Новый стиль и «Великий перелом»

Любая реформа летоисчисления неминуемо вызывает путаницу среди тех, кому приходится наскоро перестраиваться и преодолевать неизбежный, так сказать, сдвиг по временной фазе…

Взять хотя бы споры искусствоведов, связанные с датировкой начала и окончания работ великого древнерусского живописца Дионисия по росписи собора в Ферапонтовом монастыре. Суть ошибки первых исследователей таилась в неверной трактовке смысла надписи, оставленной в соборе самим Дионисием или же кем-то из его помощников: «В лето 7010 месяца августа в шестой день на Преображение Господа нашего Иисуса Христа начата бысть подписывати церковь а кончана на второе лето месяца сентавреа в 8 (день) на рождество пресвятыя владычица нашиа богородица Мария»…

При первой расшифровке и переводе принятой тогда на Руси системы летоисчисления на современную сочли, что после первого взмаха кисти Дионисия и до завершающих мазков минуло почти тринадцать месяцев. Однако январь стал первым месяцем года только при Петре Великом, а во времена Ивана III, когда создавались фрески, таковым считался сентябрь! Мнение о более чем годичной страде росписи храма десятилетиями кочевало по страницам самых авторитетных трудов, пока в 1985 году известный вологодский реставратор Николай Федышин не предложил иного объяснения текста. Изучив и сопоставив даты, связанные со сроками правления исторических лиц, упомянутых в надписи, он доказал, что Дионисий и его сыновья Владимир и Феодосий расписали храм буквально на едином дыхании за 34 дня, украсив менее чем за пять недель более 600 квадратных метров стен и сводов!

Но в данном случае речь идет о важнейшем, но все-таки сугубо искусствоведческом казусе. 100 лет назад ситуация в стране была настолько запутанной, что верховное распоряжение приплюсовывать тринадцать дней привело к немалой сумятице хотя бы потому, что напечатать потребное количество календарей к первому февраля было просто невозможно. Между тем страна воевала, и никто не мог гарантировать, что даты, указанные в распоряжениях, будут верно истолкованы… Лет почти 35 назад мне довелось интервьюировать академика Бонифатия Михайловича Кедрова, в 1918 году исполнявшего миссию курьера между его отцом, возглавлявшим так называемую Советскую ревизию на Русском Севере, и правительством в Москве. Так он не без улыбки припомнил, как удостоился головомойки в каком-то наркомате из-за того, что сроки доставки им документов «ревизии» были в телеграмме названы по старому стилю, а приехал курьер в Белокаменную по новому календарю.

Все эти издержки, впрочем, при желании оправдать нетрудно, объяснив не всегда понятные действия Совнаркома революционным задором и полным отсутствием у наркомов и персонала хоть какого-то опыта управления государством. К несчастью, у реформы имелись и другие последствия, урон от которых оценить вообще невозможно.

Сельские мудрецы академий не кончали, но определить верные сроки, когда зерно в земле уже не пропадет, а прорастет, умели»

О том, что из этого выходило, можно судить по сохранившейся в старом блокноте записи моей давнишней беседы с почетным академиком Академии образования Петром Андреевичем Колесниковым, возглавлявшим авторский коллектив многотомной «Истории северного крестьянства»: «Однажды еще в тридцатые годы я стал свидетелем истории и грустной, и трагикомичной, и поучительной. Приехал в далекий колхоз Вологодской области уполномоченный из района, привез инструкцию — непременно провести посевную к 1 мая. На собрании правления попытались доказать ему, что не время еще сеять — рано! Сельские мудрецы академий не кончали, но определить верные сроки, когда зерно в земле уже не пропадет, а прорастет, умели. Но с уполномоченными споры коротки, никаких уговоров посланец слушать не пожелал, никаких доводов о том, что почва еще не согрелась, знать не захотел. Что ж, посеяли, как приказано. Заранее знали, что ничего не вырастет, а сеяли. Понимаете, привыкая к заведомой бессмыслице труда, крестьянин не мог относиться к нему с уважением, не мог заставить себя работать в полную силу!..»

И такой колхоз был не один, и таких уполномоченных было пруд пруди. А вот если бы Первомай отмечали по старому стилю, то семенам в земле было бы куда комфортнее, а урожай оказался богаче.