Российское село: еще не изобилие, но уже не упадок

Мифы о том, что Россия при­говорена к тому, чтобы иметь неэффективное, убыточное сельское хозяйство с обречен­ным на пьянство и вымирание крестьянством, довольно устой­чивы и охотно тиражируются либеральными теоретиками и соответствующими СМИ уже более четверти века. Справед­ливости ради надо отметить, что некоторые основания для подобных выводов есть и свя­заны они как раз со временем, когда в стране безоговорочно господствовали либеральные идеи в экономике вообще и в сельском хозяйстве в част­ности, а постулат, что фермер­ская форма хозяйствования на земле сама по себе решит все проблемы, был незыблем…

БЕЗ ДЕНЕГ И КУРЫ НЕ НЕСУТСЯ

Десятилетний период, начиная с 1991 года, стал для российского крестьянства временем разрухи и выживания. Население сельской глубинки сократилось примерно на два миллиона человек, а произ­водство упало на 20-80 процентов в зависимости от отрасли, в том чис­ле по зерновым и мясу — в 2,5 раза. Либеральная политика (а тогда в го­сударстве царствовала апологетика свободного рынка) утверждала, что село само выживет, а не выживет, значит, не конкурентоспособно, и страну прокормит цветущий за­падный фермер (которому, заметим в скобках, государство помогает льготами и дотациями). Итог зако­номерен: если Советский Союз обе­спечивал себя практически полно­стью продовольствием, опережая Соединенные Штаты Америки по производству пшеницы, молока, картофеля, яиц и некоторым дру­гим видам продовольствия, то Рос­сийская Федерация к началу 2000-х годов зависела от внешних поста­вок по молоку — на 40 процентов, мясу — на 60 процентов, овощам и фруктам — на 30-80 процентов и так далее. Эта зависимость, пусть и не в такой значительной степени, сохранилась до сих пор.

Ситуация начала меняться в 2004 году, когда аграрный сектор, финан­сировавшийся прежде по остаточ­ному принципу, получил мощную государственную поддержку: был принят приоритетный националь­ный проект «Развитие АПК», а рас­ходы госбюджета на развитие села начали последовательно увеличи­ваться с 0,7 процента до 4-5 про­центов в год.

Результат не замедлил сказаться: уже к 2010-2012 годам возродилось высокотоварное производство свинины и курятины на основе совре­менных технологий. Производство зерна хотя и не достигло советского уровня, но вплотную приблизилось к цифре 100 миллионов тонн еже­годно, выйдя из кризисного пике 90-х, когда крестьяне собирали меньше 50 миллионов тонн.

Тем не менее сельское хозяй­ство не было способно накормить страну, а около 160 миллиардов рублей ежегодных государствен­ных инвестиций в село не могли обеспечить значительный прирост сельхозпродукции. К тому же прак­тически полностью было развалено сельхозмашиностроение, мощная индустрия минеральных и органи­ческих удобрений переключилась на экспорт, а пищевая промышлен­ность — слабое место еще с совет­ских времен — не была в состоянии гарантировать переработку и со­хранность урожаев.

Почему так случилось? Ведь на официальном уровне после того, как Владимир Путин был избран Президентом России, не раз декла­рировалось: развитие сельского хо­зяйства — важнейшая политическая и экономическая цель. Но сложив­шаяся в девяностые годы схема, при которой мощные западные произ­водители и поставщики продовольствия, находящиеся под контролем транснациональных корпораций преимущественно американского происхождения, вошли на россий­ский рынок и поделили его, вытес­няя не только собственно сельхоз­производителей-крестьян, но и всю отечественную агропромышленную инфраструктуру, включая пере­работку, машиностроение, выпуск удобрений, семян и прочее.

Правительство во главе с Миха­илом Касьяновым и ответственным за финансовую политику Алексеем Кудриным не только фактически отказывалось поддерживать село, но и было весьма отзывчиво к ини­циативам зарубежных лоббистов.

ЭФФЕКТ АМЕРИКАНСКОГО БУМЕРАНГА

Принципиально переломить либе­ральную политику по отношению к сельскому хозяйству помогла большая политика, когда США и их союзники ввели экономические санкции против России, получив от­ветные контрсанкции и продоволь­ственное эмбарго.

Тогда и выяснилась вполне оче­видная вещь: позволить себе по­литическую самостоятельность и обеспечить максимальный сувере­нитет на мировой арене, заселенной мощными оппонентами со своими интересами, может лишь экономи­чески самодостаточная держава. И прежде всего — независимая в про­довольственном отношении. У бед­ных и голодных советов и мнений не спрашивают.

В 2012 году была утверждена Государственная программа разви­тия сельского хозяйства, согласно которой ежегодные аграрные рас­ходы из бюджета последовательно в течение нескольких лет увели­чивались вдвое — до 300-320 мил­лиардов рублей, льготные кредиты фермерским и другим малым и средним хозяйствам, выведенным из зоны действия ограничений по ВТО, составляли около 100 милли­ардов рублей. «На выходе», к 2020 году удельный вес продовольствия российского производства в общих продовольственных ресурсах дол­жен составить от 90 процентов по молоку до 99,7 процента по зерну.

Но самый сильный импульс раз­витию села придал именно внеш­неполитический кризис. Стоило президенту Владимиру Путину обо­значить и реализовать интересы России, как «западные партнеры» попытались «натянуть поводок», который они плели начиная с 1991 года, привязывая Россию систем­ной финансовой и экономической зависимостью. В ответ Россия ввела контрсанкции, блокировав поставки продовольствия и сельхозпродукции из ряда зарубежных стран. Нельзя сказать, что эти объемы были кри­тическими для продовольственного рынка: они составляли от 18 до 26 процентов в зависимости от вида товара. Но, тем не менее, проблема импортозамещения перешла из раз­ряда экономических в категорию политических, причем с пометкой «стратегическая безопасность».

А за безопасность нужно пла­тить. Дополнительные прямые и косвенные ассигнования на раз­витие села каждый год увеличи­вались, составив в 2015 году 535 миллиардов рублей бюджетных и частных инвестиций. И, в отличие от многих других отраслей эконо­мики, принесли почти мгновенную отдачу. Производство зерна достиг­ло в среднем не меньше 100 милли­онов тонн (около 110 миллионов в 2016-м), были закрыты потребности страны по яйцам, курятине и сви­нине. Однако импортозависимость по овощам, фруктам, молоку, рыбе и ряду других продуктов сохрани­лась. К тому же возрос экспортный потенциал сельского хозяйства до 500 миллиардов рублей в год.

СОЛЕНИЯ ИЗ ИНДИИ

Но вот парадокс: отечественное сельхозпроизводство растет, но проблема импортозависимости остается такой же острой. Почему? Дело в том, что замещение ввози­мой из-за рубежа продукции прои­зошло на первом, потребительском уровне. На втором, промышленном уровне все осталось практически без изменений.

Поясню на примере производства куриного бройлерного мяса. В его себестоимости лишь около тридца­ти процентов приходится на отече­ственного производителя, фактиче­ски зарплата и накладные расходы: энергия, вода и так далее. Основная, технологическая часть — племенное яйцо, добавки для ускорения роста и тому подобное — импортного про­исхождения, в основном из ФРГ и Польши. Аналогичная картина и в свиноводстве, производстве зерна, овощеводстве… Да практически во всех аграрных отраслях!

Такое положение — следствие все той же бездумной политики 90-х, когда ворвавшиеся на наш ры­нок западные компании заложили мины замедленного действия, ком­плексно привязав технологиями и племенным материалом и элитны­ми семенами наше село к своим по­ставкам. Одновременно была прак­тически развалена отечественная сельскохозяйственная наука, бо­гатейшую базу которой подвергли приватизации и передаче в частные руки, а финансирование сократили до минимума.

Так что теоретически в случае крайнего обострения отношений за­падные производители могут в од­ночасье создать весьма серьезные проблемы для нашего села, оставив его без племенного и посадочного материала.

Нельзя сказать, что такую опас­ность не замечают в высших эше­лонах власти: президент Владимир Путин в июле 2016 года своим ука­зом обязал Правительство обеспе­чить производство оригинальных и элитных семян, племенного матери­ала, высококачественных кормов, кормовых добавок и лекарств. Все хорошо, но время, время… У запад­ных конкурентов ощутимое пре­имущество: сказываются потерянные для отечественных аграриев годы.

Новый технологический уклад — вот главная задача для села. Да, всего за три года «люди земли» соверши­ли рывок, создав основу для продо­вольственной безопасности страны и обеспечив население гарантирован­ным минимумом продовольствия. Но на прилавках по-прежнему около 70 процентов продуктов импортного происхождения, включая рыбу, кон­сервы, колбасные изделия и другие виды переработанной сельхозпро­дукции, по данным крупнейшей фе­деральной торговой сети. Доходит до того, что соленые или маринованные огурцы поставляют в Россию из Ин­дии и Вьетнама, где о такой закуске сроду не знали!

Такая абсурдная ситуация — при­знак того, что сельское хозяйство исчерпало возможности экстенсив­ного развития, когда производство первичной, необработанной про­дукции увеличивалось преимуще­ственно за счет увеличения посев­ных площадей или поголовья скота и птицы традиционными методами. На Западе для этих целей исполь­зуют сочетание биотехнологий на полях с наращиванием глубины и объемов переработки в пищевой промышленности. У нас такое на­правление пока разрабатывается слабо, хотя и существует отрасле­вая программа создания техноло­гических платформ, призванных соединить теоретические достиже­ния сельскохозяйственной науки с практическими задачами аграрно­го производства. Только денег под этот процесс пока не нашли, хотя решение создать эти институты развития было принято еще в 2011 году, и за это время разработали 35 технологических платформ, в том числе и по развитию пищевой и перерабатывающей промышленно­сти. Вероятно, ситуация изменится, когда будут сформированы соглас­но упомянутому Указу Президента РФ междисциплинарные научно-ис­следовательские центры в области сельского хозяйства.

Но это дело будущего, хочется верить, недалекого. Пока же надо возрождать основу сельского хо­зяйства — землю. Пренебрежение к ее состоянию привело к тому, что из 385 миллионов гектаров зе­мель сельхозназначения около 130 миллионов переведены в разряд деградированных, и деградация развивается со скоростью два мил­лиона гектаров в год, по данным Всероссийского научно-исследова­тельского агролесомелиоративного института. Это приносит потери примерно в четыре миллиона тонн продукции в зерновом эквиваленте, или до 25 миллиардов рублей — в денежном. А в целом истощено свы­ше 60 процентов сельхозугодий.

Другая важнейшая проблема -энерговооруженность агропроизводителей. В России она в два с половиной раза ниже, чем в ЕС и США, — две лошадиные силы про­тив пяти на гектар сельхозугодий: не хватает тракторов, современного навесного оборудования и комбай­нов. Из десятков мощных советских заводов сельскохозяйственное ма­шиностроение вплоть до послед­него времени оставалось на плаву, причем мелком, выпуская счита­ные единицы сельхозтехники в год. Вспоминаю ситуацию, когда в конце 90-годов одна из зарубежных стран обратилась в российское торговое представительство с запросом на покупку сотни средних тракторов, выяснилось, что ни один из некогда славных заводов — ни в Челябинске, ни в Барнауле, ни в Волгограде — за­каз выполнить не в состоянии…

Сегодня все иначе: заполнившие было российские поля мак-кормики и дирсы успешно и быстро вы­тесняют отечественные машины. Качеством, может быть, и похуже, но ценой вполне укладывающие­ся в показатели рентабельности. Отечественные марки, к примеру, зерноуборочных комбайнов сегод­ня составляют в хозяйствах около 65 процентов от их общего числа, а их продажи возросли на 7 процен­тов в этом году. Сходная картина и по другим видам аграрной техники, производители которой получили ощутимую финансовую поддержку от государства.

Крестьяне только в новейшей, на памяти живущих поколений, истории не раз выручали державу в кризисные, на грани выживания периоды. Так было и в начале про­шлого века, когда после поражения в войне с Японией миллионы пере­селенцев из сел и деревень евро­пейской части двинулись в Сибирь и на Дальний Восток, за считаные годы не только превратив Россию в крупнейшего в мире экспортера пшеницы и масла, но и создав глу­бокий населенный ресурсный тыл на случай европейской войны и ба­зу для военного строительства про­тив японских угроз.

Так было и четверть века спустя, когда за счет коллективизации кре­стьянства были найдены ресурсы для индустриализации и создания мощной оборонной и обрабатыва­ющей промышленности, что позво­лило победить соединенные армии практически всей Европы во главе с Гитлером. И после войны именно крестьяне обеспечили восстанов­ление страны, платя непосильные налоги и вытягивая планы по сбору урожая, не имея ни тракторов, ни удобрений, ни элитных семян…

Сегодня, похоже, ситуация по­вторяется: сельское хозяйство, обе­спечивая внутреннее потребление и наращивая экспорт, вместе с обо­ронной промышленностью способ­но стать основой для рывка страны к новому экономико-технологиче­скому укладу. И ресурсы, и поли­тическая воля для этого есть. Но с принципиальной поправкой: не за счет обнищания крестьян, но с по­мощью государственных и частных инвестиций. Если полуголодный и обобранный крестьянин тридцатых-сороковых творил чудеса, то на что же способен современный человек, живущий на земле и пользующий ее, если ему помогает государство?