Украинский протест: бунт олигархов и игра слов

Взглянуть на происходящее с места событий журнал попросил независимого украинского эксперта Дмитрия Выдрина

Говорят, большое и главное ви­дится на расстоянии. Но, види­мо, расстояние между Россией и Украиной не столь велико, чтобы российские коллеги — аналитики, по­литики, журналисты — действительно разглядели главное и важное для себя в событиях в Украине.

Непонимание сквозит даже в во­просах, которые нам сегодня задают. Например, «каковы уроки Майдана для России? Только, пожалуйста, не надо опять о причинах, давайте лучше о происходящем сейчас».

Вот здесь, пожалуй, и кроется глав­ное заблуждение российских коллег. Они думают, что можно что-то рас­сказать существенное и важное об украинских событиях, не упоминая при этом об их причинах. Это либо лукавство, либо, что еще хуже, ошиб­ка. Не желая подыгрывать ни первому, ни второму, я все же скажу несколько слов о причинах и побудительных си­лах украинского протеста.

Украине, на мой взгляд, одновре­менно и чрезвычайно повезло, и в то же время катастрофически не повез­ло при разделе общесоюзного наслед­ства. Это наследство включало гро­мадный и достаточно технологичный на тот момент добывающий, перера­батывающий машиностроительный комплекс. Основываясь именно на этом, западные эксперты 20 лет назад предсказывали нашей независимой стране бурный экономический рост и опережающие темпы развития по от­ношению ко всем постсоветским госу­дарствам.

Не повезло же стране в том смыс­ле, что весь этот комплекс был почти одномоментно разделен между очень ограниченным количеством наиболее дерзких, влиятельных и просто фарто­вых игроков. Кому-то почти целиком досталась металлургическая отрасль, кому-то — трубная, кондитерская, не­фтеперерабатывающая и т.д.

Вокруг каждого такого ключевого игрока тут же возникала сервисная инфраструктура — медиахолдинги, парламентские фракции, полити­ческие партии и т.д., вплоть до фут­больных, баскетбольных клубов. Так рождался украинский олигархат. Воз­можно, это был единственный и есте­ственный путь трансформации обще­народной собственности в частную, не будь он взят под патронат руковод­ством страны, всей политической над­стройкой. Это патронирование или, проще говоря, «крышевание», привело к стагнации практически любого ино­го по уровню бизнеса — и мелкого, и среднего. В стране практически ис­чезла оптимальная конкуренция, были обрезаны «экономические лифты» на­верх для всех, кто не входит в ту или иную олигархическую «семью»…

Короче, страна не двинулась, пусть тяжело и натужно, но вверх к более-менее традиционным буржуазным от­ношениям и правилам. А громыхая на стыках парламентских и президентских выборов, стала скатываться да­леко назад к некоему подобию неофе­одальных отношений. Косвенным, но ярким подтверждением чему стал тот факт, что Украина вошла в число трех стран в мире, где за двадцать лет не было зафиксировано экономического прогресса. И вот именно это ощуще­ние тяжелого отката назад, в некие смутные и брутальные дебри неофео­дальных отношений, и породило ощу­щение недовольства практически у всех социальных страт.

Волновались «низы» — они годами складировали, копили в душах нена­висть и зависть к тем, кто купается в немыслимой роскоши и регулярно поднимается в рейтинге «Форбс» на 2—3 миллиарда. Они прикладывали сложившуюся систему к своим де­тям и видели, что и тем «ловить» в этой жизни практически нечего — все «сливки» давно сняты и прочно по­делены без них. Волновались «вер­хи» — сами пресловутые олигархи. Партшколы они в свое время не за­канчивали, но интуитивно чувство­вали, что в сложившейся системе, где большие деньги сохраняются и рабо­тают только под самой большой поли­тической «крышей», они могут многое потерять, если крыша потечет, а тем более «поедет». Главное же, все они подошли к такому возрасту, когда уже надо думать о передаче активов «де­тишкам на молочишко», а сделать это в условиях практически феодального права невозможно.

На каком-то этапе и у значитель­ной части «низов», и практически у всех «верхов» возникло ощущение, что в этом деле поможет только Европа: одним откроет двери экономических, социальных, политических лифтов на­верх; другим — легализует, поможет сохранить и передать наследникам активы…

Если очень кратко, такова была предыстория пробуждения движущих сил, надежд и ожиданий Евромайдана.

И, кстати, сама же действующая власть постоянно подпитывала и ра­зогревала эти ожидания, представляя Европу как вожделенное «поле чудес», где все проблемы и для всех решают­ся сами собой и практически немед­ленно. А олигархические массмедиа (а других в Украине практически нет) мгновенно тиражировали и множили подобные сигналы.

Можно ли было в этих условиях из­менить геополитическую ориентацию Украины? Думаю, маловероятно.

Заимствуя базовые метафоры у со­чинской Олимпиады, в глазах и умах украинцев ситуация выглядела следу­ющим образом: их желто-синий «боб», загруженный под завязку ожиданиями европейских благ и наград, уже несся, набирая скорость, по трассе к благо­словенному финишу. Как вдруг кто-то на чистом русском закричал: «Ребята, на финише вас ждут медали не из зо­лота, а из «голимой» меди! Денежные призы аннулировали! Команду «боба» из категории участников переведут в обслугу трассы!». Но трасса накатана, свернуть невозможно, затормозить в силу колоссальной инерции нереаль­но. И тогда кто-то богатырской рус­ской рукой кладет поперек ледового желоба газовую трубу большого диа­метра. Следом, естественно, аварийное торможение, сани вдребезги, команда разбросана вдоль всей трассы. Вот так примерно смотрелось из Киева непод­писание соглашения об ассоциации с ЕС и связанные с ним события.

В чем здесь ошибки или просчеты российской элиты? Главная, наверное, ошибка — непонимание того, что в геополитике, как ни странно, действу­ют свои законы, такие же четкие и не­преодолимые, как, скажем, в физике. Есть, в частности, закон притяжения больших политических масс. Нравится это кому-то или нет, рядом с Украиной находится (пока еще) громадная гео­политическая масса — Евросоюз. И не столь важны реальные блага, которые можно получить, притягиваясь к этой массе — ньютоновское яблоко вряд ли много выиграет, ударившись о землю, но таков физический закон. Бонусы, ценности и блага, которые Украина получила бы при евроассоциации, безусловно, преувеличены, мифологи­зированы, в значительной степени условны. Но закон есть закон, даже если он геополитический.

Отсюда со стороны российской элиты было бы много милосерднее работать с силами притяжения, а не с «колесами движения». Конечно, что угодно можно остановить, бросив пал­ку в колеса, а тем более трубу. Но сто­ит ли эта остановка тех последствий, которые испытают пассажиры?

Я понимаю опасения российско­го руководства по поводу сближения Украины с ЕС. И опасения, связанные с безопасностью собственной страны, и с экспансией неучтенных западных то­варов, и культурологических потерь, и ментальных сбоев у братского народа. Но нужно ли было остановить выбор именно на том сценарии, который был разыгран? Тактически — может быть, исходя из перечисленных соображе­ний, стратегически — наверняка нет.

Резон прост: если Россия нащупает свой правильный, аутентичный вели­кий путь, она рано или поздно станет непреодолимым центром притяжения для всех соседей, включая Украину. И никакие заморские ценности и бусы тогда не удержат ее от возвращения к самым тесным отношениям, общим глобальным проектам и пр.

Если Россия не найдет свой путь, то никакие трубы, даже самого большо­го диаметра, никакие кредиты, даже на самых льготных условиях, никакие обещания, самые заоблачные и заман­чивые, не удержат нас в совместном проекте.

Много лет я занимаюсь геополи­тикой. И лучшим геополитиком всех времен и народов считаю Федора Михайловича Достоевского. Именно он говорил, что притягательная сила России будет не в интригах, финансо­вых и ресурсных подачках, а в благо­родной и непреодолимой ее мощи и православной справедливости.

Понимаю, это слишком общий и абстрактный совет, хотя и абсолютно правильный. Поэтому попробую дета­лизировать, а точнее, технологизировать его, исходя из актуальных требо­ваний сегодняшнего дня.

Евромайдан одним из главных сво­их лозунгов декларировал, что в Евро­пейском союзе коррупция во всех ее проявлениях существенно ниже, чем в странах Таможенного союза. Дока-

жите обратное (на практике — на го­сударственном и бытовом уровнях, в бесчисленных примерах, растиражи­рованных в медиа и пр.).

Евромайдан собирает большое ко­личество молодежи под лозунгом, что европейское образование качествен­нее и доступнее, чем постсоветское. Докажите обратное! Через высокие мировые рейтинги российских вузов и грантовые программы для постсо­ветской молодежи.

Евромайдан утверждает, что ком­фортность и безопасность быта в Ев­ропе на порядок выше, чем, как они называют, в «таежном союзе». Созда­вайте примеры обратного!

В украинском Майдане сейчас за­кодированы десятки и сотни смыслов, ожиданий и желаний — начиная от позитивных и светлых, связанных со справедливостью, правами, заканчи­вая самыми темными и брутальными, связанными с расовой ненавистью, на­цизмом, человеконенавистничеством. Но в принципе при желании все эти мечты и ожидания легко раскодиру­ются и опредмечиваются.

То есть не так сложно все это по­нять, значительно сложнее сепариро­вать, отделить зерна от плевел и взять эти зерна в рост. У украинских по­литиков, экспертов, журналистов это уже вряд ли получится — они слиш­ком погружены во взаимную нена­висть, лихорадку ситуации, обвинения друг другу, обиды и претензии. Но это могут делать российские коллеги. По­ка же с их стороны наблюдается не столько стремление понять и реально помочь стране в целом, сколько про­пагандистская попытка поддержать приятных им отдельных персон.

Понимаю, что эти пожелания за­вышены. Россия, как любая подни­мающаяся страна, акцент делает на базис, а не на надстройку, на тяжелые экономические сущности, а не на лег­ковесные слова и гуманитарные смыс­лы. Но суть эпохи в том, что базис и надстройка давным-давно поменялись местами. Сегодня слова опаснее само­го высокотехнологичного оружия, а смыслы дороже, чем газ и даже нефть.

В конце прошлого года у меня со­стоялась интересная встреча с депу­татами новой правящей коалиции в Германии. Один из ее руководителей произнес тогда знаковую фразу: «Мир радикально поменялся. Еще несколько лет назад политики, если не управля­ли медиа, то влияли на формирование их взглядов и позиций. Сегодня же практически медиа управляют по­литиками, определяя «коридоры» их смыслов, взглядов, настроений. Медиа стали в современном мире и решаю­щей силой. Хозяин мира сегодня не тот, кто делает политику, а тот, кто делает слова, из которых делают по­литику».

Фраза замечательная, характер­ная и глубокая. Вот только поданная, скорее, в интуитивном ключе, чем в технологичном, поскольку не рас­крывает главные и тайные механизмы — «масти» — этого влияния. Хотя этот механизм уже вовсю проговаривается и анализируется, по крайней мере, на экспертном уровне.

Когда-то, лет двадцать назад, я на­писал несколько работ по этому пово­ду, не предполагая, что они в связи с развитием новых способов коммуни­кации станут такими актуальными. А суть их вытекала из работ замечатель­ного французского лингвиста, струк­туралиста, психолога Барта. Он одним из первых, пожалуй, сформулировал принцип познания мира, согласно ко­торому люди видят окружающее не столько глазами, сколько словами. Ко­роче говоря, как предмет ты назовешь, так его и увидишь.

На украинском Майдане сегодня го­ворят «западными» словами. Посколь­ку Запад подарил его организаторам, лидерам и участникам громадный глоссарий, где двадцать синонимов к слову «свобода» и тридцать к слову «справедливость». «По-русски» здесь не говорят, поскольку мои российские коллеги — замечательные эксперты, журналисты и философы — пока пода­рили только два слова: «стабильность» и «газ». Так какой мир будут видеть на Майдане — русский или западный?

Мне представляется, что Евромайдан планировался его закулисьем как столкновение, война дискурсивных норм, где вообще-то должны были столкнуться не только милиция с про­тестантами, но и смыслоречевые бло­ки протеста со смыслоречевыми бло­ками власти. И в этом плане власть была в абсолютном проигрыше.