Ни слова о политике: Ты слышишь меня, Украина?

"РФ-сегодня"

Сейчас, кажется, что вся жизнь была связана с Украиной. Летние ее месяцы от самого рождения проходили в Мариуполе, красивом городе, расположенном в Донецкой области у самого синего моря, как писали когда-то в сказках. Оно чаще было даже голубым, серебристо-солнечным, это Азовское море, обиталище света и дельфинов. Где вы, чайки над спокойным морем, где беззаботные улыбающиеся люди? Я снова прислушиваюсь к новостям о событиях на Украине с надеждой. А в памяти встают летние песчаные пляжи, где ногу не поставишь — так много людей на песке. Радостно протискиваешься поближе к воде, чтобы там не только без конца плескаться в волнах , но и собирать драгоценные ракушки, круглые диковинные лепестки волшебных цветов, потерянных в пучине. Можно ли забыть этот запах моря и рыбы, сладость и сок золотых абрикосов, срывающихся с ветки прямо в руки, аромат свежей еды с неизменным кусочком украинского сала — и все под открытым вольным небом! Здесь, на Украине, солнечной, благодатной родине моего отца жило бесчисленное множество родственников. Портреты некоторых из легендарных предков даже хранились в местном краеведческом музее, куда меня водили в ту пору за руку. И привстав на цыпочки, я с благоговейным ужасом взирала на бородатые лица загадочных людей, чью фамилию выпало носить мне и моей матери в морозной, далекой и не очень сытой тогда России. Рядом с Мариупольской театральной площадью располагался магазин «Наталка» — место, где было множество непривычных видов украинского хлеба. Но самыми замечательными были пухлые маленькие булочки ценою в три копейки. Возвращаясь, мы отводили им первое, почетное место среди гостинцев, потому что они затмевали все наши известные лакомства. А мариупольский гастроном «Украина» (к слову, город в ту пору назывался Ждановом) просто лишал дара речи — застекленная витрина хранила такой бесконечный ряд различных колбас, что они казались от этого просто сказочно-ненастоящими.

Помню, как спустя десятилетия, уже в пору взрослой жизни, покупая летом какую-то еду в украинском магазинчике, поразилась тому, как рядом старушка у прилавка жадно поедала только что купленную палку колбасы, прислонясь прямо к стенке. Как это? Почему? Отец дома рассудил просто: человек очень голодный, вот и кушает, не дойдя до дома. В ту пору рассказывали как старики, объединившись по нескольку, уходили жить в дом к кому-то одному, чтобы облегчить себе жизнь. Потому что квартплата становилась очень высокой — не вровень с их пенсиями.

Никто не знает, где лежат корни страха. Почему-то еще лет двадцать назад, когда утром на Украине замолчало радио и прекратилась подача воды (такое иногда случалось в летнее время), мой маленький сын вдруг закричал: «Дедушку будем прятать в погреб, делим морковку кучками…» Приехав с баштана, отец посмеялся над этим. Но в Россию ехать так и не согласился. До конца выращивал овощи, разводил виноград и вывел редкий сорт какой-то тыквы, на которую находилось на рынке немало покупателей до последних его дней. «Похороните за городом — корни здесь», — велел он. Так оно и вышло. Потому что слова его всегда были законом. Как и сама его жизнь — непоколебимым примером неиссякаемого трудолюбия и преданности своей украинской родине.

Ровно год назад в начале октября я решила поехать вновь на Азовское море. Мое местечко за Мариуполем было похоже на необитаемый остров. Каждое утро я надевала куртку, старые башмаки и выходила на берег. Море колыхалось. Оно было безбрежно и свободно. Солнечный дремлющий титан чуть слышно брел рядом, подкатывая легкие невесомые волны под ноги. Чайки летали рядом и садились на сырой, блестящий под солнцем песок. Когда сквозь серое небо прорывался жаркий ослепительный луч, я сбрасывала кроссовки и входила в воду. Волны плескались, доходили до колен, и дальше мы брели уже вместе — море и я. Тогда и сложилась эта фраза «твое — мое, а мое — всегда твое». Почти как у Киплинга в «Маугли» мы с тобой одной крови, ты и я. Потом я познакомилась с Лидой, приехавшей на море из соседнего украинского поселка. Она очень любила животных, и в обратный путь мы собирали ее с собачкой Галей, забытой по соседству в разоренном санатории, и рыжим котенком, который прибился на берегу. Мы условились с Лидой встретиться через год, ровно в это же время, на берегу Азовского моря в том же самом местечке недалеко от Мариуполя.

И вот прошел год. Я очень хотела сдержать слово и добраться до Украины. Вопреки всем невероятным переменам, что стряслись за этот год, вопреки всем военным сводкам. На нашем «острове» не стреляли, там еще было спокойно. Я задумала побывать во что бы то ни стало и на могиле отца и повидаться с родственниками, и еще, еще… Позвонила двоюродной сестре. «Третью ночь спим одетыми, и вчера в первый раз во время обстрела прятались в погреб», — сказала она. Все оборвалось. «Это скоро кончится», — сказала я. Сестра молчала. В мобильном телефоне защелкало, и связь окончательно прервалась. И мне попросту стало страшно. Я сдала купленный билет до Украины. И выбрала маршрут, где было безопасно, никто не вспоминал о войне и, несмотря на октябрь, еще по-летнему шумела и гуляла водная стихия.

Другое море было совсем не похоже на Азовское. Под ногами вместо песка кололись острые камни. Волны были большими и сильными. Чаек здесь не было и вовсе. Спотыкаясь о неровный берег, я пыталась гулять так же, как год назад. Закрывая глаза, пыталась представить свое Азовское море прошлым октябрем. Пробуждаясь, только сильнее натягивала кофту — так ветрено и холодно становилось в новом для меня месте. Очередная волна попросту свалила с ног, швырнув пригоршню мелких камней. Зажмурившись и отирая с лица воду, на пустынном берегу я неожиданно произнесла: «Мое — твое, а твое — мое. Навсегда…» Когда я открыла глаза, над краем моря вставала радуга. Говорят, вода имеет редкую память и может даже донести слова в самые дальние уголки. Как вы там, любимые? Держитесь, родные! Ты слышишь меня, Украина?

 

 

Мария АДАРЮКОВА Фото автора