Три дня августа, которые изменили Россию
25 лет назад было объявлено о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению
19 августа 1991 года. Прессконференция членов ГКЧП в пресс-центре МИД. Жаль, что фотоснимок не может показать дрожь в руках Геннадия Янаева (в центре), которую крупным планом видела вся страна по ходу прямой трансляции в телеэфире
25 лет назад — 19 августа 1991 года — гражданам Советского Союза сообщили, что президент СССР Михаил Горбачев не может управлять страной по состоянию здоровья и в связи с этим для «стабилизации обстановки» управление берет на себя специально созданный Государственный Комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП). В его состав вошли: вице-президент СССР Геннадий Янаев, ряд партийных функционеров и руководителей из ЦК КПСС, правительства СССР, армии и КГБ.
Обо всем этом советские граждане узнали под аккомпанемент балета «Лебединое озеро», трансляция которого заменила все передачи в телеэфире. Но волшебная музыка Чайковского не настраивала на мирный лад. Танки и БМП на улицах Москвы слишком сильно подняли градус общественного настроения.
Центром противостояния ГКЧП стал Белый дом, он же дом Верховного Совета РСФСР. Здесь, на площади перед ним, взобравшись на танк, и выступил только что избранный президент РСФСР Борис Ельцин со своим обращением к гражданам России, в котором назвал деятельность ГКЧП реакционным, антиконституционным переворотом.
Все закончилось быстро, по сути, за три дня и без особых столкновений, хотя и не бескровно. Уже утром начинается вывод из Москвы всех воинских частей в места их постоянной дислокации. И в тот же день выносятся постановления об аресте бывших членов ГКЧП. Вскоре все они оказались в Матросской Тишине.
Так что же это все-таки было: заговор, попытка государственного переворота или путч, как назвали действия ГКЧП уже в первые часы его существования?
|
Сергей Бабурин,
в 1991 году член Верховного Совета РСФСР:
Между Ельциным и Крючковым действовала прямая связь…
 |
- Я не считаю, что это был какой-то заговор или попытка государственного переворота и уж тем более «путч». Выступление ГКЧП было попыткой части высшего руководства СССР сохранить страну. Термин «путч» был использован их противниками для проведения аналогии с чилийской хунтой, чтобы строить обвинения на привычном обществу пропагандистском клише.
По большому счету это была неуклюжая попытка спасти страну от разрушительных действий президента СССР Горбачева и его команды. Члены ГКЧП понимали, что подписание 20 августа 1991 договора о создании Союза суверенных государств, который активно проталкивал Горбачев, в буквальном смысле убивает СССР, но оказались не готовы к решительному шагу — во имя спасения Союза принять решение об отрешении его от должности. А речь шла о запланированном на 20 августа убийстве Страны! По-другому я, как юрист, не могу оценивать документ о создании ССГ, который Горбачев планировал подписать 20 августа. Это было бы то же Беловежское соглашение плюс генеральный секретарь ЦК КПСС во главе нового образования.
Создание ГКЧП оказалось неожиданным, хотя для меня и было событием долгожданным: тяжело было видеть летящую в пропасть Родину. Могу только сожалеть, что вместо серьезных, решительных, энергичных действий ГКЧП ограничился декларациями, а потому и проиграл. Побеждает ведь не самый сильный, а тот, кто идет до конца. ГКЧП до конца не пошел. Его члены в худшей советской традиции посчитали, видимо: раз они дали указания, то все быстро побегут их выполнять. Ничего подобного. Хотя им и удалось на полгода — до декабря — продлить агонию Советского Союза. Если бы они победили, то СССР, конечно, в другой форме, но уверенно существовал бы и сегодня, я в этом уверен.
Ключевая ошибка ГКЧП заключалась именно в том, что они попытались завуалированно опираться на Горбачева, отгородить его от ответственности, изобразили его болезнь, вместо того чтобы просто взять бездарного президента под домашний арест, чему, уверен, 90 процентов населения страны рукоплескало бы. Когда Горбачев был сохранен, сразу возник вопрос о серьезности того, что делается от имени ГКЧП. Вообще, полагаю, роль Горбачева во всей этой истории далеко не так проста, как это рисуют. Одно его известное заявление о том, что правды о ГКЧП он не расскажет никогда, говорит о многом.
|
21 августа 1991 года.
Баррикада на Калининском проспекте
Фото Валерия Моисеева/ТАСС
 |
Когда ГКЧП не тронул нигилистический в своем большинстве наш Верховный Совет РСФСР — главную опору только что избранного президента России Ельцина в антисоюзном сепаратизме, стало очевидно: ГКЧП не сможет победить. Я уж не говорю о постоянном заигрывании с командой Ельцина. К сожалению, лишь через много лет я узнал, что между членом ГКЧП, председателем КГБ Владимиром Крючковым и Борисом Ельциным в те дни круглосуточно имелась постоянная телефонная связь. Конкретный человек, находившийся рядом с Ельциным, информировал о происходящем Крючкова и Ельцина одновременно — о всем том, что ему передавал Крючков. Когда этот генерал передал Крючкову сообщение о данном Ельциным указании арестовать членов ГКЧП, то председатель КГБ СССР искренне изумился — за что?
Вызвал шок и паралич КПСС. Искренние, но не очень решительные действия нескольких человек увязли в размышлениях и сомнениях основной части высшей партийной номенклатуры. Как коммунист и один из самых молодых членов Верховного Совета, я лично в те дни не мог понять бездействия власти и самой подоплеки событий. В такой же ситуации находились мои коллеги-депутаты.
Какая-то нереальность происходящего ощущалась с первого дня тех августовских событий. Утром 19 августа я поехал на открывавший Конгресс соотечественников. В парадном костюме, из-за которого позже меня пытались обвинять, что именно в честь ГКЧП я одел белую рубашку. Услышав по радио сообщение о том, что на всей территории страны действует Конституция и законы СССР без привычной добавки о конституциях и законах союзных республик, я подумал: наконец-то происходит что-то серьезное. Неужели удастся остановить развал? Но когда мы, депутаты, подъехали к зданию Верховного Совета РСФСР, понял, что не происходит ничего. Как сидел одинокий милиционер на входе с огурцом в пистолетной кобуре, так и сидит. Ни усиленной охраны, ни чего-либо особенного. Что же это за чрезвычайное положение, когда ничего не происходит? Кстати, через полгода, в декабре, когда произошло подписание Беловежского соглашения, уже 9 декабря на входе были брустверы из мешков с песком и крупнокалиберные пулеметы. Тогда-то стало понятно, что происходит и кто учел уроки ГКЧП.Характерно, что в 1993 году в ходе противостояния Верховного Совета и президента Ельцина история во многом повторилась. Руцкой и Хасбулатов действовали точно так же, как члены ГКЧП. Неоднократно лично я был свидетелем, как пришедших командиров воинских частей, предлагавших свою помощь, тот же Руцкой матом выгонял из приемной, утверждая, что всё решится «политически». Отрешенный в 1993-м от должности президент пошел до конца. Вот он- то учел уроки ГКЧП и действовал, потому что у него не было никакого желания отправиться в Матросскую Тишину.
У меня остались сугубо негативные воспоминания об августе 1991-го. Из особенно запомнившихся — постановочный торжественный подход Ельцина в окружении свиты к танку, с которого он зачитал свое обращение. С болью в сердце вспоминаю «детские» баррикады вокруг Белого дома, которые можно было преодолеть за пару минут.
Было противно, когда уже под занавес фарса «победы демократии» депутат-расстрига Глеб Якунин бегал по Верховному Совету, истерично вопя, что нужна кровь, потому что «иначе не поверят в то, что происходит, нам нужны жертвы». Жертвы нашлись, когда несчастные парни бросились на Садовом останавливать бэтээры, уходившие из города, и погибли под колесами. Страшно было видеть апофеоз победителей, истерично, незаконно и суетливо снимавших с руководящих постов коллег-депутатов и председателей облсоветов, поддержавших ГКЧП…
19 августа 1991 года. Борис Ельцин с башни танка обращается к народу
Фото Валентина Кузьмина и Александра Чумичева/ТАСС
Для меня было неожиданностью начало августовского путча, но не скорый конец. ИНДЕМ — самый старый из ныне действующих независимых аналитических центров — начал работу весной 1989 года, а к 1991-му мы уже активно сотрудничали с Верховным Советом РСФСР. В начале июля того года к нам в офис пришли несколько крепких ребят из аппарата Комитета по безопасности Верховного Совета и попросили проанализировать возможность вооруженного переворота в стране. Через неделю мы подготовили свой ответ. В нем предлагался анализ возможных ресурсов такого переворота и делался вывод о его весьма вероятном провале. В заключение мы писали, что спецслужбы располагают аналитиками не хуже нас. Поэтому они наверняка придут к такому же выводу, что и мы. Поэтому мы сочли крайне малыми шансы того, что кто-то обдуманно пойдет на риск переворота.
Когда же он все-таки произошел, я воспринял его как импровизацию. Позднее, когда подробности случившегося стали известными, это подтвердилось.
Общеизвестно, что в конце июля 1991 года руководители дюжины республик из числа еще остававшихся в составе СССР наконец согласовали текст нового Союзного договора. Торжественное официальное подписание было назначено на 20 августа. После окончания финальных переговоров на балкон большой дачи президента СССР Михаила Горбачева вышли три самых популярных на тот момент политика: хозяин дачи Борис Ельцин и Нурсултан Назарбаев. Они обсуждали необходимость немедленной смены ключевых фигур в руководстве СССР сразу после подписания Союзного договора. Разговор записывался КГБ. Поэтому неудивительно, что в состав ГКЧП вошли именно те фигуры, которые упоминались в разговоре на балконе, да пара-тройка символических фигур, считавшихся авторитетными в реакционном крыле советского истеблишмента.
Для меня очевидно, что путч произошел не из-за высоких идей — возврат к идеалам социализма, сохранение СССР, благо трудящихся и тому подобное. Путчисты были движимы банальными корыстными интересами — сохранить свою власть.
Для меня также очевидно, что попытка переворота в августе 1991 года стала решающей точкой в истории краха СССР. Наверняка успешное подписание Союзного договора продлило бы агонию советской империи, но не решило все проблемы. Например, республики в составе «обновленного Союза» обладали бы высокой самостоятельностью, что привело бы к резкому расхождению траекторий их внутреннего развития, что привело бы к столь значительным напряжениям внутри новой версии СССР, что раскол стал бы неизбежен.
После провала путча распад СССР был неизбежен. Республиканские властные элиты выигрывали от распада, превращаясь из колониальных подконтрольных элит в полноценных руководителей государств.
Столь же ясно было, что союзные институты власти были в полном кризисе и недееспособны (ведь путч победили не они, они в нем участвовали).
Августовский путч, подтолкнувший развал СССР, зависел от случайного обстоятельства: незаконной записи разговора президента СССР его собственной спецслужбой. А вот другой пример: когда Горбачев решал стать президентом СССР, он выбрал избрание на Съезде народных депутатов, а не выборы. Его в этом убеждали и те, кто позднее, замышляя путч, рассчитывал на отсутствие его независимой народной легитимности. Пойдя на выборы, Горбачев победил бы и обрел такую независимость, которая резко сокращала бы возможность путча.
В решающую ночь с 20 на 21 августа я был на баррикадах вокруг Белого дома вместе с коллегами по ИНДЕМ. Для меня, как и многих пришедших туда, это было и остается самым ярким, волнующим воспоминанием в жизни. Мы пришли туда, сделав выбор в пользу свободы, против талонов на дешевую колбасу. Часто спрашивают: «А вы пришли бы туда, зная, как потом все сложится?» Да! Пришел бы. Потому что если бы я знал, как потом все сложится, я бы знал и о наших будущих ошибках и сделал все, чтобы их избежать. Тем, кто идет следом за нами, нужно не только защищать свою свободу, но и знать о прежних ошибках и стараться их избегать.
7074
