Моя хата с краю?..

Такого в Париже с русскими и на­шей совместной историей еще не было. Решив тогда срочно от­реагировать на этот жалкий трусливый акт (подобно таким же «протестантам», которые рисуют свастики на синаго­гах и еврейских кладбищах, авторы мазни никогда не оставляют адресов), позвонила нашему известному соот­ечественнику, наиболее активно зани­мающемуся вопросом увековечивания памяти незаслуженно забытых героев Первой мировой войны, и услышала, что комментариев нет. Мол, не стоит делать рекламу хулиганам, и лучший способ ответить «шпане» — это как можно скорее забыть о случившемся.

Дня два пыталась убедить себя в том, что уважаемый соотечественник прав и, наверное, лучше понимает происходящее. В памяти же всплывала реакция евреев, когда на следующий же день после инцидентов в синаго­гах общественность, откликаясь на призыв какого-либо известного фран­цузского политика, шумно осуждала сотворенное. Или мусульман, в ответ даже на просто двусмысленное слово обращающихся в суд и зачастую вы­игрывающих дело.

В голову лезли горькие мысли о «загадочной» русской душе, разроз­ненности русских, их индивидуализме, Алеше Карамазове и массе всего, что подчас делает нас безответными не­противленцами, вечно в поисках при­чин, почему ничего не нужно предпри­нимать… Но не хотелось быть такой вот русской. Не хо-те-лось!

Так пришло решение: мы, ассоциа­ция «Альянс Россия—Франция», до сего момента по разным причинам пребы­вавшая не в самом активном состоя­нии, будем реагировать. Пригодилась ассоциация.

Иллюзий по поводу того, с чем при­дется столкнуться, не было. Впрочем, как это часто бывает, реальность пре­взошла все ожидания.

Сюрпризы начались со сбора под­писей под декларацией, дающей оцен­ку этого жеста вандализма и осужда­ющей его. И в Российском культурном центре, и в школе при посольстве РФ единодуший не обнаружилось. От представителей Украины довелось услышать, что это проблема России и их, граждан Украины, не касается. Для некоторых же, кормящихся от посоль­ства, российских ассоциаций вопрос приобрел спортивный характер: дис­куссии скатывались к тому, удастся ли собрать хотя бы пару сотен подписей, а коли не удастся, то и смысла нет.

Сложнее всего было не реагировать на провокации «доброжелателей», не только не помогавших, но начавших вставлять палки в колеса, обзванивая русскоязычную диаспору и навязывая ей свои комментарии.

Декларация на двух языках была составлена, подписана ассоциациями, к счастью, сохранившими аналогич­ные нашим представления о долге и чести и объединявшими как совре­менных представителей России, так и потомков первых волн иммиграции, таких, как потомки лейб-гвардии ка­зачьего полка, галлипольцев и др.

Constantin Davidoff писал: «Дорогие друзья, полностью разделяю ваше возмущение и ваш гнев. Подписываю ваше письмо обеими руками». Ему вторил Leonid Kouznetzoff: «Полно­стью присоединяюсь к заявлению ас­социации «Альянс Россия—Франция», осудившей осквернение памятника русскому экспедиционному корпусу».

Впрочем, сомнения оппонентов были понятны. И упирались в вопрос: а что потом? Вывесить декларацию на ме­стечковых сайтах, известных лишь чле­нам семьи? Сколько таких деклараций, пусть и по гораздо менее значительным поводам, уже висят тут и там, никем не читаемые и никому не известные… Отправить пети­цию? Кому? Отсутствие знания французской системы у одних, генетический, десятилетими нако­пленный страх у других — вот ос­новные компоненты ватной апатии, диктующей стиль поведения «сидеть тихо, не высовываться».

Впрочем, на сей раз представление о том, что делать дальше, имелось. Декларация заказными письмами бы­ла направлена всем парламентским фракциям и не сумевшим сформиро­вать фракции парламентским груп­пам в Национальной ассамблее, а также министру иностранных дел и министру по делам ветеранов. После вмешательства в ситуацию сенатора Аймери де Монтескью соответству­ющий запрос был послан и министру внутренних дел, нынешнему премьеру Мануэлю Вальсу.

Первым откликнулся депутат от Национального фронта адвокат Жильбер Коллар, разделивший наше возмущение. Откликнулись француз­ский МИД, оперативно отдавший рас­поряжение о приведении памятника в порядок, кабинет министра по делам ветеранов и министерство внутрен­них дел, пообещавщее полное и бес­пристрастное расследование. Откликнулилась фракция Соцпартии, самая крупная в Национальном собрании. Отдельно от руководителя фракции лично сожаление выразил ее предста­витель Жан-Пьер Дюфо, в свое время выступавший в поддержку Pussy Riot.

Андрэ Шанклю, президент фран­цузской ассоциации «Коллектив Фран­ция—Россия» со своими соратниками митинг протеста у оскверненного памятника организовал в первую же неделю, собрав на площади Канады около сотни людей.

А потом наступила многомесячная тишина. Правоохранительная машина во Франции медлительна и тяжело­весна, если это не касается текущих острых вопросов. Кроме того, в стране хватает своих проблем. Но близилось столетие Первой мировой, и эта дата почти гарантировала, что спустить де­ло на тормозах все-таки не получится. Больше огорчало поголовное молча­ние соотечественников. И официальных, и неофициальных, и во Франции и в Москве, собиравшихся на всевоз­можные «круглые столы» и конферен­ции по поводу круглой даты.

В череде многочисленных посвя­щенных годовшине мероприятий во Франции довелось посетить экспози­цию, которая потрясла. Созданная на основе фотоархива Первой мировой, выставка благодаря столь популярно­му сегодня формату 3D оставила не­изгладимое впечатление. На снимках в трех измерениях люди словно ожи­вали, вызывая у посетителя ощущение реального присутствия.

Ассоциация решила продолжить тему в этом направлении. Тем более что, как выяснилось, во французских архивах сохранились снимки тех са­мых соотечественников, павших на по­лях Франции, памятник которым был осквернен. Воодушевлял спрос на экс­позицию, уже показанную в Елисейском дворце и перед мэрами Франции: представители многих стран, видевшие ее в Париже, загорелись желанием по­казать «живой архив» у себя. А ее ав­торы, в прошлом французские музей­щики, готовы были сами по своим ка­налам разыскать русские фотографии. Что лучше могло бы почтить памят­ную дату, чем реальная демонстрация российско-французского братства в формате, когда «надписи на монумен­те превращались в реальных людей» — цель, которую авторы выставки ста­вили перед собой, создавая ее.

Предложения по организации вы­ставки на территории России были направлены в Федеральное Собрание и… на этом все закончилось. От Ко­миссии по организации мероприятий, посвященных столетию, мы так и не получили ответа, несмотря на неодно­кратные просьбы уточнить ситуацию хотя бы из уважения к французским авторам, так активно и доброжела­тельно подключившимся к проекту.

А реакции французских властей мы все-таки дождались: после повторного запроса на имя премьера Мануэля Вальса пришли заверения, что процесс расследования по факту вандализма продолжается, и нас проинформируют. Хоть так…

Наталья Копосова

Париж

Жест вандализма