Теракт в «Крокус Сити Холле»

12:46Из больниц выписаны 90 пострадавших в «Крокус Сити Холле»

12:36Госдума готовит поправки в законопроект о частной охранной деятельности

12:32Депутаты Госдумы обсудят вопрос безопасности зрелищных массовых мероприятий

В Севастополе проходит военно-исторический фестиваль «Русская Троя»

Война в Крыму, все в дыму

Эпохи смешались на Историческом бульваре в Севастополе так, что было с первого раза и непонятно, какой сейчас год — то ли 2017-й, то ли все-таки 1854-й. Начинался международный военно-исторический фестиваль «Русская Троя».

Десять месяцев, которые потрясли мир

«Русской Троей» Севастополь назвал Виктор Гюго. Историк Камилл Руссе так разъяснил метафору великого писателя: «Всё это также происходило на уголке земли, на границе между Азией и Европой, где великие империи встретились… Десять лет перед Троей, десять месяцев перед Севастополем».

Месяц шёл за год. Такой была эта великая севастопольская эпопея. «К концу дня груды мертвых и умирающих мешают пехоте маневрировать. Вечером вид поля битвы приводит полководцев в содрогание. Трупы англичан и французов так тесно сплетены с трупами русских, словно они зубами впились друг в друга.

«Я никогда не видел ничего подобного!» — воскликнул старый лорд Раглан, — а он видел Ватерлоо! И ведь это ещё не предел; сообщают, что против злосчастного города будут применены «новые средства», которые держатся про запас и одна мысль о которых вызывает ужас.

«Истребление — вот боевой клич этой войны. В одной только пресловутой траншее гибнет по сто человек в день. Рекой льётся кровь человеческая; река крови при Альме, река крови под Балаклавой, река — под Инкерманом. 20 сентября убито пять тысяч человек, 25 октября — шесть тысяч, 5 ноября — пятнадцать тысяч. И это ещё только начало!» — описывал Крымскую войну Виктор Гюго.

Неприступный для врагов

У нас, впрочем, есть свой классик, увековечивший те исторические события, — подпоручик-артиллерист Лев Толстой оборонял «Русскую Трою» в составе Русской армии и написал здесь свои знаменитые «Севастопольские рассказы» — «Севастополь в декабре месяце», «Севастополь в мае» и «Севастополь в августе 1855 года». Я стою у памятника писателю на Историческом бульваре, мимо меня деловито снуют реконструкторы в форме той стародавней эпохи, и вспоминаю: «Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникли в душу вашу чувства какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах…»

Организатором фестиваля «Русская Троя» стал Государственный музей героической обороны и освобождения Севастополя при поддержке правительства города, Министерства культуры России и Российского военно-исторического общества. «Подобные реконструкции позволяют зрителю ощутить свою причастность истории Отечества, предоставляют широкие возможности для более глубокого и детального понимания событий далёкого прошлого», — написал в своём приветствии участникам фестиваля министр культуры России Владимир Мединский.

Тысячи севастопольцев и гостей города-героя собрались на Историческом бульваре, чтобы погрузиться в удивительную атмосферу тех дней, которые навсегда сделали Севастополь алмазом русской военной доблести. Сводный оркестр Крымского соединения войск Национальной гвардии и воспитанников севастопольского президентского кадетского училища играл «Легендарный Севастополь». Старики, взрослые, детвора, без сценария, услышав знакомую с детства мелодию, запевали: «Ты лети, крылатый ветер, Над морями, над землёй, Расскажи ты всем на свете, Про любимый город мой. Всем на свете ты поведай, Как на крымских берегах, Воевали наши деды, И прославили в боях Легендарный Севастополь, Неприступный для врагов. Севастополь, Севастополь — Гордость русских моряков!»

Кто-то улыбался, кто-то украдкой вытирал слезы, а я думал о том, как вообще каким-то «стратегам-геополитикам» пришло в голову, что этот город, его жители могли быть частью другой страны, не России и даже хуже того — анти-России, которой по сути является сегодня Украина Порошенко, Тягнибока, Яроша и прочих.

Потомки героев

Особенными зрителями (а может быть, правильнее их называть участниками) фестиваля стали потомки героев той одновременно такой далекой и такой близкой обороны Севастополя. Москвичка, старший научный сотрудник Российской академии наук Людмила Владимировна Скульская — праправнучка адмирала Павла Александровича Перелешина и поручика Владимирского пехотного полка Аркадия Васильевича Скульского. Ирина Владимировна Деревяникина — потомок унтер-офицера Балаклавского греческого батальона Георгия Ивановича Бамбуки.

В программе фестиваля были торжественный марш по городу, возложение цветов к памятникам Первой обороны, награждение победителей детского конкурса «349 дней мужества и славы». Для детей это вообще было что-то вроде машины времени, которая на несколько часов перенесла их на полтора века назад. И, поверьте, они эти несколько часов никогда не забудут. Больше того, обязательно будут помнить их, если, не дай Бог, кому-то из иноземных «геополитиков» опять вздумается прибрать к рукам этот город. Знаю, о чем пишу — вырос здесь в теперь уже тоже довольно далекие семидесятые-восьмидесятые годы прошлого века. Согласен со мной и директор музея-заповедника «Бородинское поле» Игорь Корнеев: «Этот живой урок истории очень важен, потому что пока мы помним, мы сильны, а пока мы сильны, мы живы».

Бей супостатов!

Зрители не скучали — они могли попробовать «поступить в школу рекрутов», стать артиллеристами — как граф Толстой, научиться перевязывать раненых или освоить азы гончарного, точильного и сапожного мастерства. Апофеозом стала реконструкция сражения на легендарном Четвёртом бастионе. Я следую «инструкции», составленной полтора века назад Львом Толстым: «Чтобы идти на четвертый бастион, возьмите направо, по этой узкой траншее, по которой, нагнувшись, побрел пехотный солдатик… Пройдя ещё шагов триста, вы снова выходите на батарею — на площадку, изрытую ямами и обставленную турами, насыпанными землей, орудиями на платформах и земляными валами. Здесь увидите вы, может быть, человек пять матросов, играющих в карты под бруствером, и морского офицера, который, заметив в вас нового человека, любопытного, с удовольствием покажет вам своё хозяйство и всё, что для вас может быть интересного. Офицер этот так спокойно свертывает папиросу из желтой бумаги, сидя на орудии, так спокойно прохаживается от одной амбразуры к другой, так спокойно, без малейшей аффектации говорит с вами, что, несмотря на пули, которые чаще, чем прежде, жужжат над вами, вы сами становитесь хладнокровны и внимательно расспрашиваете и слушаете рассказы офицера».

Примерно так оно и было: репортеры внимательно расспрашивали и слушали рассказы офицеров и солдат. Примерно так, но с одной важной поправкой: ни нам, журналистам, ни «рядовым зрителям», к счастью, ничего не угрожало. Я уселся на самом «переднем краю» трибуны, свесил ноги и «взял на прицел» фотоаппарата притаившегося внизу, в нескольких саженях от меня, английского солдата.

«Бей супостатов», — закричал кто-то из самых нетерпеливых зрителей, и я инстинктивно нажал на спусковой крючок камеры. Есть кадр. Почти вслед за этим громыхнули огромные русские пушки, снятые с затопленных в Севастопольской бухте кораблей Черноморского флота. Наши позиции заволокло пахнущим порохом дымом. Человек 14 солдат живо, весело, кто засовывая в карман трубку, кто дожевывая сухарь, постукивая подкованными сапогами по платформе, снова подошли к орудию. Близоруко щурясь, я вглядывался в их лица, в осанки, в движения: в каждой мышце, в ширине этих плеч, в толщине этих ног, обутых в громадные сапоги, в каждом движении, спокойном, твердом, неторопливом, были видны эти главные черты, составляющие силу русского, — простота и упрямство.

«То, что они делают, делают они так просто, так малонапряженно и усиленно, что, вы убеждены, они ещё могут сделать во сто раз больше… они всё могут сделать», — писал Толстой. И двигало ими чувство, редко проявляющееся, стыдливое в русском, но лежащее в глубине души каждого, — любовь к Родине.

Кто к нам с мечом придет…

На второй день работы фестиваля, на воскресенье, была назначена дискуссия «Мифы и реальность Крымской войны». Я не принимал в ней участия — сочинял эти заметки, но я точно знаю, что реальность Крымской войны хорошо запечатлел тот самый француз Виктор Гюго, которого я цитировал в начале: «Да, два флота, самые мощные, какие только есть во всём мире, унижены, разгромлены; да, храбрая английская кавалерия истреблена; да, эти горные львы, шотландцы в серых мундирах, да, наши зуавы, наши спаги, наши венсенские стрелки, наши несравненные, невозместимые африканские полки изрублены, искрошены, уничтожены; да, эти ни в чём не повинные народы — наши братья, ибо нет для нас чужеземцев — перебиты; да, среди множества других принесены в жертву старый генерал Кэткарт и молодой капитан Нолэн, гордость английского офицерства; да, клочья мозга и внутренностей, вырванные шрапнелью и раскиданные во все стороны, висят в кустарнике вблизи Балаклавы, прилипают к стенам Севастополя».

Не надо никому — ни туркам, ни французам, ни англичанам, ни немцам (эти последние пробовали в Великую Отечественную), ни американцам с оружием соваться в Севастополь. Пожалеют…

Автор: Александр Мащенко

29.10.2017