Бунтующая этничность

По просьбе редакции своими размышлениями на эту тему поделился известный ученый и публицист Сергей Георгиевич КАРА-МУРЗА.

Вся эта «география» говорит о болез­ненных симптомах, за которыми скрываются медленно тлеющие грозные процессы. Многие наши граждане стыдятся этих инцидентов и поведения их участников, видя в них проявление позорного состояния общественного сознания. Я так не считаю. Представьте больного человека, который ведет се­бя неадекватно, бредит, срывает бин­ты. Можно ли назвать его поведение позорным? Нет. Так и с нашим обще­ством в целом. Социологи называют это «культурной травмой». Двадцать с небольшим лет назад у нас резко по­менялся весь образ жизни, все привыч­ные устои, отношения, символы. Об экономических реформах 90-х го­ворилось много, а о том, что происхо­дило при этом с народами, — очень мало. Поэтому ни на уровне госу­правления, ни на уровне интеллиген­ции нет достаточного знания научного типа о тех процессах, которые рас­крутились в сфере этничности начи­ная с 90-х годов.

Разные народы пострадали по-разному. Кто больше, кто меньше, — нельзя сказать. Все пострадали тяжко, но каждый по-своему. Например, русские. Это огромный, государствообразующий народ, очень силь­ный и сложный, с высокой культурой, державший на себе промышленность, научно-техническую сферу, армию и современное сельское хозяйство Цен­тральной России. Ему был нанесен огромный удар именно потому, что все эти ключевые отрасли подверглись разрушению и даже очернению в об­щественном сознании. Целые города с градообразующими предприятиями оставались без работы. Численность рабочих быстро сократилась вдвое, 40 миллионов прошли через безрабо­тицу. Значит, многие побывали без ра­боты! дважды, трижды. Семьи распада­лись, люди болели и умирали. Это тя­желейшая травма для любого.

У русских еще сильно в культуре сознание державности — ощущения, что они держат государство, их под­держивало самоуважение, ощуще­ние исторической миссии. А вот ма­лые народы при развале государства остались без опоры.

Эта травма сказывается до сих пор. Она хорошо изучена в Польше, Чехии. Нам их представляют как образец бы­строй и безболезненной адаптации к новой экономической модели, но это не так. Во многих смыслах там трансформация происходила даже тяжелее, чем у нас, потому что наше общество держалось на низовой, не­формальной — соседской, семейной помощи, формы которой в западной культуре ослаблены. Поляки говорят: вы, русские, еще восстановите про­мышленность и науку, а мы уже нет.

Так вот, малые народы в услови­ях бедствия стали спасаться посред­ством архаизации — отката к родоплеменным отношениям. То есть, когда большой советский народ рас­сыпался, малые стали собираться в тесные общности через родственные, клановые связи. Конечно, это регресс культуры, в частности, и поведения. Но это — как бомбоубежище, в котором они пытались пережить бомбежку.

Те народы, которые с конца XIX века начали складываться как большие на­роды с общим языком и культурой — коми, аварцы — в таких условиях снова стали расходиться на малые народ­ности уже внутри себя. Марийцы раз­деляются на луговых, лесных, горных. То же с мордвинами, ведутся разговоры, что эрзя и мокша — разные народы.

Катализатор таких процессов — прежде всего интеллигенция. В соци­ологии есть понятие «бунтующая этничность». Оно объясняет многое из происходящего сегодня. Когда вокруг человека возникает беда, он уходит в размышления: а кто я есть да откуда взялся? При наличии большого проек­та строительства будущего, каким был советский, основная масса народов нашей страны думала о завтрашнем дне: как выучиться, какую профессию выбрать, как обустроить жизнь. Не­когда было копаться в своей этничности. Но любой кризис сопровождает всплеск болезненных психологических процессов. Даже на Западе, где, ка­залось бы, этничность давно погаше­на, и все слились в большие нации. Бельгия вдруг начинает разделяться на валлонцев и фламандцев, от Испании пытаются отделиться баски и каталон­цы, от Великобритании — шотландцы. Причина — кризис индустриализма, то есть самой индустриальной цивилиза­ции и всех ее оснований. В этом раз­делении по этничности, истории, куль­туре люди создают себе фантастиче­ские образы далекого прошлого.

Конечно, рано или поздно это воз­буждение уляжется. Проблема в том, что возбужденное этническое само­сознание, один раз возникнув, стано­вится таким устойчивым, что его не по­бедить логикой и расчетом. Человек оживил в себе этнические мифы, и они взбунтовались.

То, что большевикам после кру­шения царского самодержавия и либерально-буржуазного Времен­ного правительства удалось собрать СССР, западные антропологи считают достижением высшего класса.

Уже тогда во всех окраинах Рос­сийской империи организовалась местная сепаратистская буржуазия. Грузинский премьер Жордания, мень­шевик, марксист и социалист, гово­рил: «Наша дорога ведет к Европе, до­рога России — к Азии». Сепаратизм был в программе и азербайджанских мусаватистов, и армянских дашна­ков, националиста-социалиста Петлюры на Украине. А масса населе­ния желала жить в большой стране — украинцы не поддержали свою Раду и не воспринимали Красную армию как иностранную. Националисты не получили поддержки…

Какое отношение это имеет к на­шей теме? Самое прямое. Тогда на­род бывшей Российской империи вы­сказался за предложение большеви­ков по-новому собрать страну — как Республику советов. Белое движение с лозунгом «Единой и неделимой» вы­работать новый проект отказалось — и проиграло.

Это было очень сложное решение. Считать, что сейчас национальный во­прос решается легче, нет оснований. Несмотря на принятие новой Страте­гии национальной политики полно­ценной доктрины у власти еще нет. Ведь она, доктрина, должна ответить на вопрос: каким будет государствен­но-национальное устройство в пер­спективе? Продекларирована идея формирования общегражданской российской идентичности — единая страна, единая нация. Но что и как будут строить, люди пока не знают, и диалога не возникает.

Существует несколько моделей сборки нации. Западноевропейская — как придушение этничности, стира­ние этнической карты ассимиляцией, а то и жестокими войнами. Французы уже не помнят, из кого они произошли. Наполеон перекроил страну на де­партаменты, названные именами рек вместо прежних названий народов. Американская модель — этнический тигель для сплавления всех в единую нацию с англосаксонским ядром. Сейчас она перестала работать. Но­вые волны иммигрантов не желают сплавляться, а за ними и старые взбун­товались. Третья модель — апартеид, когда разные народы живут в отдель­ных цивилизационных нишах (в ЮАР при помощи кнута и пряника она про­работала 200 лет и лопнула).

У нас еще со времен Киевской Руси, Ивана III сложилась особая мо­дель: русское ядро и вокруг нерус­ские народы, сохраняющие свою этничность. Примерно половина из них обрусела и вошла в русское ядро. Инородность в России на ста­тусе не сказывалась. Местное дворянство сразу включалось в списки российских дворян и составляло 43 процента. Через русское ядро все малые народы приобщились к ми­ровой культуре, что очень высоко це­нилось. Эта конструкция обнаружи­ла большую устойчивость в моменты испытаний. Мусульмане в XIX веке не подлежали призыву на военную служ­бу, но, тем не менее, башкирская конница сыграла большую роль в Отечественной войне 1812 года. Тата­ры собрали добровольческие полки для участия в Крымской войне.

В Первую мировую войну малые на­роды не несли воинскую повинность, но уже в Великую Отечественную они сражались плечом к плечу со всеми. Если не считать некоторых сбоев на Северном Кавказе и в Крыму, модель советского национального обще­жития показала высокую эффектив­ность. Но под ней была прочная база — общенародная собственность, с которой все одинаково получали свой дивиденд, а регионы — ресурсы для развития по общему плану. А как бу­дет завтра, чем скреплена нация?

Если власть ставит задачу заново собрать российскую нацию, то надо как минимум сказать, по какому типу национальных отношений она будет формироваться. В 1990 году макси­мальная разница в среднедушевом доходе между регионами РСФСР (Магаданская область — Дагестан) составляла 3,5 раза. В 1995 году она выросла до 15,6 раза (Москва — Ин­гушетия). В 2006-м максимальная раз­ница (Москва — Ингушетия) состави­ла 10,2 раза. Власть смягчает разрыв при помощи трансфертов. Но все равно при такой разнице образ жиз­ни разный, как если бы регионы отно­сились к разным цивилизациям. Люди переходят на натуральное хозяйство, огороды пашут на лошадях.

Эти реалии сказываются на культуре и самосознании людей. Они переста­ют чувствовать себя единым народом. В социальных сетях не только выясняют межнациональные отношения, но и высказывается много неприязни к мо­сквичам со стороны таких же русских, живущих на периферии. Да и сами русские разделились на «новы1х» и «ста­рых». В 90-е годы в СМИ открыто писа­ли о том, что надо выделить меньшин­ство, примерно 10 процентов, которым будут принадлежать собственность и власть. Это будет демос, остальные — охлос. Сейчас Гавриил Попов пропо­ведует идею введения имущественного ценза для участия в выборах.

Впрочем, власть, повторю, хотя по­ка и не выработала стратегическую доктрину, все-таки контролирует си­туацию в межнациональных отноше­ниях. Во-первых, смягчает разделение регионов с помощью денежных влива­ний. Все недовольны, что трансферты в Северный Кавказ больше, чем дру­гим регионам. Но что будет, если не помогать? Враждебное, голодное на­селение. И нынешние конфликты на межнациональной почве нам пока­жутся цветочками. Во-вторых, власть в этих случаях старается спустить такие инциденты на тормозах. В СССР была создана множественная изощренная низовая система гашения бытовых конфликтов с этническим оттенком — сразу, без команды делали свое дело учителя, старики, авторитетные люди. Сейчас эта система рассыпалась, все ложится на органы власти и адми­нистрации. Им трудно справиться.

Раньше сама социально-экономи­ческая система не давала нам выйти за рамки вопиющей несправедливо­сти. При этом не допускали стихийно­го перемешивания разных этнических общностей. Была система оргнабора, направлявшая контингенты работ­ников на большие стройки, целину, северные объекты. У нас же трудовую миграцию государство не организует, ограничивается контролем, который недостаточно эффективен из-за кор­рупции. А кто же организует? Теневые трудовые рынки мигрантов прочно свя­заны с криминальной или теневой эко­номикой. Теневой капитал заинтере­сован в дешевой и бесправной рабо­чей силе, которая к тому же снижает уровень зарплаты на легальном рын­ке труда. Этот капитал коррумпирует чиновничество, а сами нелегалы-ми­гранты — полицию… Так что разрешить проблему в одночасье невозможно.

Однако надо добавить, что вызыва­ющее поведение некоторых выходцев с Северного Кавказа обусловливает­ся вовсе не их национальными при­вычками — аварскими, чеченскими или какими-то другими. За этим сто­ят потеря национального типа и пре­бывание в состоянии, как говорят, гиперэтничности. И не думайте, что эти люди в своих скитаниях уважают своих стариков или испытывают религиоз­ные чувства.

Все это порождение реформ, кри­зиса общества. И потому, прежде все­го, необходимо преодолеть этот кри­зис. Пока мы не сбалансируем саму модель социально-экономического устройства в сторону справедливости и смягчения социального неравен­ства, межнациональной гармонии не достичь. Когда под уголовным делом ходит председатель ВАК, заммини­стра заказывает убить депутата, ба­летные люди плещут кислотой в лицо друг другу, а градус агрессивности на дорогах зашкаливает, это означает, что общество переживает глубокую аномию (утрату всех норм). Мы не можем сразу все больное ампутиро­вать. Лечить надо постепенно. Прак­тически страну придется собирать по всем сферам заново. Нужно по кро­хам вырабатывать новое знание об обществе, в котором мы живем, и о том, что делать с нашей страной.

Придется всем — и государству, и обществу — терпеть. Конечно, не по­мешало бы и какой-то ликбез по этничности пройти. Сейчас очень часто стравливающую роль играют СМИ. Причины очевидны. Интересы расчленителей СССР еще не удовлетворены. Есть и в нашей стране силы, которые в альянсе с определенными силами Запада хотели бы поддерживать Рос­сию на грани расчленения и не дать ей подняться с колен. Вот они и вбра­сывают идейки типа «хватит кормить Кавказ». Все это акции информаци­онной войны против нашей страны.

Что касается устройства нацио­нального общежития, то нам не сле­дует заимствовать чужие модели. Счи­таю, что мы должны базироваться на своей модели, которая успешно про­работала 500 лет. Слабости ее надо подкорректировать, а сильные сто­роны усилить. А всем нам предстоит набраться терпения и настроиться на разумное, взвешенное поведение.

Подготовила Людмила ГЛАЗКОВА