От Москвы ДО Бреста!

Помните знаменитую когда-то и по­ныне нередко звучащую утесовскую песню:

И вер­но, вслед за Минском на пути к Берлину был Брест. Но Брест был и городом, че­рез Тереспольские ворота знаменитой цитатели которого на советскую землю ворвалась Вторая мировая война, став­шая тут же Великой Отечественной…

Само имя этого города романтично и трагично одновременно. Не так дав­но под стук вагонных колес по дороге на «круглую» годовщину начала войны я никак отделаться не мог от жужжав­шей в памяти песенки фронтовых жур­налистов на слова Константина Симо­нова «От Москвы до Бреста», а потом с трудом избавлялся от воспоминаний про «похабный», по словам Ленина, «Брестский мир». В одном из самых чтимых уголков как ушедшего в про­шлое СССР, так и современных России и Беларуси, и поныне уцелели руины сметенного в пору Великой Отечествен­ной «Белого дворца». В нем возомнив­ший себя гением эпохи Троцкий заявил немецкому генералу Гофману, что «ни мира, ни войны, а армию распустить». Поляки, присвоившие Брестщину до 1939 года, сентенцию Льва Давидовича полюбили настолько, что водрузили на «Белом дворце» мемориальную доску с его псевдоисторическими словами, продержавшуюся на стене до ужасов 1941 года. Но все же не «Брестским ми­ром» славен для нас Брест, а своей зна­менитой крепостью.

Никогда мне не было так страш­но. Гул моторов над головой, разрывы бомб, алые сполохи и черные фигу­ры нападающих на их фоне. Немецкие команды и пулеметные очереди… Все — лишь имитация того, что творилось в Бресте в сорок первом, но эта театрализованность, максимально прибли­женная к реальности. Военно-истори­ческие клубы воссоздали на славу и до дрожи реально.

Той ночью, похоже, было, что не толь­ко полгорода собралось в мемориаль­ных стенах знаменитой крепости, но и жители из многих других городов Рос­сии и самой Беларуси… Блики и тени то метались, то румянили, то чернили ор­дена и медали на мундирах и пиджаках ветеранов войны, съехавшихся сюда. Иные не сдерживали слез. Бросилось в глаза недвижимо-каменное выраже­ние на лице Петра Котельникова. Вос­питанник музыкантского взвода 44-го стрелкового полка пережил ужасы оса­ды, плен, непростое житье после воз­вращения домой и всю мирную жизнь отдал армии. Он так и не расстался с Советской Армией, уйдя в запас в пого­нах подполковника.

Другой брестчанин (или берестянин, как называли себя жители города в старину) — Александр Бобков тоже оказался когда-то под огнем, хотя по малости лет оружия в руках не держал. Его родителей сразило при разрыве снаряда, сам он уцелел чудом, судьбой своей доказав, что и у врагов бывают проблески милосердия. Кто-то пере­поручил мальчика советским врачам, остававшимся в городской больнице. Сашу выходили, и после войны он сам стал уважаемым в Бресте доктором, из­брав профессию в память о своих спа­сителях. Долгие годы пытался найти вермахтовца, позаботившегося о сыне советского офицера, но выяснил толь­ко, что тот был не немцем, а австрий­цем, дошел до Москвы, оставил на под­ступах к ней обе ноги и умер в год По­беды…

Бывает в Бресте и другая, так ска­зать, остановка «машины времени». Мне довелось увидеть, как накануне са­мой трагичной даты в нашей совмест­ной с Беларусью истории множество брестчан собралось на пешеходной улице Советской, вспоминая и имити­руя последний мирный вечер 21 июня.

Молодые парочки целовались на бульваре под транспарантом со сло­вами «Год 41-й, начало июня. Все еще живы». Та же строчка из песни алела на стенде с увеличенными фрагментами фронтовых писем. На афишных щитах красовались рекламные плакаты «Вол­ги-Волги», «Члена правительства» и «Веселых ребят» с обаятельной улыб­кой Любови Орловой и патетическим выражением лица Веры Марецкой. В главном городском зале шел показ мо­ды сороковых годов, среди толпы из­дали видны были охотно позировав­шие всем желающим парни в мундирах образца тех же самых лет. И пары всех возрастов танцевали под оркестр, с бле­ском исполнявший кадриль, краковяк, вальс и еще Бог весть что из далекого прошлого, когда не знали ни твиста, ни чарльстона, на фоне репринтных пла­катов предвоенных лет и надписи «На­ша страна — страна Советов».

От последнего мирного вечера уце­лела афишка гастролировавшего тогда в Бресте Минского театра музыкальной комедии. За несколько часов до роково­го часа, когда на советскую землю при­шла война, публика хохотала над пери­петиями сюжета оперетты Легара «Ма­демуазель Нитуш» с подзаголовком «Пансион небесных ласточек». Первое представление прошло с аншлагом, а второе уже не состоялось, потому что утром началась война.

Изгибы и переломы судеб в Бресте на каждом шагу. Таксист, подвозивший меня к крепостным воротам, припом­нил, как школьный его приятель выби­рал вместе с ним подарок отцу делового партнера в Германии и купил. в конце концов ковер с панорамой Брестской крепости. Немец был счастлив, хотя именно при штурме знаменитой ны­не цитадели получил тяжелейшее ра­нение. Для радости, впрочем, имелась весьма веская причина. Госпитальные его скитания затянулись, а часть, с ко­торой он начинал войну, угодила под Сталинград, где от нее и от большин­ства сослуживцев ничего не осталось…

А у брестчан свои воспоминания о былом. Однажды на театрализованном пресс-мероприятии «Спасибо за мир» в Брестском облисполкоме я слушал Лидию Ивановну Осипчук, в тринад­цать лет ставшую подпольщицей. На ее глазах целую деревню оккупанты спа­лили. Семь человек только и уцелело. Пять пастушков со скотиной на пастби­ще оказались. Да еще дед с бабкой. Он в поле работал, а она ему кашу на обед понесла. Самой Лидии Ивановне дове­лось даже в гестапо побывать, правда, не обвиняемой, а как бы. экскурсант­кой поневоле. Незадолго до этого пар­тизаны убили какого-то немецкого майора. А юная Лидочка подрабаты­вала в мастерской ритуальных услуг. Немцы заказали венок, и хозяин ей по­ручил отнести его в гестапо. Угодила она в обеденный перерыв, впустили ее на второй этаж и приказали стоять и ждать. Она и ждала под злобны­ми взорами сторожевых собак. «Даже пошевелиться не смела, — говорит она, — до сих пор вижу, как овчарки злоб­ным оскалом улыбаются»…

Владимир Маркович Чумачевич поведал на той же встрече, что в Пин­ском Полесье партизанил с четырнад­цати лет. Было их четыре брата, двое погибли, одного в Германию угнали, а Володя связником стал у партизан, бы­вал в Пинске на разведке, разбрасывал листовки, проводил через болота ди­версионные отряды к железной дороге. В марте сорок четвертого едва уцелел, когда угодили в засаду из-за предательства, удалось в береговых зарос­лях укрыться, едва не замерз… Потом тридцать лет в Советской Армии отслу­жил и немалую их часть на Байконуре. Получилось, что Чумачевич трижды ветеран — Великой Отечественной, Во­оруженных Сил СССР и легендарного космодрома!

Не обойти и отнюдь не ласковую иронию исторической судьбы. Здание облисполкома сильно перестроено и первоначальный облик не сохранило. Остался, однако же, балкон, с которого в 1939 году знаменитый немецкий генерал Гудериан вместе с советскими коллегами принимал совместный опять же парад после того, как две армии встретились на новой для СССР границе. Споры о том, а прав ли был Сталин, соглашаясь на то, что впоследствии назовут «Пак­том Молотова-Риббентропа», или же будущий генералиссимус просчитался под напором обстоятельств и хитроу­мия гитлеровских дипломатов, будут ид­ти еще чуть ли не столетиями. В любом случае от античной мудрости, гласящей «Хочешь мира — готовься к войне» и в нашем непростом веке никуда не уйти…

И еще одно воспоминание. У Тереспольских ворот два года назад тор­жественно открыли памятник «Героям границы, женщинам и детям, муже­ством своим в бессмертие шагнувшим». Автор его Валентин Павлович Занкович, ставший лауреатом Ленинской премии за мемориал в Хатыни, сказал мне, что долго не мог решить, возне­сти ли скульптурную группу над землей или, наоборот, приблизить ее к земле, которую защищали пограничники. Вы­бор был непрост, но точен. Герои не парят в небе, а бьются за то, на что по­сягнул враг. Справа от пограничного столба с не устаревшей для моего по­коления аббревиатурой «СССР» статуя женщины, в которой Валентину Павло­вичу мечталось передать образ русской, белоруски или украинки, чьи мужья сражались здесь в роковые июньские дни семидесятилетней давности. Слева же воссоздан образ командира заставы Андрея Кижеватова, ведущего своих бойцов в контратаку на первом и по­следнем для многих рубеже.

Работа над монументом далась Занковичу непросто. Дело не в одних лишь творческих муках. Многофигурную композицию ему довелось создать все­го за девять месяцев. Основные труды пришлись на зиму, которая по белорус­ским меркам выдалась очень уж студе­ной. Доходило до того, что в мастер­ской замерзал пластилин, из которого мастер ваял варианты композиции…

Это о том, что всем нормальным лю­дям дорого, но кое-кому, оказывается, все равно, что нож под ребро.

Желающих порушить мир и гряду­щее единение между нами хватает. Со­шлюсь на интервью белорусского исто­рика Николая Малишевского информа­гентству «Регнум». Оказывается, есть желающие Отечественную войну 1812 года именовать «российско-француз­ской», есть лжемечтатели «демонизировать» советских партизан, а гауляйтера Кубе именовать другом.

Если это плюрализм, то что тогда кретинизм? Между прочим, Наполеон, шествие сброда которого по современ­ной территории Беларуси, расплачи­вался с народом фальшивыми россий­скими ассигнациями. Что добавить, что прибавить?..

Первый памятник пограничнику Андрею Кижеватову на Брестской зем­ле появился намного раньше созданно­го Валентином Занкевичем. Скромный бюст героя много лет назад установили на территории погранзаставы, носящей его имя. В полусотне метров от него постукивают международные поезда, рядом с ним тренировочный городок для стражей рубежей Союзного госу­дарства со всеми приличествующими серьезности погранмиссии атрибутами, включая забетонированные образцы следов, оставленных нарушителями. На мой вопрос, настоящие ли это слепки или же реконструированные по давним фотографиям, заместитель начальника заставы ответил с ироничной улыбкой, пояснив при этом особенности «погра­ничного следопытства», как именуется наука чтения и толкования отпечатков подошв. Бывалый взгляд сразу опреде­лит, шел лазутчик или контрабандист один или тащил другого на закорках, а может быть, имитировал противопо­ложное направление своего шествия, натянув обувку задом наперед.

Все это, впрочем, скорее дань погра­ничным традициям времен Карацупы и его пса Ингуса. Современные белорус­ские пограничники даже не слыхивали про «ППХ», как именовали ветераны зеленофуражечной службы гирлян­ды опустошенных консервных банок. Эти «приборы пограничной хитрости» развешивали на самых опасных участ­ках, дабы неосторожный злоумышлен­ник сам оповестил о своем вторжении. Сейчас милый этот примитив напрочь заменила электроника. Оснащению со­юзных погранзастав помогает ЕС, не желающий прибавлять к нелегалам из Африки нелегалов из Азии.

Статистика весьма любопытна. Больше всего нарушителей из Грузии. Мечта саакашвилевского электора­та обосноваться в более сытных стра­нах отнюдь не совпадает с еэсовскими правилами перемещения людских масс. Раздобыв правдами и неправдами шенгенские визы, уроженцы Иверии садятся в электрички, снующие между Брестом и польским Тересполем, но за­частую возвращаются, так и не ступив на землю обетованную, ибо польские лагеря для подобных беженцев пере­полнены, и нежеланных кандидатов в иммигранты чаще всего препровожда­ют обратно тем же поездом. Ехать на­зад в Сакартвело им не хочется, вот и пытаются, так сказать, незадачливые кандидаты в европейцы тайком пере­секать контрольно-следовые полосы, уповая на «авось» и недосмотр погра­ничников.

С территории заставы натовско-польских просторов за лесом не угля­деть, зато с пропускного пункта «Козловичи» Брестской таможни они впол­не различимы. Четыре года назад та­моженники получили новый комплекс грузового терминала со всем необхо­димым оснащением. С застекленной башни, напоминающей диспетчерские аэропортов, видны бескрайние колон­ны грузовиков всех современных марок и конструкций. Время тесноты мино­вало. Площадка в тридцать гектаров, оборудованная для ожидающих про­верки и оформления документов, впол­не вмещает всех желающих, при том, что за сутки здесь снует в обе стороны порой пара тысяч машин. Зал, где во­дители и владельцы грузов получают «добро» на свободное перемещение на запад до самой Атлантики и на восток до Тихого океана, напоминает интерье­ры солидного банка. Внутри Европей­ского Союза таможенных преград нет, между Россией и Белоруссией тоже, так что брестские таможенники фильтруют товары, развозимые через всю Евразию от Лиссабона до Владивостока.

Я припомнил читанный в детстве де­тектив Аркадия Адамова «Личный до­смотр», действие которого происходит как раз на Брестской таможне, и спро­сил ее начальника Леонида Сергеевича Досова, часто ли приходится прибегать к исключительной мере поиска кон­трабанды. Оказалось, что современное оборудование, скрупулезное обучение, тщательнейший отбор сотрудников по­зволяют обходиться без подобных не вполне гуманных приемов. Достаточно сказать, что мечтающий о таможенной карьере должен всенепременно пройти проверку на полиграфе или, как его не­редко именуют, «детекторе лжи». Иде­алом же таможенника Досов считает. знаменитого Верещагина из «Белого солнца пустыни», а знаменитые слова «За державу обидно» воспринимает как своеобразный девиз своей службы.

А державу (или Союзное государ­ство) обидеть пытаются нередко и по-разному. Как-то в Козловичах кон­фисковали целый трейлер краски для текстиля, которая в документах име­новалась. макаронами. Инспекторов заинтересовало, почему вдруг спагетти стали перевозить в бочках? Внятных объяснений получено не было, а про­верка показала, что содержимое кузова отнюдь не сухое и не съедобное. В дру­гой раз обратно в Германию пришлось развернуть перевозимый на платформе легкомоторный самолет. Ничего по­тайного в нем не оказалось, только вот радиационный контроль выявил повы­шенный уровень излучения.

О наркотиках разговор особый. Электроника здесь бессильна, и главная надежда на собачьи носы. На тамо­женной службе Бреста состоят девять немецких овчарок и черных лабрадоров. Очаровательный инспектор Ана­стасия Иванчук на моих глазах обходи­ла со своей лабрадоршей Аляской ряд машин. Собака вела себя профессио­нально и с достоинством, лишь иногда, словно извиняясь, что ничего не найде­но, оглядывалась на свою наставницу. Обе они чемпионки республиканского первенства таможенных кинологов. От обеих воистину ничто не ускользнет.

Празднование Дня Независимости в Республике Беларусь (фото РИА НОВОСТИ)