Импортозамещение по-чиновничьи

 

Увидел недавно на полке одного из столичных супермаркетов пакет с замороженными яго­дами. Читаю: «Канадская клюква за­мороженная, страна происхождения — Чили». Ничего не имею ни против Канады, ни против Чили, ни тем более против клюквы. Но вот о чем подума­лось. Почему клюква не карельская или тверская, не вологодская или ар­хангельская, а чилийско-канадская? Ведь не скажешь, что этой популярной в России ягоды доморощенной не хватает — все рынки ей завалены. И получается, что этот замороженный продукт и есть на сегодня яркий при­мер подмены понятия сути и цели импортозамещения.

 

Вспомним, с каким воодушевлением было воспринято подписанное, соглас­но Указу Президента, постановление правительства о введении санкций по запрету импорта определенных видов продовольствия из стран Евросоюза и других, поддерживающих антирос­сийские действия США и ЕС. Пошли разговоры о том, что это уникальный шанс для отечественного сельхоз­производителя, редкая возможность наполнить отечественный рынок соб­ственными экологически чистыми продуктами, за два-три года поднять отечественное сельское хозяйство, сделать   его   конкурентоспособным и значительно повысить продоволь­ственную безопасность страны. На уровне официальных лиц, в высту­плении министра сельского хозяйства звучало, что для решения проблем импортозамещения на сельское хо­зяйство будут выделяться значитель­ные суммы. Даже цифры назывались: в пределах ста миллиардов рублей.

 

Однако во внесенном правитель­ством проекте бюджета на 2015-2017 годы мы таких цифр не увидели. Ука­зание Президента РФ о поддержке сельхозпроизводителей должно рас­сматриваться в рамках простого по­нимания: чтобы развивать любое про­изводство на новом технологическом уровне, да еще ускоренными темпами, в условиях сложной экономической и международной ситуации нужны дополнительные вложения. Простой и всем понятный принцип: вложил рубль — получил что-то дополнитель­но, не вложил — ничего не изменится.

 

Министерство сельского хозяйства именно так и понимает решение про­блемы импортозамещения. С этой целью оно внесло в Правительство РФ проект постановления о внесении изменений в постановление Прави­тельства Российской Федерации от 14 июля 2012 года №717 «О Государствен­ной программе развития сельского хо­зяйства и регулирования рынков сель­скохозяйственной продукции, сырья и продовольствия на 2013—2020 годы», предусмотрев выделение дополнитель­но 626 миллиардов рублей на развитие производственной и товаропроизво­дящей инфраструктуры внутренней продовольственной помощи, создание системы оптовых распределительных центров, развитие переработки и сбы­та продукции животноводства, эконо­мически значимых программ развития сельского хозяйства субъектов Россий­ской Федерации. Наш комитет рассмо­трел на своем заседании 14 октября 2014 года проект этого постановления и поддержал позицию Минсельхоза. Теперь слово за Минфином и Минэко­номикой. А они пока не поддерживают повышение уровня государственной поддержки, о чем заявил министр фи­нансов Антон Силуанов на парламент­ских слушаниях в Совете Федерации.

 

Непонятно, в чем же заключается тогда логика подъема сельского хозяйства и какова она вообще? Неужели в том, что, оставив финансирование АПК на досанкционном уровне, можно решить проблему импортозамещения? Логика экономических законов гово­рит — нет.

 

Чего мы больше всего завозим? Мяса, особенно мало производим своей го­вядины. При этом поголовье, особенно крупного рогатого скота, в последние годы падает. По статистическим дан­ным, в прошлом году падение к уров­ню предыдущего составляло 1,2 — 1,3 процента. В нынешнем году по итогам восьми месяцев падение поголовья со­ставляло уже 2,6 процента к уровню прошлого года.

 

У селян есть поговорка: будет коро­ва — будет и приплод. Да только где же ему взяться при такой печальной статистике падения численности по­головья?

 

Сегодня в России в целом насчи­тывается меньше 19 миллионов голов крупного рогатого скота, из них коров осталось около 8,7 миллиона. Если брать 1991 год, только в РСФСР было 57 миллионов голов скота, из них ко­ров — около 22 миллионов. Казалось бы, раз животноводство в таком по­ложении, в любом случае на это на­правление надо выделять дополни­тельные деньги, чтобы хоть поголовье сохранить. Смотрим проект бюджета, а там подпрограмма поддержки и раз­вития животноводства и переработки его продукции сокращена.

 

Еще раз хочется спросить: где логи­ка? Нас пытаются уверить, что ставка делается не на количество, а на каче­ство. Дескать, сегодня за счет повы­шения продуктивности закрывается имеющийся недобор по молоку из-за снижения поголовья. Однако это дале­ко не так. По статистическим данным, продуктивность на голову за восемь месяцев этого года повысилась на две­сти литров, а производство молока в целом оказалось ниже прошлого года. И понятно почему: динамика сниже­ния поголовья такова, что только за счет повышения продуктивности об­щее снижение покрыто быть не может.

 

Выход один — наращивать пого­ловье скота. А это сложный процесс, причем весьма продолжительный и затратный. Надо построить современ­ную инфраструктуру для содержания животных, закупить современную технику и линии для их содержания, лучше всего импортные, и, наконец, купить и привезти скотину.

К счастью, пока в России сохра­нились животноводческие хозяйства, предлагающие племенной скот. Но закупается отечественный скот очень плохо. Ясно, что по продуктивности он хуже привезенного, молока дает 6-7 тысяч килограммов, импортный — больше. Но любой неангажированный специалист подтвердит, что импорт­ный скот достается нам далеко не самого высокого качества. Из Евро­союза, например, поступает лишь тот, что остается после выборки поголовья для воспроизводства внутри страны-продавца. Вывод из сказанного может быть один: необходимо остановить приватизацию племенных хозяйств и по-настоящему заняться селекцией.

 

Когда наша страна ввела свои ответ­ные продуктовые санкции, средства массовой информации чуть ли не с со­жалением рассказывали о катастрофе, постигшей западноевропейских ферме­ров, выращивающих ягоды и фрукты для российского рынка. Горы гниющих яблок и трагические лица польских са­доводов, возможно, и вызывают сочув­ствие. Но почему-то никто и словом не обмолвился об уже давно произо­шедшей катастрофе в отечественном садоводстве. О ней знают лишь спе­циалисты, обычному же потребителю, привыкшему к яблочному изобилию на торговых прилавках, с ее послед­ствиями еще придется столкнуться.

 

В марте нынешнего года на одном из заседаний нашего комитета мы рас­сматривали проблемы и перспективы развития садоводства в стране. Кар­тина выявилась очень безрадостная, и просто сказать, что российское са­доводство как промышленная отрасль АПК переживает системный кризис, значит не сказать ничего. Если где-то и произошла настоящая трагедия, так это в отечественном садоводстве. Мы его просто уничтожили.

 

На протяжении последних 15 лет развитие этой отрасли было основанона концепции европейского интен­сивного шпалерно-карликового сада. В развитие этой модели всеми науч­ными учреждениями страны и пере­довыми садоводческими хозяйствами последовательно разрабатывались и широко внедрялись технологии для специфических экстремальных рос­сийских условий. Однако со вступле­нием в ВТО ситуация изменилась, и выбранная модель оказалась наиболее экономически уязвима.

 

Дело в том, что европейская модель экономически высокозатратная. Но, в отличие от Евросоюза, где солидная государственная поддержка садовод­ства проводится на всех этапах — от закладки сада до хранения и реали­зации товара, — в России она в разы меньше, а то ее и вовсе нет. Причем из года в год поддержка эта уменьшается, в 2013 году ее общий объем в садовод­стве и вовсе снижен на 45 процентов.

 

Понять, почему так происходит, не­трудно. Как выяснилось не так давно в ходе заседания нашего Комитета по аграрно-продовольственной политике и природопользованию, полную нераз­бериху в реальную ситуацию вносят данные государственной статистики, которыми оперируют региональные и федеральные власти. При фактиче­ском производстве в России плодов в пределах 580-620 тысяч тонн показа­тели составляют почти три миллиона. Почему-то считается, что 2 миллиона 300 тысяч тонн плодов производится в личных подсобных хозяйствах. Но кто на самом деле их считал, откуда вооб­ще появились эти малообоснованные цифры, поднимающие производство плодов в нашей стране ежегодно бо­лее чем на 10 процентов?

 

Если верить этим виртуальным данным, то российское садоводство -самая динамично развивающаяся от­расль в мире. Но тогда почему до при­нятия санкций в Россию завозилось 1 миллион 253 тысячи тонн яблок еже­годно, в результате чего страна несла двойные потери? С одной стороны, российские покупатели финансиро­вали садоводов стран-импортеров на сумму более 500 миллионов евро, а с другой — бюджет страны из-за значи­тельного снижения ввозных пошлин на импортные яблоки недополучил значительные суммы таможенных платежей. Вот сколько стоит России без­граничная бюрократическая фантазия, на которую не влияют ни засухи, ни морозы, ни экономические проблемы. Но зато статистические данные, до­бытые виртуальным путем, позволяют говорить о динамичном развитии от­расли и не поддерживать, по существу, развитие садоводства в России.

 

С бюрократической точки зрения логика железная: помогают слабым — зачем помогать лидерам? Но есть в ней один изъян. Не учитывается, что садоводство — важнейшая отрасль АПК, занимающаяся производством витаминной продукции, крайне необ­ходимой для поддержания здоровья граждан России. По данным Института питания РАМН, которые приводились на заседании нашего комитета, каж­дый россиянин испытывает дефицит витаминов на 70—100 процентов. А это очень опасно, так как нам приходится расплачиваться за блага цивилизации, за порушенную экологию собственным здоровьем. Медики утверждают, что 70 процентов россиян страдают так на­зываемым «симптомом малой адапта­ции», который в любой момент может перерасти в тяжелую болезнь. И этот синдром наблюдается сегодня даже у младенцев в утробе матери.

 

Конечно, запретив ввоз яблок из Польши, можно переключиться на Восток и привозить плоды из Египта или Ливана. Но разве будут они так же полезны для человеческого орга­низма, как свои, отечественные? Всем известно, что импортные яблоки по­крываются химическими составами для транспортировки и длительно­го хранения. Да, они не гниют, но по большому счету этим их достоинства и ограничиваются. Так почему же не обернуться на Россию, где природно-климатические условия позволяют выращивать ягоды и яблоки с мини­мальным применением пестицидов, что делает их полезным органическим продуктом с высоким содержанием биологически активных веществ?

 

Плодородные почвы России, ее умеренный климат позволяют полно­стью обеспечить страну плодами са­доводства. По мнению экспертов, мы можем производить 5-7 миллионов тонн плодов в год. Но для того, чтобы наполнить отечественный рынок кур­ским, тамбовским или подмосковным яблоком, надо восстанавливать свои сады. А на это, считают эксперты, уй­дет 10—15 лет.

 

Я далек от мысли, что непосредственно в проекте бюджета должны быть про­писаны строки, где фигурирует слово «импортозамещение», хотя, возможно, это было бы неплохо. Хотелось бы уви­деть в этом документе просчитанную логику действий по выделению допол­нительных средств на развитие рос­сийского сельского хозяйства. Пока же из анализа проекта бюджета следует, что проблемы импортозамещения бу­дут решаться вовсе не за счет подъема отечественного сельского хозяйства, на что рассчитывали наши произво­дители. Известно, что уже сейчас идет лихорадочный поиск новых поставщи­ков за рубежом — в Азии, в Латинской Америке, но никак не в России. Полу­чается, что сельхозпродукцию будут по-прежнему поставлять из-за рубежа, а свой крестьянин вновь окажется ото­двинут, и никакого развития сельское хозяйство не получит.

 

Конечно, мы понимаем, что тор­говое дело у нас полностью коммерциализовано. И бал на этом сегменте рынка правят торговые сети, для них, очевидно, главное — собрать деньги с покупателей, а не искать поставщиков внутри страны. Понятно, что им про­ще заключить контракт с известным поставщиком и ждать, когда товар привезут прямо на склад, чем возить­ся с поиском внутри страны.

 

Иногда складывается ощущение, что есть в среде экономической эли­ты лобби, которое влияет на процесс принятия решений значительно боль­ше, чем мы все, со всеми своими пар­ламентскими комитетами, отраслевы­ми союзами и ассоциациями. Иначе нельзя объяснить, почему установки Президента по импортозамещению слышат вроде бы все, но потом они нивелируются бездействием. Почему, как только были приняты ответные российские санкции, тут же не появи­лась утвержденная на высоком уровне программа, в которой было бы зафик­сировано, какой регион в силу своей сельскохозяйственной специфики за­крывает конкретный сегмент возник­шего дефицита продуктов?

Это несложно сделать, ведь извест­но, что, где и в каких объемах произ­водится, где есть избыток отдельных видов сельхозпродукции. В такой про­грамме можно было бы четко распи­сать: Тамбовская область закрывает яблочную тему, Алтайский край по­ставляет сыры, Приморье и Мурман­ская область — рыбу и т.д. и т.п. И той же программой обязать торговые сети использовать этот ресурс. Вот это и было бы началом процесса реально­го импортозамещения собственными продуктами. Но вместо этого нача­лись поиски новых поставщиков за рубежом. Мнение о том, что так мы быстрее наполним пустеющий рынок, наверное, правильное. Но было бы го­раздо полезнее для АПК поискать по­ставщиков у себя дома, хотя, возмож­но, и хлопотнее.

 

Понятно, что перед теми, кто «верстал» проект будущего бюджета страны, сто­яла непростая задача: сбалансировать расходы с учетом приоритетов, кото­рые продиктованы складывающейся вокруг России сложной политической и экономической ситуацией, и пре­имущество, таким образом, получи­ли расходы на оборону и укрепление правоохранительных структур. Это — важнейшие приоритеты, связанные с безопасностью страны. А разве про­довольствие не является такой же важ­нейшей составляющей безопасности России? И уж если на эту безопасность никак нельзя выделить дополнитель­ные средства, может быть, решиться на перераспределение уже имеющихся?

 

Это не так уж сложно сделать. К примеру, законодательством предус­мотрено перераспределение средств внутри программ. Но почему бы не распространить это правило в целом на ФЦП? Не так уж сложно проанали­зировать ситуацию, выяснить, по ка­ким программам средства использу­ются неэффективно, и перенаправить их туда, где они нужны. Вот, в част­ности, не было ни одного года, чтобы в рамках программы развития рыбо­ловства полностью использовались все выделенные средства. Максимум расходовалось 50 процентов. Осталь­ные деньги возвращались назад в бюд­жет. Так почему же не отправить их обратно на село, на развитие того же животноводства или садоводства? Или направить на те направления, которые уже признаны эффективными.

 

Конечно, такие действия должны быть разрешены законом. И в этой связи следует вспомнить о законо­проекте «О особо значимых аграрных субъектах Российской Федерации», ко­торый группа авторитетных экспертов разрабатывала по инициативе губер­натора Алтайского края Александра Карлина почти четыре года. Ключевая идея законопроекта как раз и заклю­чается в том, что действующий меха­низм господдержки аграрного сектора нуждается в корректировке. Очевидно же, что регионы имеют различные фи­нансовые возможности по поддержке своих сельхозпроизводителей. Но при этом их аграрный потенциал и степень агропромышленной специализации территорий тоже совершенно разные. Отсюда возникает необходимость диф­ференцированного подхода к поддерж­ке всего российского агрокомплекса.

 

Действующий механизм федераль­ной господдержки не выделяет реги­оны, которые в основном обеспечива­ют продовольственную безопасность страны. А между тем таких всего семь, и на их долю приходится более четверти всего валового объема про­дукции сельского хозяйства и более четверти общероссийского пахотного клина. Вот эти территории и должны получить статус особозначимых. Ведь именно они обладают благоприят­ными климатическими условиями и исторически сложившимися ресурса­ми для производства сельхозпродук­ции в масштабах страны. Именно они и должны получать приоритетную, комплексную поддержку.

 

По сути, мы предлагаем создать своего рода зоны опережающего ро­ста, которые станут локомотивами ро­ста аграрной экономики всей страны. Только обеспечив приоритетное раз­витие регионов, играющих наиболее значимую роль в обеспечении России отечественными продовольственными товарами, мы сможем добиться увели­чения производства сельхозпродукции и достичь главной цели — обеспече­ния продовольственной безопасности страны.

 

Естественно, любой закон, направленный на развитие, требует средств. Их можно обеспечить разными способами, в том числе включив механизм перераспределения уже имеющихся денег, направив их туда, где можно рассчитывать на быструю отдачу. То, что предлагается законом об особых аграрных субъектах, как раз и предполагает быстрый рост производства, тот самый рывок в аграрной экономике России, о котором мы много говорим, но мало делаем для того, чтобы он произошел.

 

Фото Игорь Самохвалов