Наступает эпоха серьезных вызовов

О том, как будут строиться наши отношения с Европой в будущем году, есть ли перспективы у БРИКС и ЕАЭС, кому нужны Минские соглашения и нуждается ли сегодня в защите «Русский мир»? на эти и другие вопросы отвечает глава Комитета Совета Федерации по международным делам Константин Косачев

Удастся ли Европе вернуть суве­ренитет?

- Константин Иосифович, вы не­однократно подчеркивали, что с Европой надо выстраивать отноше­ния в конструктивном ключе. Стало ли для вас сюрпризом то, как де­структивно повела себя Европа по отношению к России в 2015 году?

- Прежде всего давайте условим­ся о терминах. Европа — это Европа, она включает в себя и Россию. По­этому речь надо вести не об отноше­ниях России и Европы, а об отноше­ниях России с той частью Европы, которая объединилась в интеграци­онных структурах, таких как Европейский союз.

Нынешнее осложнение между Рос­сией и ЕС не является неожиданным, оно носит системный характер. По той простой причине, что в послед­ние годы многие европейские страны в угоду интеграции во многом по­теряли самостоятельность в приня­тии внешнеполитических решений. А вслед за этим возникает еще одна проблема — наши партнеры все чаще начинают подменять ценности, ко­торые для них на словах являются «священной коровой», банальными интересами. Это крайне затрудняет взаимоотношения с Россией, кото­рая, напротив, своим ценностям не изменяет. В наших действиях мы в отличие от большинства стран ЕС абсолютно последовательны.

Политики ЕС Россию часто под­держивают, но только в кулуарах, а на публике это делать опасаются. При этом свое поведение объясняют примерно так: мы вас понимаем, но и вы поймите, что мы находимся в НАТО и лишены возможности дей­ствовать по-другому. Такая утрата собственного суверенитета — главная проблема Европы, провоцирующая сохранение раздражителей в отно­шениях с Россией.

- В будущем году Европе удаст­ся вернуть внешнеполитический суверенитет?

- Совершенно точно нет. НАТО и ЕС с их коллективными гегемонистскими интересами никуда не исчез­нут. Ситуация, на мой взгляд, изме­нится, когда появится новая объеди­нительная идея для Европы. Но ее нужно отважиться предложить так, как в свое время французский поли­тик Робер Шуман выступил с идеей союза угля и стали, выросшей позже в концепцию Евросоюза. Инициати­ва была нестандартная, объединяла вчерашних непримиримых врагов Францию и Германию, в нее понача­лу мало кто верил, но она сработала.

Кризис в ЕС сегодня глубочайший, и в Европе к нему оказались не гото­вы. То, что сейчас происходит, раз­рушает ЕС изнутри: «новички», кото­рые в него пришли с неустойчивой экономикой и с антироссийскими фобиями, порой определяют поли­тику Брюсселя. Но у меня есть ощу­щение, что внутри Европы осталось достаточно рациональных и сози­дательных сил, с помощью которых она сможет этот кризис преодолеть. Прежде всего потому, что все 28 стран-участниц, даже когда они спо­рят друг с другом, в конечном счете заинтересованы в сохранении ЕС.

Непреодолимое в отношениях с США

- Так что об идее единого про­странства от Лиссабона до Влади­востока можно забыть?

- В тех параметрах дискуссии между Россией и ЕС, между Росси­ей и НАТО, которые есть сейчас, об этом, к сожалению, говорить не при­ходится. Другое дело, что России можно и нужно налаживать мосты на двустороннем треке. И Москве удается значительно больше до­стигнуть в переговорах с Берлином, Парижем или Римом, чем с «коллек­тивным Брюсселем». Но проблема остается: все наработки двусторон­него плана остаются теорией, потому как тормозятся ЕС и НАТО, которые для Германии, Франции или Италии настолько важны, что они жертвуют ради корпоративной солидарности возможными достижениями в от­ношениях с Россией. И нам в таких случаях говорят одно и то же: потер­пите еще немного, мы стараемся, но придется подождать. Это откровен­но разочаровывает, ведь настоящие интересы объединенной Европы за­ключаются в максимально глубоком сотрудничестве с Россией.

- Говорить о возвращении России в ПАСЕ в будущем году не стоит?

- Если полномочия России в ПАСЕ будут подтверждены без всяких огра­ничений, то нас не придется уговари­вать. Мы сторонники диалога. Другое дело, что здесь скорость движения, думаю, будет определяться «самым медленным верблюдом в караване»: число наших недоброжелателей в ПАСЕ, думаю, даже больше, чем в «среднем по ЕС». В ПАСЕ часто при­ходят люди, которые, не считаясь с реальными интересами своих стран, пользуются этой площадкой для без­ответственных заявлений, не более.

- Как вы относитесь к такому утверждению, что России и Западу никогда не удастся договориться до конца из-за «корневых», цивилизационных противоречий?

- Нет таких противоречий, во всяком случае, на европейском тре­ке. Единственное непреодолимое противоречие носит не ценностный и не географический, а геополити­ческий характер, и оно не со всем Западом, а главным образом с США. Заключается оно в том, что Штаты реализуют стратегию единоличного лидерства в мире. Мы ее принять не можем — не потому, что она ис­ходит конкретно от США, а потому, что она, придавая отдельно взятой стране исключительные полномочия, в конечном итоге угрожает мировой стабильности. С нашей стороны это не соперничество за мировое лидер­ство: мы говорим, что центров силы на планете может быть сколь угодно много, но они обязательно должны сосуществовать, не навязывая друг другу свою волю, и искать точки со­прикосновения друг с другом.

- Но появление пятерки стран, включая Россию, которые способ­ны каждая в одиночку заблокиро­вать любое решение Совбеза ООН, многими до сих пор воспринима­ется как то, что одним позволено больше, чем всем остальным…

- Категорически не согласен. Считаю, что право вето, как это ни парадоксально звучит, призвано обеспечить как раз равенство госу­дарств: такой механизм сдержива­ет единоличное лидерство любой страны из «пятерки», будь то США, Китай, Франция, Великобритания или Россия. Это очень мудрый, от­ветственный механизм. И точно так же мы видим и устройство мира в целом — мира, где ни у одной стра­ны нет возможности уйти «в отрыв», подвергнув тем самым риску функ­ционирование всей системы.

- Правда ли, что в Европе по сей день опасаются того, что Россия может напасть на нее?

- Увы, это так, хотя такая угроза является абсолютным мифом. Но со­ответствующие страхи у европейцев самым беспардонным образом куль­тивируются. Идет схватка за умы, за сознание людей. Так как сейчас Рос­сия является самым последователь­ным оппонентом идеи однополярного мира, адепты этой концепции именно нашей стране приписывают самые коварные помыслы.

Киев заинтересован в срыве Минских соглашений

- Украина — это предупрежде­ние России?

- Не всегда понятно, что творит­ся в головах у наших геополитиче­ских соперников. Но в любом случае здесь нужно говорить о крайне по­верхностном понимании западными аналитиками украинской специфики. Именно это является причиной той настырности и агрессивности, с ко­торой втягивают Украину в НАТО и в Евросоюз.

Удивительно, но в глазах многих на Западе «продуктами» распада СССР стали не пятнадцать в рав­ной степени сложных государств переходного периода, а одна «очень сложная» Россия, а также 14 «про­стых» стран. В соответствии с таким примитивным пониманием в Эсто­нии живут одни эстонцы, в Грузии — одни грузины, а на Украине — одни украинцы, и когда власти этих стран провозглашают лозунги типа «Эсто­ния для эстонцев» или «Украина для украинцев», это не более чем станов­ление независимости. Отсюда — по­следующие ошибки. Ведь те страны, которые поддержали «майдан», ско­рее всего, вполне искренне полага­ли, что поддерживают не более чем сторонников национального сувере­нитета, а ведь поддержали-то крайне националистические, экстремистские силы! Которые, по сути, не укрепля­ют, а разрушают суверенитет и тер­риториальную целостность своих стран, уничтожают их национальную идентичность. Каждой из этих стран надо выстраивать собственную госу­дарственность, но делать это можно только эволюционным, а не револю­ционным путем. Последовательно, аккуратно и ответственно, как это делали в свое время многие европейские страны и как это делает Россия.

- Минские соглашения, по сути, игнорируются Киевом. Как выхо­дить из этой ситуации и не пришло ли время нам обострять свои пози­ции в данном контексте?

- Основной удар по Минским со­глашениям был нанесен теми, кто сделал «крайним» за их исполнение Россию. Именно поэтому Киев заин­тересован в том, чтобы не исполнять соглашения, так как для него по по­нятным причинам сейчас главная цель — не столько решить собствен­ные проблемы, сколько создать максимальное количество проблем для нашей страны. Выход из этой исто­рии видится один: ежедневно, не ща­дя усилий, добиваться последователь­ной реализации всех без исключения положений «Минска» и показывать, что этого не происходит по вине ки­евских властей. Капля камень точит. Убежден, что здесь время работает против Киева: отношение к Украи­не на Западе — в большей степени в Европе, в меньшей степени в США — меняется в сторону реалистичных и вследствие этого нелицеприятных оценок. Но, к сожалению, на Западе остается много и тех, кого по боль­шому счету устраивает любой итог по Украине — как выполнение Мин­ских соглашений, так и их срыв, соз­дающий для России новые проблемы. Отсюда и постыдное лицемерие в от­ношении минских договоренностей.

- Многие предрекают смену власти на Украине в самом скором времени…

- Смею предположить, что власть в Киеве будет меняться быстрее, чем это предполагают соответствующие конституционные полномочия. Си­туация на Украине уже не просто стагнирует, а деградирует — и во внутренней, и во внешней полити­ке. Народ требует жертв. Поэтому отставка правительства там вполне вероятна уже в ближайшее время. А вот с отставкой президента ситуация более сложная и непредсказуемая.

- Хорошо известна историческая фраза: у России по-прежнему толь­ко два верных союзника — армия и флот. Насколько она актуальна?

- Армия и флот — наша главная опора, но далеко не единственная. У нас все больше союзников по инте­грационным проектам в рамках ЕАЭС и ШОС. Огромное число сторонников в Азии, Африке и Латинской Амери­ке. А последние действия России в сирийском контексте поддерживают многие региональные державы, вклю­чая Ирак, Иран, Иорданию, Египет. Да и с Саудовской Аравией мы находим точки соприкосновения. И это все чаще беспокоит тех самых адептов однополярного мира, которые из со­ображений сохранения монополии на единоличное лидерство превратно интерпретируют наши действия, пы­таются приписать России единствен­ное намерение — сохранить во что бы то ни стало режим Башара Асада. А это, разумеется, не так.

- Даже Турция поддерживает борьбу России с ДАИШ…

- Хотелось бы в это верить. Но ме­шает наличие специфических целей как раз у Турции, а не у России. В результате те организации, которые мы признаем террористическими, Турцией в ряде случаев воспринима­ются как союзники в борьбе, скажем, с курдским сопротивлением или с ре­жимом Асада. А потом это выливает­ся в провокации, как в случае со сби­тым турками российским самолетом.

Именно поэтому очень важно на глобальном уровне согласовать спи­сок террористических организаций и территории, которые они контро­лируют. Для этого надо садиться за стол и говорить друг с другом. Недав­ние контакты на этот счет в Вене и в Нью-Йорке в целом обнадеживают.

- Парламентарии чем-то могут здесь помочь?

- Парламенты могут стать площад­кой для таких переговоров с участи­ем и представителей официальных властей, и экспертов. Тем более что сейчас наши парламентские контакты со странами Ближнего Востока носят как никогда активный характер, что, думаю, продолжится и в 2016 году.

ЕАЭС — лучший наш проект за 25 лет

- Как оцениваете перспективы развития БРИКС с учетом того, что сейчас изменения в системе инте­грационных мировых объединений только нарастают?

- БРИКС — это структура, чье буду­щее не предопределено. Оно зависит от активности участников. Никто не ставит пока вопрос о том, чтобы пре­образовать БРИКС в полноценную международную организацию. Но у объединения уже есть два «детища»: механизм согласования позиций во внешней политике, который работает достаточно успешно, и договоренно­сти в финансовой сфере (Банк разви­тия БРИКС и Пул условных валютных резервов). Подчеркну, что БРИКС — это инструмент, который должен помогать реализовывать национальные интере­сы. Содержание здесь важнее формы.

- Парламентский форум БРИКС сохранится в будущем?

- На этот счет есть разные точ­ки зрения. Россия решительно за, но полного единства мнений пока нет. Через два-три года мы сможем ска­зать однозначно, какое развитие по­лучит этот формат. И 2016 год может стать ключевым в данном контексте.

- Очень много скептических мнений о перспективах ЕАЭС. Как считаете, он будет прирастать участниками?

- Конечно. ЕАЭС считаю наибо­лее удачным интеграционным про­ектом с участием России за весь постсоветский период. Он имеет колоссальный потенциал, и если бы первый год его становления не пришелся на жесточайший эконо­мический кризис, который носит глобальный характер, то уже сейчас вопросов о перспективах ЕАЭС про­сто не могло бы быть. Абсолютно убежден в том, что Союз является важнейшим стабилизирующим эле­ментом в тех тяжелейших условиях, в которых сегодня существуют стра­ны евразийской «пятерки».

- Возможно ли создание парла­ментского форума ЕАЭС?

- С точки зрения российских пар­ламентариев, это было бы интерес­ной перспективой. Но мы считаем возможным двигаться вперед по это­му, как и любому другому направле­нию, только тогда, когда будем уве­рены в том, что это интересно всем участникам ЕАЭС.

«Русский мир» — поле развития, а не войны

- Запрет передачи Никиты Ми­халкова на «России 24» всколыхнул дискуссии о том, что идеи «Русского мира» государство плохо защища­ет. Как ответили бы на критику и нужно ли сегодня защищать «Рус­ский мир»?

- Первое — сохранение «Русского мира» является важнейшей задачей. Задачей всей страны и всего обще­ства, а не какого-то отдельно взятого ведомства. И второе. Когда говорят о защите «Русского мира» — это под­спудно предполагает разделение на «мы» и «они», сохранение и воспро­изведение противостояния. Правиль­ная же постановка вопроса заключа­ется, на мой взгляд, в другом: надо так изменить отношение к нашим соотечественникам за рубежом в со­ответствующих странах, чтобы они воспринимались не как проблема и тем более не как потенциальная угроза, а как достояние, как допол­нительный и очень важный ресурс в развитии добрых отношений каждой конкретной страны с Россией. Для этого должно появляться больше конкретных и успешных проектов, инициаторами либо участниками которых выступали бы наши сооте­чественники. Тогда удастся уйти от восприятия «Русского мира» за рубе­жом как поля противостояния, раз­деленного на «наших» и «не наших», и реально поддержать наших сооте­чественников.

Такая работа может быть рас­считана только на стратегическую перспективу, и она требует серьез­нейшего ресурсного обеспечения. Скажем, было бы наивно ожидать каких-то подвигов и чудес с точки зрения изменения общественного мнения на Украине по отношению к России исключительно от Российско­го центра науки и культуры в Киеве. Его сотрудники работают самоотвер­женно и в крайне непростых обстоя­тельствах. Но бюджет только одного американского агентства USAID на той же Украине в два раза больше, чем бюджет Россотрудничества на весь мир! Наше агентство по сей день финансируется по остаточному принципу, а ресурсы на активизацию его работы предлагается изыскивать в основном из внутренних и внебюд­жетных источников. Но идти по пути закрытия центров в одних странах, чтобы открыть их в других, на мой взгляд, недопустимо, равно как и уповать исключительно на поддерж­ку бизнеса. Это тупиковый путь. Требуется кардинально изменить от­ношение государства к ресурсному, кадровому и информационному обе­спечению российской «мягкой силы», осуществлять грантовую поддержку российских и зарубежных НПО, ра­ботающих на улучшение отношений, целенаправленно стимулировать об­щественную инициативу, образова­тельные и культурные проекты, науч­ные и молодежные обмены, стимули­ровать людей на изучение русского языка как средства межличностных коммуникаций и ведения бизнеса. Тогда и результаты такой работы обязательно дадут себя знать.