«Укрепление союза», расколовшее Британию

В мае 1950 года, через пять лет со дня окончания самой кровопролитной в истории Европы и всего мира войны, французский министр иностранных дел Робер Шуман призвал положить конец вековому соперничеству Франции и Германии и сделать войну между ними «не только немыслимой, но и невозможной физически». С этой целью он предложил интегрировать производство угля и стали как фундамент экономического развития государств того времени. В случае успеха впоследствии такую интеграцию можно было бы распространить и на другие сферы экономики.

 

Идея понравилась не только канцлеру ФРГ Конраду Аденауэру. Чтобы не остаться в стороне и не проиграть на фоне усиления французских и немецких конкурентов, к процессу присоединились Италия и страны Бенилюкса. Энтузиазма не проявили лишь англичане, традиционно ревниво относящиеся ко всему, что может быть расценено как ущемление их суверенитета. В Лондоне заявили о невозможности уступить какому-либо органу контроль за британской угольной и металлургической промышленностью.

 

Без Британии 18 апреля 1951 года в Париже упомянутые шесть государств подписали договор о создании Европейского объединения угля и стали (ЕОУС). В соответствии с ним в течение последующих пяти лет внутри объединения сформировался общий рынок угля, железной руды, чугуна и стали, были отменены таможенные пошлины на эти товарные группы, количественные ограничения на торговлю ими, введены единые транспортные тарифы на их перевозку. В рамках ЕОУС впервые в международной практике часть своих суверенных полномочий национальные государства делегировали наднациональным структурам.

 

После вступления Парижского договора в силу в июле 1952 года объединение заработало, причем настолько успешно, что в 1957 году в целях углубления интеграции те же шесть государств учредили Европейское экономическое сообщество (оно же Общий рынок), а также Европейское сообщество по атомной энергии (Евратом). Еще через 8 лет страны-учредители объединили наднациональные органы трех структур, создав Комиссию ЕЭС и Совет ЕЭС. Европейская экономическая интеграция набирала ход и приобретала знакомые и привычные нам сегодня черты.

 

Оставшись за дверью со своим «особым мнением», Великобритания попыталась сделать хорошую мину при плохой игре, в противовес Общему рынку собрав в 1960 году под своим крылом разбросанную географически и не слишком объединенную какими-то ярко выраженными общими интересами Европейскую ассоциацию свободной торговли (ЕАСТ) из стран, которых не взяли или которые изначально не пожелали присоединяться к ЕЭС. При этом большинство из них, начиная, кстати, с самого Лондона, продолжали стучаться в двери Сообщества, но нашла коса на камень. «Камнем» оказался президент Франции генерал де Голль, дважды - в 1963 и 1967 годах - ветировавший английское вступление в Общий рынок. Добиться своего британцы сумели лишь после смерти строптивого генерала: время их членства в ЕЭС началось с 1 января 1973 года.

 

Характерно, однако, что, согласившись и выполнив условия, которые ей поставили при вступлении в Сообщество, Британия с самого начала стала добиваться особого положения в Общем рынке, в том числе изменения своего финансового вклада. С первых же дней пребывания в ЕЭС она выступала в роли «партнера поневоле», брак с Европой для нее всегда оставался браком по расчету с упором именно на расчет. Собственно говоря, суть такого подхода еще в 1930 году сформулировал Уинстон Черчилль: «У нас есть собственная мечта и собственная цель. Мы с Европой, но не в ней. Мы связаны, но не включены в состав. Мы заинтересованы и ассоциированы, но не присоединены».

 

Соответственно, ни разу за 40 с лишним лет своего членства Великобритания не выступила в объединенной Европе ни с одной крупной инициативой. А во времена Тэтчер саммиты ЕЭС и вовсе не раз превращались в поле битвы, где «железная леди» в одиночестве шла против остальных участников, настаивая, что, пока Британия не получит реальных экономических выгод от участия в ЕЭС, ни на какую более углубленную интеграцию она не пойдет.

 

Как следствие, Лондон изначально отказался присоединяться к Социальной хартии, а позднее - входить в зону евро и вступать в Шенген. По данным «Евробарометра» (социологической службы Еврокомиссии), в 2012 году только 42 процента жителей Великобритании ощущали себя гражданами Евросоюза - самый низкий показатель из всех стран ЕС. При этом 60 процентов населения Соединенного Королевства идентифицировали себя исключительно по национальному (а не европейскому) признаку - напротив, самый высокий показатель в Евросоюзе.

 

«Евроскептицизм», таким образом, упорно отказывается сдавать свои исторические позиции в британском обществе, несмотря на все интеграционные процессы и реальные практические выгоды, которые от них получает страна и ее жители. На тезисе, что от членства в ЕС Британия больше теряет, чем приобретает, в начале нынешнего десятилетия взошла политическая звезда UKIP (Партии независимости Соединенного Королевства), начавшей решительно отвоевывать голоса избирателей у партий мейнстрима.

 

Стремясь удержать «евроскептиков» в рядах консерваторов, правящих на Альбионе с 2010 года, лидер тори Дэвид Кэмерон пообещал в случае победы своей партии на следующих выборах провести референдум по вопросу, оставаться ли в Евросоюзе или выходить из него. Формальным основанием для плебисцита служил тот факт, что после всех трансформаций последних десятилетий нынешний ЕС очень далеко ушел от Общего рынка, куда вступала Великобритания в 1973 году и что одобрили 2/3 населения на референдуме 1975 года.

 

Два года назад консерваторы триумфально выиграли выборы, и теперь пришло время выполнения обещаний. Кэмерон заявил, что с помощью референдума хочет добиться либо реформ в ЕС, либо изменения условий британского членства в нем.

 

Следует признать, что на европейском уровне шантаж партнеров угрозой потенциального выхода своей страны из союза британскому премьеру вполне удался. По итогам марафонского заседания глав государств и правительств в феврале в Брюсселе он добился даже чуть большего, чем рассчитывал. Выразив обеспокоенность, озабоченность, а кое-кто и возмущение требованиями Лондона, лидеры 27 остальных стран в итоге признали за Великобританией право не участвовать в более тесной политической и экономической интеграции («укреплении союза»), не платить или платить лишь частично пособия переселенцам из других стран ЕС, не участвовать в расходах на поддержание стабильности еврозоны…

 

Впрочем, британская партийная дисциплина не распространяется ни на определение личной позиции по вопросу референдума (остаться в ЕС или выходить из него), ни на участие в кампании за или против. Таким образом в первых рядах активных «евроскептиков» оказалось немало влиятельных тори, начиная с харизматичного и популярного мэра Лондона Бориса Джонсона, лейбористов, других публичных фигур и капитанов бизнеса. Они настаивают, что членство в Евросоюзе замедляет рост экономики Великобритании, заставляет подчиняться писаным в Брюсселе законам и правилам, не учитывающим национальную специфику Британии, что страна платит в общую кассу ЕС куда больше, чем получает взамен. «Евроскептики» хотят вернуть Британии полный контроль над своими границами и сократить поток мигрантов, в том числе и из других стран Евросоюза.

 

По данным социологов, среди «евроэнтузиастов» преобладают представители среднего класса, молодежь до 30 лет, особенно с высшим образованием, а из регионов - жители Шотландии. К «евроскептикам» относятся в первую очередь люди пожилого возраста, что, кстати, существенно повышает их шансы на референдуме, поскольку в Британии, как и повсюду, возрастной контингент куда дисциплинированнее ходит голосовать, нежели молодой. Не вызывает союз с Европой особо теплых чувств у жителей регионов Восточная Англия, Западный Мидленд и Йоркшир.

 

Технически выборная кампания возьмет старт 15 апреля, хотя фактически она уже давно началась. 23 июня проживающие в Соединенном Королевстве и Гибралтаре совершеннолетние граждане Великобритании, Ирландии и Содружества, а также обладатели британских паспортов, живущие за рубежом и участвующие в выборах не менее 15 лет, смогут отдать свой голос за или против дальнейшего пребывания страны в ЕС.

 

Понятно, что для нас наиболее актуальным является вопрос, что, собственно, в «сухом остатке» получит от референдума Россия. На Альбионе сторонники сохранения еврочленства, к примеру, уже активно используют страшилку, мол, выход Британии из ЕС ни много ни мало «передаст власть в Европе в руки Владимира Путина». Почему? А потому что. Все же знают, что Кремль, пострадавший от санкций, мечтает досадить старушке Европе. Он и сирийских беженцев на нее напустил, и европейских «фашистов» спонсирует, чтобы выступали против Евросоюза, и Меркель пытается свергнуть. А теперь вот «кремлевская пропаганда» взялась подрывать евро-британское «сердечное согласие», поскольку «расколотый Евросоюз с раздробленным общим рынком позволит России быть гораздо более влиятельной, чем Британия».

 

Вы что-нибудь поняли в этой логике? Нет? А это не важно. Важно, чтобы в головах осталось: единственный мировой лидер, который хочет выхода Великобритании из ЕС, это Президент России. Пропаганда - это не объяснение причинно-следственных связей. Пропаганда - это вбивание и укоренение в массовом сознании простых гвоздиков-клише: черное - белое, хорошо - плохо, свой - чужой.

 

Говоря откровенно, нынешние взаимоотношения наших стран трудно назвать дружественными и даже вообще сколь-либо теплыми. Но попробуем взглянуть на вещи ретроспективно. Кто-то возьмется назвать исторический отрезок времени или британского премьера или кабинет, при которых отношения с Россией были бы дружественными или хотя бы теплыми? В XXI веке точно нет. А в XX? В XIX? Может, в XVIII, при Петре и Екатерине? Вроде бы тоже нет. Бывали конъюнктурные приливы, бывали даже военно-политические союзы, но исторически никогда сотрудничество да и просто взаимное доверие и расположение с островным королевством не поднимались на уровень привилегированных отношений, возникавших с Францией или Германией. Была Британия вне Общего рынка, была и есть в Общем рынке, ныне ЕС, может опять оказаться за рамками Евросоюза, стояли у власти лейбористы, потом консерваторы, снова лейбористы, опять консерваторы - как смотрели там в сторону России настороженно, отстраненно и свысока, так и будут смотреть. Это не упрек, это констатация. Как и тот факт, что краеугольным камнем, священной коровой британской внешней политики вчера, сегодня и завтра остаются «особые отношения» с США - опять-таки вне зависимости от того, кто в данный момент обитает на Даунинг-стрит и в Белом доме.

 

Торговля? А что торговля? В первом полугодии прошлого года (за полный год статистики еще нет) мы с англичанами не наторговали и на 2 млрд долларов - в 4 раза меньше, чем с Германией или Нидерландами и даже в 2 раза меньше, чем с Турцией. При этом почти 9/10 российского экспорта (который кратно превышает импорт) составляют углеводороды и их производные. То есть останется Британия в Евросоюзе или выйдет из него, объем нашей торговли все равно будет диктоваться ценами на нефть: пойдут они вверх - оборот вырастет, нет - значит нет. С начала 2015 года вот провалился на 45 процентов.

 

Лондонская же биржа, что в ЕС, что вне его, будет манить, поскольку для компаний провести Ай-Пи-О (IPO - первичное публичное размещение акций) именно там рассматривается как своего рода международный «знак качества». И недвижимость в британской столице, несмотря на свою заоблачную цену (а может, наоборот, благодаря ей), по-прежнему останется престижным мерилом преуспеяния ее новорусских владельцев, как и диплом британского университета для их потомства. Все так же Лондон сохранит свою притягательность для жуликов и мошенников в особо крупных размерах, поскольку все знают, что с Темзы выдачи нет. Ну и, само собой, с периодичностью раз в квартал британские СМИ пощекочут нервы своей общественности разоблачением новых шпионских козней русских либо за неимением новых поворошат лишний раз старые скандалы. На островах популярны сериалы, которые тянутся не просто много лет, а много десятков лет. Вот и русская шпионская тема не снимается с производства со времен «дела Профьюмо» и Кима Филби.

 

Да, и, конечно же, нам не забудут и не простят, что именно Россия получила право проведения чемпионата мира по футболу в 2018 году, тогда как Англия, ехавшая триумфально выигрывать голосование, с треском провалилась в первом же туре. И членство в ЕС тут не играет ни малейшей роли.