Суровый воздух, грешная земля

Начав в 1721 году свою биографию от петровской «пильной» мельницы, Петродворцовый часовой завод в со­ветские времена стал одним из круп­нейших в стране. А накануне войны предприятие, носящее тогда наимено­вание Завод точных технических кам­ней №1, дало жизнь ТТК-2 в городе Угличе, позднее также превратившему­ся в знаменитый часовой завод «Чай­ка». Его первая продукция в 1941 году была сделана на эвакуированном из Ленинграда оборудовании — только вместо женских часиков с берегов Вол­ги на фронт шли взрыватели для мин.

Недавно, побывав на нынешней «Ракете» в нынешнем Петергофе (уже не Петродворце), я, по капризу памяти, вспомнил легендарную историю, свя­занную с именем одного часовщика…

Они возвращались. По расчету вре­мени через три минуты должен был открыться аэродром. А там посадка, наркомовские сто граммов и теплая, вырубленная в скале землянка. Ровно тянул мотор, вырабатывая остатки го­рючего. Вот показался ориентир — та сопка, от которой нужно начинать по­следний разворот.

Прижав плотнее ларингофоны, Ни­колай проговорил:

— Алексей, посматривай. Ведомый откликнулся:

— Все в порядке, командир, на все 360 градусов работаю. Да не придет он сегодня, уже темнеет.

— Мало, что темнеет.

И Николай вновь и вновь огляды­вал горизонт: серый, неприветливый. Одно слово — Заполярье. Сопки, снег да по соседству Ледовитый океан, хо­лодная близость которого чувствуется даже летом.

Открылся полуостров Рыбачий. Земля наша, да вот летать над ней ста­ли с опаской, особенно при подходе к базам: недавно появился здесь новый «мессершмитт» — бурый, в пятнах ка­муфляжа, а по борту — извивающийся дракон. Он ходил всегда в одиночку, молниеносно атаковал садящийся, а потому беспомощный самолет, и так же внезапно, как появлялся, уходил.

Вот и сейчас, заставив ведомого усиленно вертеть головой, Николай первым пошел на посадку и, коснув­шись земли, не притормаживая, вы­руливал в сторону, освобождая полосу Алексею. Но тот сесть не успел: из пе­лены сумерек мелькнула хищная тень «мессера», прошла вкось над хвостом самолета Катрича. «Як» вспыхнул, а немец сделал разворот и скрылся в низких тучах.

Все, кто были на взлетной полосе аэродрома, ошеломленно смотрели в хмурое небо, но даже самые отчаян­ные летуны ничего не могли сделать. И только продолжали гореть обломки «Яка» да, воя сиреной, подъезжала не нужная уже полуторка «скорой помо­щи».

Утром на поле ничего не напомина­ло о вчерашней трагедии, и только в дальнем углу аэродрома техники вби­вали в землю поломанный винт от ис­требителя с бортовым номером «9» и выцарапывали на нем имя.

Здесь и дал свою молчаливую клят­ву Николай Зимин.

Однако долгожданной встречи с немецким асом все не было ни у него, ни у других летчиков. Она случилась спустя два месяца, 8 июня 1944 года…

Я с малых лет знал Николая Сергеевича Зимина, потому что он был другом моего отца, они воевали на разных фронтах, но вместе работали в послевоенном Угличе на начинавшем тогда свою трудовую биографию часовом заводе — один был заместителем начальника сборочного цеха, второй — здесь же, мастером одной из бригад.

Это они тогда вместе с другими, в том числе эвакуированными ленинградцами с ТТК 1, в далеких пятидесятых годах создавали ставший потом знаменитым УЧЗ, завод, который выпускал в годы своего расцвета около 5 миллионов штук женских часов, отправляемых в массовом количестве и на экспорт. Только Франция и Англия брали ежегодно по 300 тысяч механизмов, среди оптовых покупателей были Америка, Канада, страны Азии, Африки.

А еще тогда в стране были петродворцовая «Ракета», московские «Полет» и «Слава», пензенская «Заря», заводы в Челябинске, Чистополе…

Сейчас ничего этого в России почти что нет, а материальная база, технически по тем временам совершенная, разворована, распродана и разделена между новыми хозяевами, производственные корпуса превращены в магазины, которые оказались неликвидными или стоят с выбитыми стеклами, как памятники погубленной эпохе…

Вспомнилась эта картина разрухи потому, что Петродворцовый часовой завод к своему 290-летию приурочил показ начавшего выпуск часов производства. Нельзя было не заметить: оно ныне находится в примитивном состоянии, станочный парк — выпуска 70-х годов прошлого века; работающих сейчас там около полусотни человек, объем выпуска 500 штук часов в месяц — это после миллионных-то тиражей… Внешнее впечатление — чуть ли не мануфактура из учебника по истории. Да и реанимировали производство иностранцы — креативный директор граф Жак фон Полье и технический директор Дэвид Хендерсон-Стюарт с группой швейцарских специалистов.

С конца 2012 года производство возглавил один из бывших директо­ров RolexЖан-Клод Кене. Новые ме­неджеры надеются, что у них что-то получится в капиталистической Рос­сии… Сейчас вот «Ракета» запускает новую модель часов «Атом» — но в отработанном дизайне 60-х годов про­шедшего столетия. Но предлагаются они в престижных салонах, например, французском Colette— ну как же, поч­ти ручная, штучная работа. Силами старых работников бывшего ПЧЗ. Для них же в сборочном цехе висят моби­лизующие на труд плакаты — старые, прошлых времен. В их числе — «Спа­сибо за Победу».

Приказ прикрыть штурмовики, по­шедшие добить накануне поврежден­ный немецкий транспорт, старавший­ся вдоль норвежских скал добраться до Киркенеса, пришел в полк утром. Самоходку потопили, хотя та уже и праздновала спасение, добравшись до зоны огня береговых батарей, и без заминки повернули на обратный курс.

И тут с поста наблюдения сообщи­ли: в районе аэродрома снова замети­ли характерный Ме-109.

— «Мессера» я увидел почти сразу же, вслед за сообщением, — расска­зывал Зимин. — Тот был один, шел встречным курсом и на большой ско­рости. Как-то сразу подумалось: он! И верно: на борту извивался дракон.

В умении пилотировать противни­ку отказать было нельзя. Уклоняясь от боя, он свечой устремился в сторону солнца, на форсаже за ним шел «Як» Зимина. Один. Двигатель на самолете ведомого Ивана Разуваева не выдер­жал перегрузки в самый неподходя­щий момент, и тот отвалил в сторону.

Идя вслед на немцем, Зимин чув­ствовал, что мотор его «Яка» в верх­ней точке горки почти потерял мощ­ность, и каждую секунду истребитель может попасть в штопор — а это вер­ная смерть. Он свалил машину на кры­ло, успев заметить, что Ме-109 сразу же повторил маневр и тут же открыл огонь. Очередь прошла возле самой кабины, вспоров лючок-гаргрот. Если бы чуть ниже. Но задерживаться на этой мысли времени не было — маши­ны сходились на встречных курсах.

— Наверное, это был самый напря­женный момент, — вспоминал двадцать лет спустя он. — Поравнявшись с ним, я заложил крутой разворот, уже зная, что и его маневр будет таким же. Здесь все зависело от радиуса вращения.

Они оказались в одностороннем ви­раже и на одной высоте. С ревом гоня­ли по небу две железные птицы, кото­рым тесно стало в воздушном океане. И одна из них неминуемо должна была пасть.

Николай верил в вираж, вираж — маневр для «Яка» выигрышный. Не раз товарищи говорили, что и «фоккеров», и «мессершмиттов» на нем можно ловить, но то были разговоры других. Теперь все наяву предстояло испытать самому. И пока — никако­го преимущества. Правда, и сам под убийственный огонь не подставился.

С каждым витком радиус разворота «Яка» сокращался, и летчик с нетерпе­нием ждал момента, чтобы втиснуть немца в кольца прицела. И он насту­пил. Две очереди советского истреби­теля прошли рядом с «мессером», не дожидаясь третьей, фашист стал ки­дать машину из стороны в сторону, пе­решел на петлю, на выходе из которой его и настиг Зимин. Последняя оче­редь из пушки и пулеметов прошлась по кабине с близкой, как тогда говори­ли на Севере, «сафоновской» дистан­ции. Задымив, «мессершмитт» резко пошел вниз и врезался в тяжелую воду Баренцева моря.

В номере газеты «Правда» от 9 ию­ня 1944 года, тогда самой главной га­зеты в СССР, в разделе «Иностранная хроника» было напечатано: «Швед­ская газета «Свенска дагбладет» сооб­щает о гибели известного германского летчика майора Мебуса, самолет кото­рого был сбит на фронте у Ледовитого океана».

Это и в самом деле был Мебус — фигура в германских Люфтваффе из­вестная. За годы Второй мировой во­йны он сбил 74 самолета противника, был награжден рыцарским крестом, а вот в русском Заполярье нарвался на противника, превосходящего его и ма­стерством, и силой духа.

Само собой, об этих подробно­стях Зимин узнал много позже. За тот бой его представили к званию Героя Советского Союза. Однако Золотую Звезду истребитель так и не получил

—вместо нее его грудь украсил ор­ден Отечественной войны II степени. История, по сути дела, была простая. Группа летчиков, в том числе и Нико­лай, отмечали тот воздушный бой в од­ном из ресторанов Мурманска и, чего-то не поделив, подралась с моряками — бывало на войне и такое. Всех — под арест, по этой причине и пролетела Звезда мимо Зимина. Хотя послужной его список говорит, что летчик-истре­битель совершил 140 боевых вылетов, сбил лично 6 самолетов врага, 10 — в составе группы, за что был отмечен че­тырьмя боевыми орденами.

Истребитель-бомбардировщик Як-9Б

Из поколения 1921 года рождения мало кто остался ныне в живых (во­йна и время неумолимы), но очень многие еще застали переход к дикому российскому капитализму и тихо, ма­терными словами, «приветствовали» разгул бесовской приватизации. И на то были основания, потому что по не понятным для всех причинам заводы— а тогда они были не только местом работы, а, по сути, неотъемлемой ча­стью жизни — вдруг оказались в непонятных руках. Отдавшие по 50-60 лет жизни становлению отечественной ча­совой промышленности, они не могли понять — как так может быть, чтобы приборостроение (а часовые заводы делали еще кое-что для обороны стра­ны, типа «изделий А») было умыш­ленно загублено? Они так этого и не поняли, и не приняли.

Но в их активе была честно и со­вестливо прожитая жизнь, никогда эти люди не отирались ни в чьих при­емных и ничего для себя не просили, и потому прямо смотрели другим в гла­за. А не как нынешний владелец быв­шей «Чайки», боящийся показаться на улицах родного городка, — Углич же маленький, и все про всех все знают — и поскорее прячущийся за тонирован­ными стеклами автомобиля. Воистину—не в деньгах счастье…

Такие вот времена, и о них мне на­помнил перестук хронометров чуть было совсем не погибшего Петродворцового часового завода, но вроде как, хоть и краешком, включившегося в но­вое время.

Евгений МАЛИНИН

Углич — Санкт-Петербург