Как взять барьер интеграции и остаться в седле

О политических и экономических аспектах альтернативных интеграционных процессов в Евразии размышляет Сергей Глазьев

Еще раз о выборе Украины

По расчетам ведущих украинских и российских центров макроэкономического прогнозирования, создание зоны свободной торговли (ЗСТ) Украины и Евросоюза ухудшит не только развитие Украины, но и ее экономические связи с Таможенным союзом по всем основным направлениям. Прежде всего произойдет сворачивание научно-техниче­ского взаимодействия в авиастроении, энергетическом машиностроении, ракетно-космической технике, атомной промышленности и энергетике, судостроении. Другими уяз­вимыми секторами являются пищевое производство, про­изводство транспортных средств и оборудования, сельское хозяйство. Доля Украины в суммарном импорте сельхоз­продукции Россией сократится на треть. В этих условиях нарастающий дефицит торгового баланса при исчерпании возможностей внешних заимствований грозит Украине де­фолтом, а ЕС — невыполнением политических обязательств в отношении помощи своему новому ассоциированному члену.

Зачем принимать политические решения, чреватые эко­номической катастрофой крупнейшей восточноевропей­ской страны? У лоббистов европейской интеграции Укра­ины есть простой ответ: чтобы перекрыть возможность ее интеграции с Россией в Едином экономическом простран­стве ЕврАзЭС. Украинский оппозиционер Ю.Луценко назвал соглашение об ассоциации Украины с ЕС стоп-краном, ко­торый остановит продвижение Украины в сторону России.

Сравнительный анализ двух вариантов участия Украи­ны в процессах региональной экономической интеграции не оставляет сомнений в том, что евразийский интеграци­онный процесс ей выгоднее, чем создание ассоциации с ЕС. В первом случае Украина получает мгновенное серьезное улучшение торгового баланса и стабилизацию платежного баланса, условия для устойчивого развития с улучшением структуры экономики и плюс 7,5 процента ВВП к 2030 году. Второй вариант оборачивается ухудшением условий тор­говли, прямыми экономическими потерями, деградацией и банкротством. Следствием этого станет падение реальных доходов и конечного спроса населения на 10 процентов, увеличение безработицы и эмиграции.

Аналогичная ситуация складывается в Молдавии, кото­рая наряду с ухудшением и без того плачевного состояния экономики получит в ассоциации с ЕС неизбежное обо­стрение конфликта с Приднестровской Республикой. До последнего времени такой же политический выбор навязы­вали Армении, которая от него наряду с экономическими потерями получила бы ослабление своего внешнеполити­ческого положения.

Непредвзятый анализ позволяет сделать вывод о чисто политических мотивах реализуемой ЕС политики «Восточ­ного партнерства» (ВП), целью которой является блокиро­вание возможностей участия бывших республик СССР в процессе евразийской экономической интеграции с Росси­ей. Антироссийский смысл программы прослеживается в систематическом вмешательстве политиков и спецслужб стран НАТО во внутренние дела этих новых независимых государств с целью организации антироссийской пропа­ганды и выращивания антироссийских политических сил. Все инспирированные ими «цветные» революции на пост­советском пространстве были густо замешаны на оголте­лой русофобии и направлены против интеграции с Россией. Понесенные в результате такой политики экономические потери и социальные бедствия в Грузии, Киргизии, Украине и Молдавии в расчет не принимаются.

Изоляция постсоветских республик от России чревата неизбежным ухудшением их экономического положения вследствие разрыва сложившихся кооперационных связей и утраты традиционных рынков сбыта своих товаров. Что­бы навязать экономически противоестественные решения, политика «Восточного партнерства» предусматривает лише­ние восточных партнеров суверенитета во внешнеэкономи­ческих вопросах. В проектах международных договоров о создании ассоциаций с Евросоюзом четко фиксируются обязательства беспрекословного соблюдения директив ЕС в области торговой политики, технического и таможенного регулирования, санитарного, ветеринарного и фитосанитарного контроля, предоставления субсидий и госзакупок. При этом ассоцианты не получают никаких прав участия в раз­работке и принятии этих норм регулирования, но должны их слепо выполнять, невзирая на имеющиеся возможности. Также они обязуются участвовать под руководством ЕС в урегулировании региональных конфликтов.

Колонизация через ассоциацию

Иными словами, постсоветским государствам отводится роль колоний, подчиняющихся юрисдикции ЕС по вопросам торгово-экономического регулирования. В ст. 56 проекта Со­глашения об ассоциации ЕС с Украиной содержится запрет на внесение ею изменений в горизонтальное и отраслевое законодательство в области техрегулирования, «кроме как с целью постепенного приведения такого законодательства в соответствие с нормами acquis ЕС». Это означает, что Киев не сможет воспользоваться механизмом устранения техни­ческих барьеров в торговле, предусмотренным соответству­ющим Соглашением государств-членов Таможенного союза. Теряет смысл меморандум о сотрудничестве в этой сфере, подписанный правительством Украины с Евразийской эко­номической комиссией (ЕЭК) в 2012 году.

Контроль за исполнением всех обязательств возлагается на специальный наднациональный орган — Совет ассоциации.

Вопросы экономической целесообразности остаются за рамками обсуждения этого политического решения. Робкие попытки украинского правительства поставить вопрос о финансировании инвестиций в модернизацию украинской промышленности с целью ее адаптации к европейским нор­мам техрегулирования и экологическим требованиям оста­ются без внимания.

Чтобы успокоить украинскую общественность, европей­ские эмиссары прибегают к наглой лжи. Еврокомиссар по вопросам расширения и европейской политики соседства Ш.Фюле уверяет, что создание ЗСТ с ЕС обеспечит укра­инской экономике ежегодный 6-процентный прирост ВВП. Однако все прикидки, в том числе европейских ученых, говорят о неминуемом падении производства украинских товаров в первые годы после подписания Соглашения об ассоциации вследствие их вытеснения более конкуренто­способными европейскими. Еще более безрассудны высказывания шведского министра иностранных дел К.Бильдта о том, что участие Украины в Таможенном союзе с Россией вызовет падение ее ВВП на 40 процентов, тогда как расчеты говорят о дополнительном приросте ВВП на 6-15 процентов к 2030 году.

Не так давно политические решения о присоединении к ЕС бывших социалистических государств Восточной Европы и прибалтийских республик СССР уже показали свою эко­номическую несостоятельность. Последние потеряли около половины промышленного и значительную часть сельско­хозяйственного производства, столкнулись с обесценением человеческого капитала, массовой утечкой умов и эмигра­цией молодежи, утратили контроль над своей банковской системой и крупными предприятиями, поглощенными евро­пейскими корпорациями. Уровень жизни в большинстве из них сегодня ниже того, что был до присоединения, а разрыв с передовыми странами Евросоюза не уменьшается. Процесс расширения явно ухудшил положение стран Южной Европы, столкнувшихся с конкуренцией со стороны новых членов за ограниченные ресурсы ЕС.

В Греции результатом реформ стало падение производ­ства хлопка вдвое, из-за квот на сельхозпроизводство серьез­но пострадала винная отрасль. Практически исчезло знаме­нитое греческое судостроение — с момента вступления в ЕС греческие судовладельцы заказали за границей 770 кораблей. Именно выполнение требований ЕС, по мнению греческих экспертов, создало предпосылки для финансовой катастро­фы страны.

В Венгрии практически ликвидировано производство не­когда популярных «Икарусов», объемы которого доходили до 14 тысяч единиц в год.

В Польше в 2004 году закрыто 90 процентов угольных предприятий, где работали более 300 тысяч человек. Безра­ботными стали % шахтеров.

В глубоком кризисе судостроение. Мощная Гданьская су­доверфь, в 60-70-е годы спустившая на воду самое большое в мире количество судов, разделена на два частных пред­приятия, ныне простаивающих. Десятки более мелких су­достроительных заводов закрылись, а их рабочие уехали в Западную Европу. На момент вступления в ЕС внешний долг Польши составлял 99 миллиардов долларов, на начало 2013 года — 360 миллиардов.

В Латвии полностью уничтожены радиоэлектронная про­мышленность и автомобилестроение.

В Литве из-за квот на производство молока поголовье ко­ров сократилось в 4 раза. Закрытие по требованию ЕС Игналинской АЭС превратило ее в страну, зависящую от импорта электроэнергии.

В Эстонии поголовье скота уменьшилось пятикратно, а сельское хозяйство переориентировано на производство биотоплива. Остановлены машиностроительный и завод им.Вольта в Таллине, выпускавшие двигатели и оборудование для энергетики. По требованию ЕС почти втрое сокращена выработка электроэнергии — с 19 миллиардов киловатт-ча­сов до 7.

Во всех странах Балтии пострадала рыбная промышлен­ность, поскольку ЕС устанавливает квоты на вылов и «нор­мы солидарности» на использование европейских водных ресурсов. А в 2007 году Еврокомиссия оштрафовала Литву, Латвию и Эстонию за попытку создать запасы продуктов, чтобы не повышать цены.

Едва ли можно считать экономически успешными уже существующие ассоциации ЕС с другими государствами. Даже в Турции, извлекшей немалые выгоды от Таможен­ного союза с ЕС, большинство населения выступает против ее дальнейшей европейской интеграции: интерес к вступле­нию в ЕС упал до 20 процентов против 75 пятью годами ранее.

«Восточное партнерство» как способ изоляции государств СНГ от России

На фоне нарастающих сложностей внутри ЕС трудно найти рациональные мотивы столь экономически ущербных про­ектов, как «Восточное партнерство». Если быстрое расши­рение ЕС сразу же после распада СССР можно было объяс­нить страхом перед возрождением социалистической импе­рии, то сегодняшние потуги изолировать бывшие советские республики от России выглядят совсем иррациональными. Стремление любой ценой воспрепятствовать восстановле­нию складывавшегося веками единого экономического про­странства есть не что иное, как рудимент геополитического мышления прошедших эпох. Не случайно инициатива «Вос­точного партнерства» исходит от Польши и США — Варша­ва впадает в исторический бред четырехвековой давности, мечтая вернуть под свою юрисдикцию украинские земли, а Вашингтон руководствуется русофобскими бреднями Бжезинского в духе противостояния прошлого и позапрошлого веков.

По многим параметрам евроатлантическая интегра­ция имеет ярко выраженные имперские признаки. При­менение военной силы для установления своих порядков на Ближнем и Среднем Востоке, организация революций на постсоветском пространстве с последующим создани­ем марионеточных режимов, территориальная экспансия путем поглощения бывших социалистических государств — все это, невзирая на затраты и жертвы, ради достиже­ния целей геополитического доминирования. В условиях XXI века такая принудительная интеграция едва ли будет жизнеспособной. Она повергает в хаос и разруху колони­зируемые государства и не дает положительного эффекта метрополиям. Хотя она может приносить ощутимые выгоды их корпорациям и спецслужбам, в целом ее экономические результаты негативны, а социальные последствия характе­ризуются гуманитарными катастрофами. Эта интеграция продолжается постольку, поскольку другие мировые игроки соглашаются ее финансировать, принимая доллар и евро в качестве мировых резервных валют. Стоит странам БРИКС от них отказаться, как вся евроатлантическая экспансия, основанная на военно-политическом принуждении, мигом закончится.

Разумеется, любой интеграционный процесс имеет поли­тическую мотивацию, так как требует международных со­глашений. Однако слишком сильное доминирование поли­тических мотивов над экономическими чревато серьезны­ми потерями и конфликтами, подрывающими устойчивость интеграционных образований. И наоборот, политическое оформление экономически взаимовыгодных объединений дает естественный и устойчивый эффект ускорения разви­тия и повышения конкурентоспособности интегрируемых стран.

Когда в послевоенные годы под давлением европейского бизнеса создавался общий рынок угля и стали, а затем и ев­ропейский общий рынок, экономические критерии опреде­ляли интеграционный процесс, и он давал ощутимую выго­ду всем участникам. Благодаря этому укреплялось доверие сторон, и возрастающий синергетический эффект стимули­ровал углубление интеграции вплоть до создания экономи­ческого союза. Политизация европейской интеграции после распада СССР создала дисбалансы в региональном эконо­мическом обмене, которые вылились в открытые конфлик­ты между пострадавшими государствами и европейской бюрократией. Последняя выходила до сих пор из этих кон­фликтов победителем, навязывая поверженным кризисом странам технические правительства для осуществления внешнего управления. Однако издержки интеграции на­растают, устойчивость ЕС снижается, увеличивается соци­альное напряжение, возникает внутреннее сопротивление интеграционному процессу. Если на «экономическом» этапе интеграции в выигрыше были все, так как синергетический эффект намного превосходил локальные потери отдельных участников рынка, то переход к политически мотивирован­ной интеграции привел к ощутимым потерям целых стран и социальных групп. Среди проигравших оказались такие коренные для европейской интеграции страны, как Италия, Испания, Португалия и Греция, и такие системообразующие социальные группы, как малый и средний бизнес, госслужа­щие, работники здравоохранения и образования, учащиеся и молодые специалисты.

Евробюрократия — засланный казачок ТНК

Проявившаяся в ЕС тенденция к политизации интеграци­онного процесса по мере его углубления и расширения связана с формированием соответствующей политической силы — европейской бюрократии, обладающей собствен­ными интересами и рычагами влияния. На сегодняшний день это около 50 тысяч чиновников, сотни политиков, де­лающих карьеру на интеграционном процессе. Проводимая ими политика во многом формируется трансевропейскими и американскими корпорациями, доминирующими на рын­ке ЕС. Если для национальных интересов старых членов ЕС целесообразность расширения евроинтеграции вызывает большие сомнения, то для крупных корпораций «перева­ривание» экономик новых членов может дать ощутимые выгоды. Транснациональные корпорации извлекли нема­лую выгоду на поглощении конкурирующих производств в Восточной Европе, снижении издержек на оплату труда, природоохранные мероприятия, расширении рынков сбы­та своей продукции. На этой основе возрастает влияние и евробюрократии, которая обеспечивает защиту интересов транснациональных корпораций в конфликтах с местным населением и национальным бизнесом.

Опыт ЕС позволяет извлечь полезные уроки для евразийского интеграционного процесса. Пока в его основе лежали чисто экономические мотивы устранения транс­граничных барьеров и создания общего рынка, он шел весьма успешно. Этап создания Таможенного союза про­шел исключительно быстро и дал взрывной экономический эффект. За первые два года работы единой таможенной территории оборот взаимной торговли вырос почти вдвое. Наднациональный орган — Комиссия таможенного союза — оперативно обеспечивала согласование интересов сторон и пользовался их доверием, не претендуя на собственные интересы. Для всех участников интеграционного процесса были очевидны его синергетический эффект и взаимная выгода. Несмотря на формальное доминирование России, которая имела 57 процентов голосов при принятии реше­ний наднационального органа, все они принимались кон­сенсусом, исходя из доминирования общих интересов по отношению к частным.

С переходом к этапу формирования Единого экономи­ческого пространства было принято решение о 10-кратном увеличении размера наднационального органа, который приобрел признаки наднационального правительства с кол­легией министров по различным направлениям регулирова­ния экономической деятельности. И хотя полномочий у не­го при этом не прибавилось, резкое увеличение веса надна­циональной бюрократии не могло не вызвать напряжения во взаимоотношениях с национальными правительствами. Бюрократизация и формализация процессов согласования решений наднационального органа резко замедлила инте­грационный процесс. Средние расходы в расчете на одно принимаемое решение выросли более, чем в 20 раз. Сам процесс принятия решений утратил прозрачность, что вы­звало ослабление доверия между сторонами.

Копирование европейского опыта закономерно привело к тем же процессам бюрократизации управления интегра­ционным процессом, которые характерны для органов ЕС. Пока число участников Таможенного союза ограничено тремя, эта тенденция подавляется периодическим контро­лем со стороны глав государств. Но по мере расширения евразийского интеграционного процесса количество про­цедур согласования проектов принимаемых решений будет увеличиваться в геометрической прогрессии. Каждое на­циональное правительство будет все острее ощущать сни­жение своего политического веса при принятии решений. Одновременно политическую силу будет набирать надна­циональная бюрократия, что чревато появлением позици­онных конфликтов с национальными органами власти.

Евразийская интеграция: никакой политизации

В отличие от европейского интеграционного процесса, который последовательно ведет к образованию наднаци­ональной государственности ЕС со всеми атрибутами и ветвями государственной власти, руководители России, Бе­ларуси и Казахстана четко очертили границы евразийского интеграционного процесса исключительно торгово-эконо­мическими вопросами. В задачи евразийской интеграции не входит ни введение общей валюты, ни формирование наднационального парламента, ни переход к единому па­спортно-визовому режиму. В этом видится мудрость глав новых независимых государств, опасающихся политизации интеграционного процесса. Доминирование в нем мотивов экономической целесообразности гарантирует устойчи­вость формируемого Евразийского экономического союза. В рамках этого подхода наднациональный орган не должен претендовать на самостоятельную политическую роль, его функции следует ограничить согласованием принимаемых решений с национальными правительствами. Для этого он должен быть прозрачным, компактным и подконтрольным создавшим его государствам.

Во взаимном уважении национального суверенитета го­сударств состоит принципиальное отличие идеологии евра­зийской интеграции от всех предыдущих моделей, включая европейскую, советскую или имперскую. Она исходит из философии евразийства, основы которой были заложены русскими мыслителями прошлого века, рассуждавшими о формах постсоветского объединения народов бывшей Рос­сийской империи.

Основы евразийской идеологии были заложены более столетия назад в размышлениях блестящего лингвиста и этнографа, одного из авторов евразийской доктрины Ни­колая Сергеевича Трубецкого. Свой вклад в ее разработку внесли крупнейшие русские мыслители — от Петра Савиц­кого, Николая Алексеева и Льва Карсавина до Льва Гумиле­ва. Имя последнего по инициативе Президента Казахстана Н.А.Назарбаева носит Евразийский национальный универ­ситет в Астане. Идеология евразийской интеграции отвер­гает принуждение национальных государств к исполнению чьей-то внешней политической воли, будь то воля большин­ства участников объединения или наднациональной бюро­кратии. Поэтому в правилах процедуры принятия решений заложены принципы равенства и консенсуса сторон. Они создают надежную основу для взаимного доверия и опти­мизации регулирования единого экономического простран­ства, поскольку веками сложившиеся кооперационные свя­зи предопределяют общность экономических интересов и возможность согласования наднациональных решений по широкому кругу вопросов. Во всяком случае, за 5 лет рабо­ты наднационального органа консенсусом принято около 2 тысяч решений, и только в двух случаях выявились прин­ципиальные расхождения позиций сторон, помешавшие до­стигнуть согласия.

Идейная слабость евроинтеграторов

Парадоксальным образом со стороны Вашингтона и его со­юзников по НАТО систематически идет критика и неприя­тие евразийской интеграции, которую пытаются дискреди­тировать как «новый СССР» (госсекретарь США Х.Клинтон 6 декабря 2012 года в Дублине заявила, что «в США поста­раются не допустить воссоздания Советского Союза в но­вой версии под вывеской экономической интеграции, соз­даваемой по принуждению Москвы»). Хотя на самом деле именно США и ЕС пытаются силой и обманом навязывать всему миру свои порядки в интересах своих корпораций.

Истерическая реакция американских политиков на успехи процесса евразийской интеграции, доходящая до визга при обсуждении перспектив возвращения в него Украины, сви­детельствует об идейной слабости их позиции. Она компен­сируется политическим принуждением и пропагандой ил­люзорных ценностей, самой реальной из которых является защита прав сексуальных меньшинств.

Весьма шаткий идейный фундамент евроинтеграции ед­ва ли выдержит дальнейшее расширение этой конструкции за пределы нынешнего ЕС и планируемой зоны свободной торговли с НАФТА. Перманентные конфликты на границах НАТО с применением жесткой и мягкой силы нарастают по мере принуждения все новых государств к евроатлантической интеграции. Эта неоимперская политика бесперспектив­на в XXI веке. Попытки ее реализации влекут нарастающие по экспоненте экономические потери, породившие сплошной ареал социального бедствия вокруг Средиземного моря — ко­лыбели европейской цивилизации. Втягивание в этот процесс бывших советских республик ради их изоляции от России создаст зону конфликта в Восточной Европе с еще большими экономическими потерями и социальными издержками.

Несовместимость идейных основ евроатлантической и евразийской интеграций проявляется в многолетней про­буксовке переговоров по подписанию нового партнерского договора России и ЕС. После наивных ожиданий широко­масштабного партнерства посткоммунистической России с ЕС и США в начале 90-х годов наступило отрезвление. Евроатлантическая интеграция идет по известной англий­ской поговорке, гласящей, что «у Англии нет постоянных союзников, а есть постоянные интересы». Как показывает опыт Восточного партнерства, ЕС не договаривается, а на­вязывает свои правила интеграции. Они сводятся к рас­пространению юрисдикции ЕС на интегрируемые страны и не предполагают каких-либо переговоров о правилах со­трудничества. Ассоциированным членам нет иного выбора, кроме как слепо повиноваться директивам ЕС. В отличие от этого подхода, процесс евразийской интеграции предпо­лагает совместную выработку правил игры. Каждая страна на равных участвует в формировании договорно-правовой и нормативной базы интеграции, имея не только право го­лоса, но и право вето во всех принимаемых решениях.

Российская внешнеполитическая традиция исключает подписание дискриминирующих Россию соглашений. Рос­сия не может согласиться слепо выполнять чужие директи­вы. Это противоречит духу российской дипломатической школы, основанному на взаимном уважении и равноправии сторон. Поскольку принцип равенства сторон для евроатлантической интеграции не существует, идея Президента России В.В.Путина о создании гармоничного сообщества экономик от Лиссабона до Владивостока в Евросоюзе пони­мается не иначе как распространение своей юрисдикции на всю Северную Евразию. Поэтому при всей привлекатель­ности мысль о трехстороннем взаимодействии ЕС-Украи­на-Россия остается малореализуемой. По той же причине сохраняется риск нарастания политического напряжения между Россией и ЕС в связи с попытками последнего бло­кировать участие постсоветских государств в евразийском интеграционном процессе.

Приглашение Греции и Кипра в ЕЭП — лекарство от русофобии «ВП»

Ответом на агрессивную русофобию «Восточного пар­тнерства» ЕС могло бы стать приглашение к участию в евразийской интеграции его членов, подвергающихся дис­криминации со стороны наднациональных органов. Речь, прежде всего, идет о Греции и Кипре, для которых выпол­нение требований ЕС влечет социальные бедствия без ка­кой-либо перспективы выхода из кризиса. Последний уже прошел фазу дефолта и вполне мог бы быть использован как пилотный проект перехода от европейской к евразий­ской интеграции. Тем более, что его экономическая зави­симость от России и СНГ после банкротства банковской системы стала критической. Грецию, по всей видимости, наряду с аналогичной перспективой ждет унизительная процедура секуляризации и отчуждения собственности православной церкви и государства в пользу европейских кредиторов.

Греция и Кипр духовно и культурно-исторически близки России и Беларуси, их экономика во многом поддержива­ется российскими туристами и предпринимателями. Сотни тысяч понтийских греков имеют обширные связи в России, бизнес многих из них связан с российским рынком. Сня­тие таможенной границы между Грецией и Кипром, с одной стороны, и Россией, с другой, дало бы взрывной эффект ро­ста взаимной торговли, туристических поездок, взаимных инвестиций. Для Греции и Кипра это открыло бы новые воз­можности роста экспорта товаров и услуг на рынок Тамо­женного союза России, Беларуси и Казахстана. У последне­го в этом регионе быстро развиваются связи с Турцией. Не случайно Президент Казахстана Н.А. Назарбаев упомянул ее в качестве одного из желаемых участников евразийского интеграционного процесса.

Участие Греции, Кипра и Турции в процессе евразийской экономической интеграции сегодня нереалистично вслед­ствие их внешних обязательств перед ЕС. Для этого первые два государства должны будут выйти из ЕС, а Турция — из таможенного союза с ЕС. Возможно, это повлечет их ис­ключение из НАТО. Если для Греции и Кипра это даст суще­ственное облегчение внешних обязательств, которые в этом случае будут списаны, то для Турции утрата таможенного союза с ЕС может обернуться утратой значительной части рынка сбыта своих товаров. Евросоюзу потеря Греции и Кипра даст существенную экономию расходов на креди­товании и рефинансировании безнадежной задолженности этих стран.

Конструктивный выход из нарастающих противоречий альтернативных интеграционных процессов в Евразии мог бы заключаться в их деполитизации и сведении к взаимовыгодному экономическому сотрудничеству. Но для евроатлантистов это означало бы отказаться от претензий на гегемонию в международных отношениях, что пока представляется малореальным. Вероятно, придется ожидать углубления кризиса евроатлантической интеграции, прежде чем станет возможным переход на евразийские принципы равноправного и взаимовыгодного сотрудничества.