«Язык мой — враг мой» (из блога сенатора)

"РФ-сегодня"

 

Косачев Константин Иосифович
представитель от исполнительного органа государственной власти Чувашской Республики

 

В Латвии Центр государственного языка (ЦГЯ) потребовал от всех работников говорить на своих рабочих местах исключительно на латышском языке. Хотя латвийский Закон о государственном языке специально выделяет, что его действие не распространяется на применение языков в неофициальном общении жителей Латвии (Ст.2, п.3). Однако чиновники ЦГЯ решили, что «общение на иностранном языке работников общественного транспорта, магазинов, офисов и учреждений слышат пассажиры и посетители, поэтому его нельзя считать неофициальной коммуникацией».

Понятно, что под «иностранными языками» понимается, конечно же, русский язык, на котором говорит треть местного населения (а понимает намного больше), но который упорно не признается Латвией одним из официальных языков страны. Три года назад в Латвии проходил референдум по проекту поправок в статьи Конституции, которые бы сделали русский язык вторым государственным. Но эти поправки не прошли по понятной причине: права решать судьбу своего языка лишили… самих носителей этого языка — пресловутых «неграждан».

А потому дискриминационные практики Центра государственного языка — а именно он по Закону о госъязыке осуществляет надзор за его соблюдением (Ст. 26) — продолжились в прежнем режиме. Это мы можем удивляться: что же может так покоробить посетителей магазина или пассажиров в частных разговорах на русском? Однако ЦГЯ непреклонен: русские, разговаривая друг с другом по-русски, ни много ни мало, «угрожают латышскому языку». 

Центр государственного языка в Латвии многие в обиходе называют «языковым гестапо», потому что уж очень одиозными выглядят его карательные функции. При том, что в самой организации ничего предосудительного в этом не видят. Представитель Центра, например, заявил, что… «ни в одной стране мира больше нет такой ситуации, какая остается в Латвии по сей день. Страна, у которой нет единого языка, это Вавилонская башня, которая рухнет». В латвийской ситуации, конечно, есть определенная уникальность — если говорить о массовом «негражданстве» и дискриминации по национальному признаку, о нежелании властей признать права трети населения страны. Но в самом многоязычии как раз ничего уникального нет. Четырехъязычная Швейцария, к примеру, вовсе не выглядит Вавилонской башней на грани краха. И факт изъяснения друг с другом швейцарских почтовых работников или продавцов на немецком языке отнюдь не смутит франкоговорящих посетителей и не поставит их родной язык под смертельную угрозу.

Сваливать все на превратности истории будет, чем дальше, тем сложнее. Финляндия, например, долгое время находилась под шведским владычеством, и официальным языком в ней был шведский. В 1809 году русский царь Александр I постановил заменить шведский государственный язык на финский. В итоге с 1809 по 1917 годы, в период существования Великого княжества Финляндского в составе Российской империи, официальными были три языка — шведский, финский и русский. Причем в период с 1900 по 1917 гг. единственным языком делопроизводства на территории Финляндии был именно русский.

Сегодня в Финляндии на шведском языке разговаривают всего 5,5% населения, но это не помешало сделать в стране два государственных языка — финский и шведский. Во всех школах страны так называемый «обязательный шведский», преподаётся три года, с 7 по 9 классы. На русском языке в Финляндии говорит не более 1,5% населения, но уже это обстоятельство способствовало тому, что 10 октября 2012 года правительство Финляндии объявило о создании Фонда поддержки в стране русской культуры, а в 2013 году на специальном заседании Парламента было объявлено о создании Фонда поддержки изучения русского языка в Финляндии.

Вот это и есть европейский подход к решению национальных и языковых проблем. Который выражается, прежде всего, в уважении к правам национальных меньшинств и отдельных людей. А вот практика языковой «охоты на ведьм» — весьма неприглядный фон для страны, председательствующей в этом году в ЕС.

В этом смысле латвийский опыт ближе не к историческому опыту Западной Европы, а к актуальному украинскому, который привел наших соседей к катастрофе. Попытка унижать людей нетитульной национальности, лишить их права и возможности свободно говорить на родном языке, ведет не к ускоренной ассимиляции, а к накоплению в обществе потенциала враждебности. Вместо полноправных и лояльных граждан вы получите «униженных и оскорбленных». И это вовсе не этническая или историческая проблема, а исключительно дело актуальной политики властей и ничего более. А потому решается эта проблема также посредством политической воли высшей власти. Ее выбора в пользу либо конфронтации, либо гражданского мира в собственной стране, европейского либо украинского сценария.