Чашка кофе с «Джеймсом Бондом»

Запретный в не очень давние совет­ские времена «агент 007» нахально обосновался в нашем телеэфире, как бы убеждая, что без Джеймса Бон­да всей планете счастья не видать. Не знаю, много ли на самом деле имелось у королевы Великобритании столь успешных защитников имперских ин­тересов, но уверен зато в том, что со­всем недавно на Кутузовском проспек­те Москвы спокойно и весьма плодот­ворно доживал свой век человек, ре­альные приключения которого ничуть не уступали по риску и размаху выду­манным деяниям героя Яна Флеминга. В отличие от Джеймса Бонда с его раз­решением официально лишать жизни противников своей островной импе­рии, Иосиф Ромуальдович Григулевич официально дарованным «правом на убийство» не располагал, но потому только, что спецслужбы СССР подоб­ными тонкостями себя не занимали. А вот быть свидетелем и соучастником политической неофициальной каз­ни, участником и организатором на­шумевшего на весь мир покушения и многих диверсий ему доводилось…

«Людей на свете слишком много!»

Посмотрев на мои истоптанные кроссовки знаменитой в ту пору ереван­ской фирмы, он укоризненно восклик­нул: «Вам не добиться успеха в Латин­ской Америке. У вас, — это было сказано с такой интонацией, что в текстовом ва­рианте обращения напрашивается боль­шая буква, — не начищена обувь!».

Садясь в троллейбус, катящий на Кутузовский проспект столицы, я слы­шал о Григулевиче только как о члене-корреспонденте Академии наук СССР и авторе многих трудов по истории ре­лигии. В ту пору я учился в аспиранту­ре МГУ и по заказу уважаемой газеты готовил статью об одной из тоталитар­ных сект, духовная агрессия которой тревожила не только власти, но и мно­гочисленных родителей, засыпавших средства массовой информации пись­мами с призывами положить конец на­тиску чужестранных суеверий. Мате­риала хватало с лихвой, но требовался именитый консультант.

Ранее прочитанные книги Иосифа Ромуальдовича к моей теме прямого отношения вроде бы и не имели, но их автор казался столь сведущим в ве­роисповеданиях, что я созвонился о встрече и был благосклонно пригла­шен для беседы.

В ту пору магистраль, начинавша­яся от гостиницы «Украина», слыла заповедником номенклатуры высшего ранга. Где-то здесь обитал сам Бреж­нев, что же касается особ менее весо­мых рангов, то их и подавно было не перечесть. Седовласый консьерж, су­ровость взгляда которого намекала на офицерское прошлое, потребовал до­кументы. Редакционного удостовере­ния ему показалось мало, и он прому­рыжил меня в подъезде минут десять, созваниваясь с квартирой, куда я на­правлялся. Ледяной прием на дальних подступах к Иосифу Ромуальдовичу не имел ничего общего с теплотой и радушием за дверями на высоком эта­же. Я был усажен, напоен крепчайшим кофе («костариканский кофе», — под­черкнул Григулевич) и вскоре получил категоричные ответы по всем интере­сующим пунктам.

Главный из них касался происхож­дения и стремительного распростра­нения нетрадиционных верований. Григулевич прочел мне лекцию о роли неорелигий в уводе людей от тягот и забот современности в свои миры, не имеющие ничего общего с интересами общества. По мысли собеседника, рас­пространение новых культов искусно и целеустремленно насаждалось извне, дабы отвлечь молодежь от любого со­зидательного труда. Я поинтересовал­ся, как же мирятся с теми же сектами за «железным занавесом»? Он ответил, что, поскольку экономика развитых стран весьма эффективна, имеется из­быток рабочих рук. Поэтому власти ни­чего не имеют против того, чтобы кое-кто из подрастающего поколения до­бровольно абстрагировался от обыден­ной жизни, так как достойного места в ней для него все равно не найдется.

«Будьте спокойны, — сказал он в за­вершение, — если мы и впрямь пере­гнали бы Америку, на интересующих вас сектантов у нас никто не обращал бы внимания. Людей на свете слишком много, всем приличного дела не оты­скать. Отсюда потребность в духовных резервациях, и жаждущие самоизоля­ции богатому обществу только в ра­дость. Открыто об этом не говорят, но всем и так все понятно. Имейте в виду, все Братские ГЭС там уже построены, и стахановские движения не нужны. Это не для статьи, а для сведения… »

Фидель уверовавший

Мы говорили еще с полчаса, но первичный повод встречи уже не упо­минали. Григулевич изучал в те дни скандальные для советской идеологии записи бесед некоего бразильского журналиста с Фиделем Кастро. Леген­дарный бородач, поначалу по примеру Ленина усердно и рьяно закрывавший на своем острове храмы, вдруг явил себя весьма толерантным к католициз­му политиком, намекавшим на посте­пенный возврат к христианским цен­ностям. Иосиф Ромуальдович, с листа переведший мне несколько особо за­нятных пассажей из фиделевских ин­тервью, ядовито охарактеризовал ав­тора и весьма любопытно поразмыш­лял о вероятной реакции Ватикана.

«Каролю Войтыле это понравится, — задумчиво сказал он, имея в виду папу Иоанна-Павла II. — А вот Пий XIIФиделю не поверил бы и того гля­ди издал бы буллу, не проклиная, но отвергая. Этот понтифик мир видел в двух красках: Запад в белом свете, Вос­ток — в черном. Но все же умнейший был человек, не люблю я мужчинам руки целовать, однако на представле­нии ему ни малейшего смущения от этого ритуала не испытал. Впрочем, это уже не по нашей с вами теме!..»

Последние слова занозили меня примерно так же, как булгаковского персонажа Ивана Бездомного взбудо­ражила фраза Воланда о личном зна­комстве с Иммануилом Кантом. Рим­ских пап у нас принято было восприни­мать подобно исчадиям ада, и встреча с человеком, удостаивавшимся аудиен­ции у понтифика, была из разряда со­бытий экстраординарных. Спрашивать о подробностях я все же не рискнул.

Григулевич изящно завершил раз­говор и, оставив для меня автограф на одной из книг, тут же снятой с полки, проводил до двери. Книга повествова­ла об истории ордена иезуитов. По сию пору ломаю голову, был ли выбор по­дарка случайным, или же Иосиф Ромуальдович тонко намекнул на подроб­ности своей биографии или даже при­звания, ставшие известными мне куда позднее? Уверяют же, что девиз «Ор­дена Иисуса» — «Цель оправдывает средства». Стоит ли напоминать, что этим тезисом еще до Троянской во­йны руководствовались все разведки мира, на каком бы уровне совершен­ства они бы ни находились.

Жизнь под псевдонимами

Классик англоязычной литературы Сомерсет Моэм писал, что «Труд се­кретного агента невыносимо скучен и по большей части бесполезен, так что у него немного набирается правдивых и в то же время интересных фактов для мемуаров». Спорить с ним бессмыс­ленно, ибо знаменитому писателю не­когда довелось послужить в «Интеллидженс Сервис» и даже пытаться пре­дотвратить Октябрьскую революцию.

Но нет истин в последней инстан­ции. Когда Григулевича не стало, по строке, по абзацу и так далее по нарас­тающей стали просачиваться сведения о бурной и надолго засекреченной жиз­ни суперразведчика и, чего греха таить, террориста. Выплыло, что именно он не просто продумывал планы первого неудавшегося покушения на «иудуш­ку» Троцкого, но и лично участвовал в штурме дома-крепости в пригороде Мехико. Автоматными очередями он, впрочем, стены не щербил, двери не решетил. Его задачей было захватить архив опального «перманентного» ре­волюционера. Увы, документов и руко­писей в указанной его агентом комнате не оказалось, Троцкий же удачливо от­лежался под кроватью от пуль. Поку­шавшиеся благополучно скрылись.

Ко второму, уже успешному поку­шению (если позволительно приме­нять это определение к такого рода де­ятельности), «Фелипе», как именовали Григулевича в Мексике, прямого от­ношения не имел. Рамона Меркадера, пробившего ледорубом череп зловеще­го героя революции и гражданской во­йны, он знал, однако же, еще по своей работе в Испании в пору борьбы респу­бликанцев с франкистами, и совсем не исключено, что лично завербовал для советской разведки будущего исполни­теля сталинского приказа. Есть версия и о том, что именно Иосифу Ромуальдовичу первоначально уготована была судьба, выпавшая Меркадеру! Инте­ресно, виделись ли они с Меркадером в Москве, куда тот приехал, отсидев в мексиканской тюрьме двадцать без ма­лого лет? Вспоминали ли эти «бойцы невидимого фронта» минувшие дни?

Неизвестно, виделся ли он когда-либо потом со своим партнером по штурму «крепости» Троцкого Давидом Сикейросом? Великий художник был в ту пору рьяным коммунистом, лич­но стрелял по спальне Троцкого и его жены Натальи Седовой, а после этого был вычислен полицией и на несколько месяцев угодил за решетку. Правда, на суде сподвижники Сикейроса уверяли, будто убивать Троцкого никто из них не собирался. Его якобы хотели лишь на­пугать, чтобы тот сам покинул бы Мек­сику. Не потому ли нападавшие не ста­ли выламывать дверь, а ограничились автоматными очередями снаружи?

Свой долг перед гением фресок, на время отстранившимся не без содей­ствия Григулевича от живописи ради ис­полнения приказа Сталина, «Фелипе» в известной мере возместил уже в Москве. Его перу принадлежит первая у нас био­графия Сикейроса. Правда, описания подробностей знакомства в ней не най­ти. Год на дворе стоял 1980-й, и время раскрытия тайн еще не пришло. Иоси­фа Ромуальдовича не рискнули даже на­значить директором им же созданного Института Латинской Америки из опа­сений, что в неизбежных заграничных командировках его может опознать кто-то, помнивший другие имена.

Пролистывая свою книгу о великом мастере монументальных фресок в се­рии «Жизнь в искусстве» с портретом Сикейроса на суперобложке, Григулевич, понятно, догадываться тогда не мог, что его собственное фото со временем появится на увесистом томе с эмблемой «Жизни замечатель­ных людей», который будет полностью, пусть даже и посмертно, посвящен таин­ственной доселе хронике лет, прожитых Иосифом Ромуальдовичем под разными именами и с паспортами многих стран. По иронии судьбы последние годы ка­рьеры нелегала он прожил под псевдо­нимом «Кастро», выведя его на первые полосы газет задолго до первых деяний никому еще не ведомого Фиделя.

Посол в Риме

Ко дню нашей беседы Григулевич был уже вне разведывательных дел, за­нимался исследованиями католицизма и Латинской Америки, щедро делясь опытом работы за рубежом со студен­тами МГИМО и слушателями диплома­тической академии. Но между страш­ным финалом революционной карье­ры Троцкого и размеренной жизнью почтенного историка-латиноамериканиста пролегло немало лет, большин­ство информации о которых по сию пору скрыта в секретных архивах. Из­вестно, однако, что Иосифу Ромуальдовичу удалось весьма успешно решить проблему самофинансирования своей деятельности в Италии, где он оказал­ся после войны. Деньги на работу сво­ей резидентуры он добывал, удачливо торгуя кофе из Коста-Рики. Привычку к бодрящему напитку из зерен, вырос­ших в этом миниатюрном государстве, Григулевич сохранил до самых пре­клонных лет. Недаром он упомянул в разговоре со мной о происхождении кофе в наших чашках, хотя и не пояс­нил, почему это для него важно.

Костариканские политики вско­ре обратили внимание на успешного коммерсанта, заметно помогающего импортом кофе экономике страны-лилипута. Когда же заморское микро­государство решилось обзавестись в Риме чрезвычайным и полномочным послом, то пост этот был предложен Григулевичу или, что точнее, сеньору Кастро, как значилось в его докумен­тах. Такой карьеры до Григулевича ни одному нелегалу сделать не удавалось. Потому и довелось моему собесед­нику целовать руку понтифика, о чем он случайно обмолвился в разговоре со мной. Можно только гадать, какой важности информацию добывал он при ватиканском престоле, куда всегда сходились и сходятся самые конфиден­циальные сведения со всей планеты…

Карьера дипломата, да и разведчика, оборвалась неожиданно, но все же бла­гополучно. Григулевичу было приказа­но покончить с непокорным Сталину югославским лидером Тито. Встретить­ся с партизаном-президентом Иосифу Ромуальдовичу было не слишком слож­но, поскольку Григулевич совмещал обязанности Чрезвычайного и Полно­мочного посла в Риме и в Ватикане и с подобными же функциями в Югосла­вии! К тому же еще до возникновения на Лубянке идеи, чреватой смертель­ными для него самого последствиями, Григулевич уже имел аудиенцию у Тито, так что контакт был установлен.

Конечно, Тито хорошо знал «вождя всех народов», а потому не мог не бес­покоиться за свою судьбу. Однако даже подозрительность бывшего партизана вряд ли подсказала бы ему с опаской от­нестись к обаятельному латиноамери­канцу, который, как выяснилось только лет через сорок, должен был распылить при встрече бациллы чумы!.. К счастью, для Тито и для Григулевича, лубянские верха передумали. А вскоре после от­мены покушения итальянские газеты пылко обсуждали исчезновение коста-риканского представителя при святом престоле…

Биограф Боливара

Разведчики старой школы не остав­ляли мемуаров. Однако советскому чи­тателю Иосиф Ромуальдович был очень даже известен. Поклонники популяр­ной серии «ЖЗЛ» до дыр зачитывали биографии Боливара, Че Гевары и дру­гих знаменитых латиноамериканцев, выходившие под псевдонимом «Лаврецкий». Не раз издавалась его книга «Папство XX века». Ее успех вполне понятен — автор весьма спокойно и объективно для тех времен описывал Ватикан, который, в отличие от других религиоведов, изучил не по наслышке.

О других, куда более бурных стра­ницах биографии, заговорили только после кончины разведчика-академика. Не все его красят, но белоручкам за та­кую работу браться противопоказано. В ней соседствует вынужденная при­частность к физическому устранению лидера испанских троцкистов Андреса Нина в пору гражданской войны на Иберийском полуострове, и орга­низация закладки «адских машин» на грузовые суда, идущие из Аргентины в фашистскую Германию во времена Великой Отечественной, и многое дру­гое, о чем напишут еще не скоро.

«Разведки и контрразведка будут существовать всегда. Пусть меняются времена, обстоятельства, возрастают трудности, свирепеют военные маши­ны, всегда будут существовать секреты, которые одна сторона хранит, а другая любыми путями стремится разведать. Не переведутся люди, за деньги или из ненависти предающие близких, так же, как и те, кто из любви к приключени­ям или из чувства долга рискует жиз­нью ради блага своей родины», — уве­рял уже упоминавшийся бесспорный знаток предмета Сомерсет Моэм. Сам писатель, судя по описанию им деяний своего alteregoполковника Эшендена, видимо, тоже обрекал людей на смерть, в чем его по сию пору никто не корит.

Словом, нет необходимости обелять Иосифа Ромуальдовича Григулевича, а тем более чернить память о нем. Он был верен долгу, каким принято было его понимать, и безукоризненно вы­полнял приказы. До него не смогло добраться ФБР, он искусно уходил от подозрений и от ловушек других кон­трразведок на трех материках! Коллеги относились к нему с уважением и вос­хищением. Бывший разведчик, а ныне писатель Михаил Любимов посвятил Григулевичу главу своей книги «Шпи­оны, которых люблю и ненавижу». Из интонаций, с которыми написаны эти страницы, абсолютно ясно, что о не­нависти нет и речи. Есть, впрочем, и другие точки зрения. Одна из сотруд­ниц Григулевича по работе в Институте Латинской Америки отзывалась о нем, как о «рыцаре холодной войны», отме­чая все же, что он намного превосходил по уровню и способностям тех, кто его направлял и кто им руководил.

Так бывает сплошь и рядом, но все равно обидно!

 Олег ДЗЮБА