Станет ли Россия страной многодетных семей?

—    Нынешний противник беспре­цедентно опасен. Поэтому хочешь не хочешь, а государству что-то придется предпринимать. Я вижу в словах Вла­димира Путина понимание масштаба угрозы. Причем это у нашего Прези­дента уже звучит не в первый раз. В декабрьском Послании к Федерально­му собранию он высказал мысль, ко­торую мы 20 лет пробиваем, начиная с ельцинского периода, но тогда нас никто не слышал. Мы кричали: «Надо повышать рождаемость!».

—    Демографы, приверженные фамилистической парадигме. В нашей среде, как и в обществе в целом, мне­ния разделились. Либеральная часть долгие годы повторяла, что ничего страшного в снижении рождаемости нет, а когда она упала катастрофиче­ски, стала твердить, что депопуляция необратима и одна надежда на мигран­тов. Убыль 900 тысяч в год? Завозите по миллиону. А когда в Казахстане и Средней Азии «лишние» люди кон­чатся, откуда будем брать — из Азии и Африки? Я считаю, что руки опускать нельзя, поэтому позиция Президента страны меня очень ободряет.

 

—    Увы, по итогам года его не по­лучилось. Хотя в последние пять лет рождаемость действительно несколько увеличилась — до 1,5-1,6 ребенка на женщину. Но нам нужно не меньше 2,2 — чтобы население ни уменьшалось, ни увеличивалось. При сохранении ны­нешнего уровня через 50 лет в России будет не 144, а 72 миллиона жителей.

Нашу демографическую картину подправило поколение 1982-1987 годов рождения. С 2005 года это относитель­но многочисленное поколение начало вступать в браки, отсюда и увеличение рождаемости — с 1,2 ребенка на жен­щину в 2000 году до 1,59 сейчас. Но по­ложительная волна уже заканчивается. Бракоспособного возраста достигают дети, рожденные в 90-е годы, — мало­численные когорты с репродуктивными установками по 0,3-0,4 ребенка. Такой структурный фактор вызовет уже с 2015 года спад рождаемости. И его ничем не изменить в краткосрочной перспективе.

 

—    Сыграл, но не главную. Мы жи­вем в рыночной экономике, которая совсем не стимулирует рождаемость и семью. Дело в том, что рыночный ка­питализм возникает и укрепляется на основе разрушения семейной эконо­мики. У нас сейчас три четверти насе­ления — горожане, в США — 95 про­центов. Человек купил машину, а через три года, благодаря рекламе, меняет ее на новую, тогда как на старой еще 15 лет можно кататься.

 

—    Что? Ничего подобного. У корен­ных американцев рождаемость пример­но такая же, как у нас — 1,6, то есть один-два ребенка в семье. Но у них очень мно­го мигрантов, в том числе мексиканцев, которые католики, и за счет их цифра подрастает до 1,9 ребенка на женщину в целом. Картину депопуляции маски­руют приезжие. Признать это публич­но в США нельзя, неполиткорректно, стандарты демократии не позволяют. Но тайный страх замещения пришлыми «коренные» испытывают.

 

—    Ну, кому как… Тайный страх «ста­рых демократий» по этому поводу вре­мя от времени выражается в ужесточе­нии иммиграционного законодатель­ства, пронаталистских мерах семейной политики. Но все эти меры хаотичны, непоследовательны. Процесс-то по­шел. И он угрожает не только размы­ванию идентичности наций, но и само­му их существованию.

 

—    Нет. К нему пришла социальная мысль Запада. Я разделяю его. Пред­ставители этих взглядов, разумеется, не представляют мейнстрим демогра­фической социологии, однако и мар­гиналами не являются.Яркий выразитель таких идей, аме­риканский ученый Аллан Карлсон, известный своими работами в нашей стране, при президенте Рейгане вхо­дил в Национальную комиссию по де­лам детей, а сегодня — президент Цен­тра «Семья. Религия. Общество». Он показал, как в западном мире после­довательно разрушался институт се­мьи в ходе сначала индустриальной, а потом постиндустриальной эпохи. Для этого использовались политика в сфе­ре налогов, жилья, образования, куль­туры, извращались социологические данные, пропагандировались маль­тузианские идеи. Эпигоны Мальтуса рассматривают рождение ребенка как прибавление «лишнего рта», опуская, что это одновременно и еще одна па­ра рабочих рук, а также прибавление в мире нового разума, потенциально способного в будущем предложить но­вые способы решения проблем. 

 

—    Это поверхностное толкование. Демографическое поведение навя­зывается людям самой организацией жизни, но не все это сознают. Результа­ты налицо. Между 1965 и 1985 годами, в период беспрецедентного процвета­ния и экономического роста, коэффи­циент рождаемости в промышленно развитых странах упал ниже уровня простого воспроизводства: в Германии и Дании до 1,3; Италии и Нидерландах — 1,5; Японии — 1,7; Великобритании и Франции — до 1,8. В пятидесятых го­дах прошлого века население западных стран составляло 30 процентов всего мирового населения, сегодня — лишь 15. Европа за 400 лет с 6-7 детей в се­мье дошла до полутора. Сейчас, когда рыночная экономика достигла акме, то есть своего апогея, люди увидели, что она антисемейна и антидетна.

В последние сорок лет социаль­ная система западных стран претер­пела важные структурные сдвиги. Во-первых, появились новые контрацеп­тивные технологии и произошла лега­лизация абортов, во-вторых, выросла внебрачная рождаемость и, в-третьих, возникли новые антинаталистские эко­номические факторы в связи с пере­ходом от однодоходной к двухдоходной (где работают муж и жена) семье. Эксперты ООН прогнозируют, что с 2040—2050-х годов начнется депопуля­ция планеты сначала за счет развитых стран, а затем за счет всех остальных.

 

—    Бороться надо всегда до конца. Иначе впереди нас ждет пустота. У нас уже сегодня 50 регионов неблагопо­лучны по демографической ситуации. И прежде всего Сибирь, Дальний Вос­ток, откуда все бегут в Центральную Россию. За Уралом всего 25 миллио­нов населения, а там сосредоточены основные богатства страны. Вот в чем трагедия. Нам, например, надо иметь половину семей с 3-4 детьми. Для та­кой семьи нужна квартира минимум из четырех комнат плюс подсобные по­мещения. В Москве в новостройках са­мая востребованная квартира — одно­комнатная с расчетом на одного-двух человек без детей. Такая жилищная политика замораживает малодетность на десятилетия. И так в любой сфере. Вместо того, чтобы все развитие сори­ентировать на семью, делается все для ее уничтожения. Это, подчеркиваю, не придуманный нами, а общий тренд, в который мы вписались. На протяже­нии более чем полувека мир подверга­ется пропагандистской кампании, пре­следующей цель радикального сниже­ния рождаемости.

 

— Какая конспирология?! Аллан Карлсон назвал ее инициаторов «вли­ятельной группой богатых американ­цев», а историк Дональд Критчлоу по­именно перечислил их в своей книге «Запланированные последствия» (бо­гатый промышленник Гэмбл, предста­вители Рокфеллеров и другие). Они в 1952 году создали влиятельный Со­вет по народонаселению. Его члены финансировали исследования по раз­работке противозачаточных средств, инициировали национальные про­граммы по контролю рождаемости, ак­тивизировали движения феминисток и кампании по защите прав гомосек­суалистов. Как дурной сон сбывается то, что Хаксли описал в своем романе «О дивный новый мир»: запрещают­ся слова «отец» и «мать», поощряется смена половых партнеров и т.п. Сейчас в России кричат о дискриминации «го­лубых», а маргинализацию многодет­ных считают нормальной.

 

—    Красивых оберток много. Кто контролирует язык дискуссии, тот ее и выигрывает. Взять тот же термин «права детей». Звучит красиво, а на са­мом деле это хитрость. Она направле­на на распространение идей и приня­тие международных соглашений, под­рывающих возможности семьи вос­питывать детей. Вместо того, чтобы поднимать престиж семейной жизни, наши СМИ с утра до вечера долдонят об ее «ужасах»: то отец изнасиловал дочь, то мать выбросила из окна сына.

Мы идем на поводу этой мощней­шей негативной информации, а опи­сываемые сцены насилия провоциру­ем на нормальную, здоровую семью. Разве она виновата, что ее поставили в тяжелые условия существования? У нас семьи тратят на продукты 80 про­центов бюджета, а по данным ООН уже 50 — показатель бедности.

 

—    Отрицательно. У ребенка есть право на родителей, родных братьев и сестер. А тут шлепнули его ниже спи­ны, и сразу приходит тетя из опеки, об­виняет папу с мамой в насилии и заби­рает дитя. Мы предлагаем выделить из гражданских судов семейные суды и в них рассматривать все браки, разводы и прочие семейные перипетии. Ювеналка — это новый шаг в разрушении семьи с помощью законодательных механизмов. Семью обложили крас­ными флажками.

—        Что такое «качество жизни» по большому счету? Папа, мама, одно дитя, эгоцентризм, распад брачного со­юза? Сейчас в 26-27 лет женщина ро­жает первого и чаще всего последнего ребенка. Он достиг 20 лет, отделился, еще молодые папа с мамой остались одни, начинаются измены, брак рас­падается, и семьи нет… А если у вас 4-5 детей и в семье всегда 2 малых ребенка, ну, скажем, младшему 15 лет, когда родителям под 60, вы получаете совсем другое качество жизни. Полно­ценная семья сохраняется. Ну нельзя жить счастливо двоим без детей! Роди­тельские роли отца и матери должны во взрослой жизни человека всегда до­минировать над сексуально-гендерными ролями. А современное законода­тельство поощряет не первое, а второе.

Видите ли, Энгельс сказал, что пока есть любовь, есть и семья. Неправиль­но. Семья — многоплановое, много­функциональное человеческое содру­жество, а ее сводят к недоразвитой, романтической страсти юнцов, едва познавших прелесть телесности. Не найдя такое чувство у зрелых семей­ных людей, объявляют их союз неде­еспособным. Абсурд!

 

—    Но ведь его не господь бог на­саждает, а люди. Ненормально, когда все программы радио и телевидения, ориентируясь на молодежь, пропаган­дируют сексуальность. Ну и уж совсем недопустимо преждевременно про­буждать ее у детей, принося в класс презервативы для секспросвещения. Идея поддержки натализма зреет в разных странах, поэтому мы учредили Всемирный конгресс в защиту семьи, куда входят представители разных рас, разных наций и разных политических взглядов.

Чем хуже семье, тем хуже обществу. Социальные последствия падения рож­даемости: сокращение доли молодежи в населении, постарение трудовых ре­сурсов, увеличение пенсионной финан­совой нагрузки на народное хозяйство, дефицит комплектования армии, рост одиночества, распространение холо­стяцкого образа жизни, алкоголизма, наркотизации, однополой любви, пси­хических отклонений и самоубийств.

Экономика депопуляции неизбеж­но становится экономикой упадка, по­этому необходимо конструирование каких-то новых социальных отноше­ний вокруг института семьи, которые способствовали бы реанимации ре­продуктивной функции.

 

—    Он прав! Многодетные работают в 2-3 местах и еще успевают с деть­ми ходить в кружки, секции. Это соль земли. Многие из них, как показыва­ют исследования нашего факультета, и по уровню жизни себя лучше обеспе­чивают, чем однодетные. Последние им завидуют и распускают слухи об их иждивенчестве. Проблема массовой малодетности не в дефиците матери­альных возможностей, а в отсутствии потребности в детях у большинства семей. То, что Президент впервые прямо сказал, что «многодетная, тра­диционная семья должна вновь стать символом России» — большое собы­тие. От общих слов власть перешла к конкретному лозунгу: нам нужна се­мья из 3 детей!

 

—    Я надеюсь. Нужно всю систе­му ценностных приоритетов в стране, все каналы коммуникации, искусство и культуру сфокусировать на семьецентричную политику. Это требует качественного преобразования всего строя жизни. Цель, сформулированная Президентом РФ в декабре 2012 года в Президентском послании, требует уси­ления потребности семьи в детях. Для того, чтобы трехдетная семья стала нормой современного образа жизни, нужно сделать доступными многоком­натные квартиры для молодых семей с тремя и более детьми (за счет льгот­ных кредитов), сделать среднедетное материнство профессиональным. Но­вые установки заработают, если их ус­воят подрастающие поколения.

Если начнем работу сейчас, то пер­вые плоды увидим к 2040-2050 годам. Сейчас у нас всего 6 процентов трехдетных семей, а к тому времени вполне реально получить половину. При усло­вии, что с пеленок будем формировать у мальчиков и девочек установки и ценностные ориентации на многодет­ность. Иерархия такая: общество, пра­ва семьи, права индивида.

Обязанность государства — создать условия, чтобы дети из многодетных семей чувствовали свою некую особость и преимущества, а не ущерб­ность, как ныне. Следующий шаг — жилье для молодой семьи, если не бес­платное, то на очень льготных усло­виях. А откупаться она будет от госу­дарственного долга рождением детей. Вот вам и рыночный обмен. Четверо детей — полное списание. Начать мож­но хотя бы с понижения платы за жи­лье. Пособия платить не до полутора, а до 16 лет, а еще лучше до 20 — пока ребенок учится, а труд матери-домо­хозяйки вознаграждать среднероссий­ской зарплатой. Мой главный принцип — учитывать в общей зарплате фактор семейности. При исчислении средней и минимальной зарплаты работника нормативными показателями должны стать общий и душевой доходы семьи с 3-4 детьми. Росту престижа родительства способствовала бы и зависимость размера пенсии по старости от усилий, вложенных в воспитание и образова­ние детей. То же касается и системы налогообложения.

 

—    Я реалист, который понимает, что силами отдельного министерства с демографической проблемой не спра­виться. Только объединение усилий государства и гражданского общества дадут России шанс.  

 

 Беседовала Людмила ГЛАЗКОВА