«Мон женераль» и вечные французы

В 1966 году переговоры в Кремле увенчались подписанием совместной Декларации о принципах отношений — первого подобного документа двух стран с противоположными общественно-экономическими системами

Термин «разрядка» междуна­родной напряженности прочно вошел в лексикон как характе­ристика глобальных перемен в меж­дународной политике 60-70-х годов прошлого века. Ее вехами были и «восточные договоры» западногер­манского канцлера Вилли Брандта, проторившие путь к Хельсинкскому Заключительному акту и рождению ОБСЕ, и прорывные соглашения сверхдержав СССР и США от обу­здания гонки ядерных вооружений до совместного полета в космос. Но отправной точкой полвека назад, безусловно, стал визит в Советский Союз французского президента ге­нерала де Голля. И не случайно да­же эгоцентричные англосаксы для обозначения разрядки и сближения Востока и Запада позаимствова­ли во французском слова detente и rapprochement.

Умение России принимать гостей известно давно и широко. Многие заморские визитеры увозили с со­бой воспоминания о широте русской души и размахе русского гостепри­имства, подчас и не подозревая, на­сколько подготовленными и срежис­сированными были эти широта и ще­дрость. Но в конце июня 1966 года, когда в СССР с государственным ви­зитом прилетел президент Франции, неподдельный энтузиазм, с которым встречали его многотысячные толпы простых людей от Москвы до Ново­сибирска и от Ленинграда до Киева, ни организовывать, ни репетировать не было нужды.

11 дней, 20 тысяч километров, в том числе 14 тысяч — над террито­рией Советского Союза, 5 миллионов человек, приветствовавших гостя на улицах городов, 26 часов перегово­ров с высшим руководством и 20 выступлений перед широкой ауди­торией, включая беспрецедентное обращение к москвичам с балкона Моссовета… До глубины души был тронут сам 75-летний генерал, для которого тот приезд стал лишь вто­рым после не менее продолжитель­ной, но совсем тогда не афиширо­вавшейся поездки в ноябре-декабре сурового 1944-го.

Объективности ради: никаких специфически теплых чувств ни лидер Пятой республики к СССР коммунистическому строю и тем более советским руководителям по­сле Сталина, ни последние к нему да и к Франции как таковой не испы­тывали. На бытовом уровне, правда, историческое и иррациональное подчас расположение к Франции, французам и французскому, «задо­кументированное» в бесчисленных свидетельствах от Пушкина до Тол­стого и далее до Эренбурга, остава­лось живым и неистребимым даже в самые кризисные периоды, как по­сле наполеоновского вторжения или Крымской войны. Что же касается дел государственных, то в Кремле не могли не отметить очевидное и постоянно подчеркиваемое стрем­ление де Голля вернуть Францию в число мировых держав через само­стоятельную внешнюю политику. Что, естественно, подразумевало ее выход из-под американского «зон­тика» и обслуживания интересов США вперед собственных и, соот­ветственно, сближение с Москвой в качестве противовеса в рамках про­возглашенной генералом доктрины строительства Европы «от Атланти­ки до Урала» и триединой формулы «разрядка — согласие — сотрудниче­ство».

Сюда органично вписались и та­кие драматические шаги, предпри­нятые буквально накануне визита в СССР, как решение выдворить аме­риканские войска и базы с террито­рии Франции и объявленный фран­цузским президентом выход из воен­ной структуры НАТО, шокировавшие Вашингтон и с плохо скрываемым ликованием встреченные в Москве.

Собственно, оттепель между Францией и СССР началась после смещения Хрущева — с ним де Голль практически отказывался вести де­ла после того, как тот в мае 1960 года сорвал четырехстороннюю конференцию по разоружению в Париже, в подготовке и организа­ции которой французский прези­дент принимал личное и активное участие. В октябре 1964 года наши страны подписывают пятилетнее торговое соглашение, предусма­тривающее 60-процентный рост взаимных поставок и долгосрочные кредиты, за счет которых оплачива­лась половина советского импорта из Франции. За ним последовали соглашение о внедрении в СССР французской аналоговой системы цветного телевидения СЕКАМ, о сотрудничестве французского Ко­миссариата по атомной энергии и советского Госкомитета по ис­пользованию атомной энергии (вы­звавшее раздражение в США), ряд других двусторонних документов, торивших путь к многовекторному сотрудничеству.

Сам же визит в политической ча­сти увенчался совместной Деклара­цией о принципах отношений — пер­вым таким документом двух стран с противоположными обществен­но-экономическими системами. По большому счету именно она стала пионерным блоком в фундамент раз­рядки, провозгласив незыблемость послевоенных европейских границ и принципы безопасности и сотруд­ничества на континенте. Соглашение об экономическом, промышленном, научном и техническом сотрудниче­стве учредило «Большую комиссию», собиравшуюся два раза в год пооче­редно в каждой из столиц, — именно с нее потом копировались аналогич­ные структуры с другими странами. Наконец, Франция стала первой капиталистической страной, с которой СССР подписал соглашение о сотруд­ничестве в изучении и освоении кос­мического пространства.

Оттепель между Францией и СССР началась после смещения Хрущева - с ним де Голль отказывался вести дела»

По горячим следам результаты исторического визита получили за­крепление и дальнейшее развитие в ходе поездки в Париж осенью того же года Алексея Косыгина — пред­седателя Совета Министров и един­ственного в советском руководстве, кого французский президент ис­кренне уважал и с кем был готов обсуждать практические вопросы взаимоотношений. Именно тогда стороны договорились об учрежде­нии советско-французской торговой палаты, открывшей дорогу в СССР французскому бизнесу, включая средний и мелкий. На «Рено» и сегод­ня с удовольствием вам напомнят, что их фирма самым непосредствен­ным образом участвовала в строи­тельстве и оснащении КамАЗа. Что касается двусторонней торговли, то ее объем между 1965 и 1968 годами утроился и восходящая тенденция продолжилась до конца следующего десятилетия.

Ну а для «человека с улицы» ма­териальными приметами «весны», начавшейся в отношениях с За­падом летом 66-го, стали цветное телевидение СЕКАМ, «Шербурские зонтики» и «Мужчина и женщина» в советском прокате, французская эстрада, выплеснувшаяся на главные сцены страны и на пластинки фирмы «Мелодия», наконец, — о, боги! — ду­хи «Клима» на полках парфюмерных магазинов.

Интересно, что флер «особости» и приоритетности отношений с Фран­цией не спадал и десятилетия спустя, несмотря на все зигзаги внутренней и международной ситуации. Спра­ведливости ради, впрочем, отметим, что подобное эмоциональное их вос­приятие куда в большей степени было свойственно Москве, нежели Парижу. Но показательно, что даже на этой затухающей волне именно президентам Франции суждено и до­верено было стать посредниками в прекращении конфликта с Грузией в 2008 году и в Минском процессе для Донбасса в 2014-2015 годах. Память сердца?