты многих умрут с ними, но все же срок до конца войны остался уже намного меньше того, который мы перенесли и уже прожили. Сейчас всерьез можно уже помечтать о возможно близкой встрече, которая волнует всех, а особенно меня, так как у меня разлука, во-первых, вместо 2 лет (как у всех) превышает 12 лет, а затем я надеюсь встретить САмого дорогого мне в жизни человека, которого считал навеки потерянным для меня. Правда, эта встреча ничего не изменит в моей жизни (уже поздно), но даже мимолетная встреча старых задушевных друзей вознаградит меня за долгие годы нравственного одиночества и за все сверхчеловеческие переживания, и за пролитую кровь в настоящей войне. Несмотря на потерю здоровья и ушедшие годы, я чувствую известную долю удовлетворения от сознания того, что защищая Советскую Родину, я защищал от немецкого ига и самого дорогого мне в жизни человека, за которого я с удовольствием бы отдал и свою жизнь. А может быть, еще и отдам? Многие боятся смерти, а я считаю это самым легким, так как уже не услышишь пули или осколка, оборвавшего твою жизнь.
Продолжаю на следующий день.
Ну вот и кончился отдых. Ночью выступаем снова.
Может, это будет последний удар.
Буду жив - сообщу.
Крепко целую. Всем привет.
Твой Алексей.
13/ХI 43 г.
P.S. Пиши».
Письмо пятнадцатое
«Дорогая Надёк!
Получил твое письмо от 9/XI, где ты пишешь о ранении мужа. От всей души рад за тебя. Ведь его эвакуировали в тыл, значит, ранение не из легких, а раз это так, то он долго пролечится, вернее всю зиму, а там глядишь, и война кончится. Таким образом, ты теперь можешь быть совершенно спокойна, что не получишь извещения, с которым обрывается все. А это самое страшное в наше время. И в то же время раз он сам пишет и хлопочет о своем направлении, значит, ранение не особенно серьезно и, полежав в госпитале, он явится домой.
Теперь будь спокойна и наберись терпения - скоро все будет в порядке. Это ведь самый хороший выход из войны. Представляю, сколько радости будет у тебя и детей, когда он сможет уже перебраться домой.
Ну будьте счастливы и не забывайте тех, кто еще продолжает вести борьбу с проклятыми гадами.
Увидишь мою старушку - крепко поцелуй ее за меня и передай, что ее мальчик - старый гвардеец, видимо, так и дотянет до конца войны в действующей армии.
Ты жалеешь, что я не пишу Паше, но он не отвечает на мои последние два или даже три письма. В чем дело? Не понимаю.
Хотя вполне понятно, что все заняты своими делами и своей личной жизнью, а мы старые фронтовики уже оторваны от этой жизни и вернемся ли к ней? (Большой знак вопроса).
И только ты… одна не забываешь своего старого друга и даже в такой момент нашла время, чтобы написать ему. Благодарю!
Привет детям, М.М. и Коле.
Мне немного грустно отчего-то, кончаю писать, чтобы не сказать какой-нибудь глупости.
Твой старый друг Алексей.
22/XI-43 г.»
Письмо шестнадцатое
«Дорогая Надек!
Давно не получал от тебя весточки. Последнее письмо было в двадцатых числах августа прошлого года. Эта дата мне очень памятна и вот почему: был ясный теплый августовский вечер. Мы расположились на опушке густого соснового бора. Старые сосны своими густыми вершинами совсем закрывали небо, так что кружившиеся над самым лесом выслеживающие нас немецкие«мессеры» ничего не могли рассмотреть сквозь густую сетку ветвей. Мы только что вышли из боя, в котором и мне пришлось принять непосредственное участие. Коварный враг устроил нам ловушку, и нам с большим трудом удалось выправить положение. Общая неудача, гибель близких друзей и резкая реакция после страшного напряжения сил, а тут еще эти «мессеры», старавшиеся разглядеть наше расположение, - все это создавало невыносимо гадкое настроение. Даже воспоминание о том, как утром мне удалось отправить без пересадки на тот свет двух гадов, не давало надлежащего удовлетворения. Несколько раз я порывался выйти из леса, чтобы вступить в борьбу с обнаглевшими стервятниками, но командование запретило мне это делать, ссылаясь на необходимость полной маскировки. Приходилось спокойно лежать в то время, как в груди все клокотало от приступов ненависти и обиды. Я готов был на всякие крайности и даже жалел, что кривая снова вывезла меня целым из последней ожесточенной схватки.
В это время мне передали письмо. Я позабыл уже его содержание, но до сего времени хорошо помню, какое благотворное влияние оно на меня оказало. Это было… Нет, в письме этого не выскажешь. Мне захотелось сразу ответить. Хотя обстановка была малоподходящая для этого, но я все же написал большое, большое письмо. Оно дышало еще грохотом боя и пахло еще пороховым дымом, но я излил в нем все наболевшее в груди и как после беседы со старым другом почувствовал некоторое облегчение. Я долго ждал ответа на свое письмо.
Впоследствии это письмо вернулось ко мне обратно.
Я не стал больше писать, так как писать только для того, чтобы писать, не в моей привычке. Не сочти это за упрек. Я вполне понимаю тебя и поэтому решил больше не писать. Но сейчас, попав в спокойную обстановку, где нет больше моих боевых товарищей, где не слышно грохота наших орудий, где не рвутся неприятельские снаряды, я заскучал. Трудно переживать сознание того, что вследствие потерянного здоровья ты уже никому не нужен и никто о тебе не думает.
Прости, что я беспокою тебя снова, может быть, совсем не стоило писать. Но ты поймешь мое состояние.
В своем последнем письме ты послала свою фотокарточку, но я ее не получил. Она, видимо, выпала при просмотре. Карточки следует слегка пришивать к письму и тогда они не теряются.
Привет Мар. Максимовне, Ивану Алексеевичу, Коле и детям.
Еще раз прошу простить меня за то, что я снова врываюсь в твою спокойную, счастливую жизнь.
Но вот окрепнет здоровье, появятся снова силы, могущие заглушить никому не нужные порывы, я снова возьму себя в руки и снова под спокойной личиной никто не увидит, что делается у меня внутри.
Твой Алексей.
6.3.45 г.»
Всего 16 писем. Больше писем бойца-горьковчанина Алексея Разумовского в подборке не было. Как сложилась его дальнейшая судьба? Пришел ли он живой с той беспощадной войны или остался лежать «в полях за Вислой сонной…», я не знаю. Не знаю, как сложилась судьба Надежды Акимовны Артамоновой - его «Надёк», в переписке с которой он черпал силы для того, чтобы бить на фронте жестокого врага. Так же, как и не знаю всего пути этой подборки писем, заботливо хранимых его музой, после ухода Надежды Акимовны в иной мир.
Подготовил Андрей Киселев
2797
