"Кнуты и пряники" новой экономической доктрины

На эти вопросы отвечает доктор экономических наук, директор петербургского Института нового индустриального развития (ИНИР), член научно-экспертного совета при Председателе Совета Федерации РФ Сергей Бодрунов

Сергей Бодрунов: Здесь лично моя позиция, равно как и нашего Институ­та, однозначна — это глубокая деинду­стриализация.

Ее сегодняшнее состояние — следствие двух ударов: первый был нанесен в 90-е годы из-за развала Советского Союза, второй — в 2000-х по причине нерасчетливой экономической полити­ки, приведшей нас в «ловушку средних доходов». Ее продолжение, особенно в условиях предстоящего длительного периода воздействия неблагоприят­ных внешних факторов, становится крайне опасным и повышает риск де­зинтеграции страны.

Еще до известных украинских со­бытий и введения санкций против России Президент Владимир Путин констатировал, что ныне действую­щая экономическая модель, основан­ная на экспорте углеводородов (со всеми вытекающими решениями в сфере кредитно-денежной, промыш­ленной, социальной и так далее поли­тики), себя полностью исчерпала. Еще более актуальны эти слова в нынеш­ней ситуации.

Таким образом, перед политиче­скими властями и экономическим со­обществом возрастающе актуализи­руется задача поиска уже не просто новой модели роста, а, следует ска­зать шире, — новой экономической доктрины России. И все более прева­лирующей становится идея необходи­мости возврата к парадигме приори­тетного развития промышленности, особенно ее высокотехнологичного сектора. Механизмом решения зада­чи должна стать реиндустриализация на основе пятого, с элементами ше­стого, технологического уклада. При этом «новая индустриализация» воз­можна только в модернизированной институциональной среде, поощря­ющей создание продукта и развитие производства, лояльной к индустрии и бизнесу.

РФС: Сергей Дмитриевич, в связи с этим возникает вопрос: какая нужна модернизации, на базе какой идеи?

Сергей Бодрунов: Здесь следует учи­тывать одно важное обстоятельство — основная конкуренция в будущем развернется на экономико-техноло­гическом направлении и в борьбе за человеческий капитал, способный ее обеспечивать. Высокотехнологичное конкурентное производство, эконо­мика знаний с выходом на понятие «экономики счастья», социокультуру, духовное развитие и тому подобное — вот базовые посылы для формиро­вания концепции реиндустриализации и модернизации экономики страны в ближайшие десятилетия.

Эти вопросы стоят в центре внима­ния научной общественности, поли­тиков России. В марте прошлого года вопрос с такой повесткой был подроб­но рассмотрен научно-экспертным со­ветом при Председателе Совета Феде­рации РФ. Выступая на заседании, Валентина Матвиенко подчеркнула, что реиндустриализация экономики стоит в череде первоочередных задач госу­дарства и что экспертному сообще­ству необходимо определить главные направления ее решения.

В связи с этим следует отметить, что принципиальная составляющая механизма повышения конкуренто­способности экономики и в первую очередь промышленности — произво­дительность труда. Анализ показыва­ет, что на протяжении новой истории России характерен ее низкий рост, практическое отсутствие механизмов его стимулирования при постоянном декларировании крайней актуально­сти задачи. По итогам прошлого года валовой внутренний продукт страны составил 3,7 триллиона долларов США (второе место в Европе после Герма­нии, шестое — в мире). В то же время по ВВП на душу населения России за­нимает 56-е место в мире — это уро­вень Хорватии, Малайзии.

Этот факт — прямое следствие се­рьезного отставания в повышении производительности труда. В списке Организации экономического сотруд­ничества и развития (ОЭСР) по нему у нас предпоследнее место (последнее у Мексики): один час работы в РФ вно­сит вклад в ВВП в размере 24 долла­ров, что в 2,2 раза меньше, чем в ЕС, в 2,5 раза меньше, чем в США, и в 3,5 раза меньше, чем у Норвегии (лидера списка). К тому же фактические показатели роста производительности труда в отечественной экономике не­прерывно снижаются: за 2012 год — 3,1 процента, за 2013-й — 1,6, прогноз Ми­нэкономразвития на нынешний год — 1,1 процента.

Данные цифры подтверждают вза­имозависимость категорий: низкая квалификация персонала, отсталые технологии — избыточный персонал — низкая производительность труда. Если к этому прибавить рост зара­ботной платы вследствие монетарной «накачки» экономики через резкое по­вышение доходов непроизводственной (бюджетной и тому подобное) сферы начиная с начала «нулевых» годов по настоящее время, непропорциональ­ный по отношению к производитель­ности труда, то мы получаем чрезмер­но высокую и постоянно возрастаю­щую долю трудовых затрат в стоимо­сти произведенного российского про­дукта. Отсюда низкая рентабельность производства и невысокое качество продукции, ее усиливающаяся некон­курентоспособность, перманентное сужение рынков сбыта (при этом си­туация мультиплицируется в связи с нашим вступлением в ВТО).

РФС: Далее мы, наверное, можем соз­дать следующую последовательность: все возрастающее недофинансирова­ние реновации производства и про­дуктового ряда — ухудшение качества промышленных активов — снижение инвестиционной привлекательности промактивов… Что же делать в такой ситуации?

Сергей Бодрунов: Разрыв этой не­гативной цепи возможен только при обеспечении постоянного роста про­изводительности труда. Владимир Пу­тин на Петербургском международном экономическом форуме-2014 заметил: низкие темпы прироста производи­тельности труда ускоряют отставание России от индустриально развитых стран. Это означает консервацию экономики, сохранение ее «переко­шенной» структуры и предопределяет невозможность ее развития темпами, необходимыми в XXI веке для обеспе­чения достойной страновой конкурен­ции с экономическими лидерами.

Причины низкой эффективности отечественной индустрии достаточно известны — устаревшие технологии, архаичные методы управления произ­водством и организации труда, избы­точный персонал и так далее.

Очевидно, модернизация техноло­гий и организации промышленности сопряжены с вопросами роста произ­водительности труда. Правительство предлагает разные механизмы этого. В частности, Минэкономразвития в рамках проекта Плана мероприятий по повышению производительности труда в промышленности намерено ре­ализовать политику «кнута и пряника» — экономического принуждения пред­приятий к модернизации (путем вве­дения НДТ, «экологических» тарифов и нормативов и прочее) вкупе с мерами стимулирования технологической мо­дернизации за счет снижения стоимо­сти кредита для промышленности, по­ощрением трудовой миграции и другое.

В свою очередь, министр Минпромторга Денис Мантуров ны­нешней весной озвучил заслужи­вающую одобрения идею создания фонда поддержки промышленности для кредитования техперевооружения предприятий с капиталом 30-50 миллиардов рублей, предоставления кредитов по ставке не выше 5 про­центов годовых на срок до 15 лет под обеспечение модернизируемых или создаваемых промышленных объек­тов, налоговых каникул, упрощения выдачи госгарантий.

Планируемый результат от реали­зации упомянутых мер, как посчитал министр экономики Алексей Улюкаев, — «рост в комплексе обрабатывающих производств на 77 процентов, в маши­ностроении — на 90 процентов».

При этом нельзя не обратить вни­мания на сопряженность проблем ро­ста производительности труда и без­работицы. Сегодня в России послед­ний показатель существенно ниже, чем в ЕС (прогноз МЭР на текущий год 5,7 процента, в Европе (данные на апрель 2014 года) — 10,5 процента).

Однако слишком радоваться это­му не стоит, поскольку низкая без­работица обусловлена как раз низкой производительностью труда и практи­куемыми повсеместно различными ис­кусственными мерами поддержки за­нятости. При этом наблюдается дефи­цит высококвалифицированной рабо­чей силы. Подчеркну, что сохранение спроса на последнюю при имеющей место стагнации экономики также следствие низкой производительно­сти труда. В свою очередь, отсутствие трудовой конкуренции дестимулирует повышение качества и производитель­ности труда.

Как мне представляется, без реше­ния этой психологически и социаль­но сложной задачи мы всегда будем сталкиваться с отсутствием стимулов к повышению производительности труда, а без кардинального ее повы­шения, как уже я говорил, невозмож­на модернизация экономики. То есть — мы и дальше и все больше будем скатываться на обочину мировой эко­номики.

Другое дело, что капитальные решения в сфере повышения производительности труда не должны привести к социальным «неприятностям». В последнем случае реиндустриализация экономики, лишившись поддержки значительной части населения, которое может пострадать при резком росте безработицы, также станет проблематичной, поскольку благополучную и позитивно-результативную модернизацию экономики целесообразно ввести в условиях относительного социального благополучия в обществе.