Лён — воспоминания о будущем

Зачем он нужен — этот лён?! Подобного рода вопрос многим и справедливо покажется абсурдным, но он звучал и во время нашего пресс-тура, и… намного раньше — еще во времена СССР. Один из моих коллег на полном серьезе спросил на пресс-конференции в Твери, а стоит ли вообще с этой капризной культурой возиться? Российские ее угодья в основном, если не в полной мере, расположены в зоне рискованного земледелия. Вырастет — не вырастет, созреет или уйдет под снег?

Подобная непредсказуемость в свое время во многом сказалась на выработке стратегии Минсельхоза СССР, отдававшего предпочтение хлопку Средней Азии. Хлопчатник к водолюбивым культурам не отнесешь, но всухую его все же не вырастить, так что печально знаменитый и, к счастью, отвергнутый проект переброски на среднеазиатский юг се­верных рек настойчиво продвигался «азиатским», так сказать, лобби в ЦК КПСС еще и под соусом достижения хлопковой независимости.

Между тем, в последние годы су­ществования СССР осыпаемые дота­циями тамошние земледельцы уже не могли справиться, говоря словами Ма­яковского, с «планов громадьем», хотя порой даже вырубали в угоду своей мо­нокультуре фруктовые сады. В «городе невест» Иваново, куда я в 1985 году приезжал в командировку, мне пока­зали вагон с хлопком, только что при­бывший из Узбекистана. Содержимое его, по меньшей мере, на четверть со­стояло из чего угодно, но только не из хлопка: союзная республика щедро от­гружала откровенный мусор, включая песок, щебенку и даже булыжники…

Сейчас кое в чем среднеазиатские производители выигрывают за счет цен на отдельные виды продукции. Гене­ральный директор Оршанского льно­комбината Владимир Нестеренко ска­зал мне по локальному, правда, поводу, что тонна короткого льноволокна, при­годного для производства ваты, обхо­дится в 800 долларов, а тонна узбекско­го хлопка идет практически по той же цене. Но лён надо еще и переработать, а хлопок — практически готовая вата.

Кто-то опять же скажет, что главное в конкретной выгоде. И по логике спод­вижников незабвенного Тимурыча и его лихой команды будет прав. Но. ситуация в том же Узбекистане далека от стабильности. Он может продать во­локно, а может заняться переработкой и сам, что, впрочем, уже делает. На тот же узбекский хлопок может оконча­тельно наложить руку Китай, который явно ведет курс к монополизации на рынке сырья… На хлопковом Ближнем Востоке вообще Бог весть что творит­ся. Словом, лён привередлив, недешев, непрост, но зато всегда с нами. Остает­ся заинтересовать льноводов, но с этим не всегда просто.

При этом ведущий, пожалуй, по­требитель текстиля в лице Министер­ства обороны РФ до недавнего вре­мени льна попросту чурался. За вре­мя пресс-тура я не раз слышал, что при нахождении в главном военном кресле оскандалившегося министра Сердюкова его подчиненные от пред­ложений перейти с хлопка на лён про­сто отмахивались, изобретая предлоги типа, что льняные ткани якобы «холо­дят». С приходом к руководству Сер­гея Шойгу ситуация стала меняться. В конце концов, лучше тратить деньги на дотации своим промышленникам и аграрникам, чем отдавать их самосто­ятельным ныне государствам невесть какой степени дружественности.

Добавлю в ту же тему, что пробле­мы с хлопком после распада СССР чуть ли не обезоружили страну! Ар­мия в буквальном смысле слова оста­валась почти без пороха и всего, что с ним связано. Кому-то из «профессио­нальных демократов» типа Новодвор­ской и Алексеевой это может быть и в радость. А стране?! Сейчас успешно опробованы и задействованы техно­логии получения порохов на основе льноволокна. И как при всем при этом без него обойтись?.. Тут уж не о верно­сти традициям разговор, а о государ­ственных Интересах с большой буквы.

Так что без государственной под­держки льноотрасли не обойтись. За­пад в этом смысле, несмотря на ВТО, свои интересы блюдет и своих ферме­ров не забывает. Франция подбрасы­вает своим льноводам порядка 700­900 евро на гектар. В России финансо­вая подпитка вдвое меньше.

В пору СССР у нас было семь льно­комбинатов. Сегодня осталось в Рос­сии, по сути дела, два — в Костроме и в Вологде. С ними достойно сосуще­ствует и комбинат в белорусской Орше, являющийся крупнейшим в Евро­пе производителем льняных тканей. Формально имеется еще знаменитый в недалеком прошлом комбинат в горо­де Гаврилов-Ям Ярославской области. Но он не столько действует, сколько существует. В ткацкий цех нашу пресс-группу не повели, сославшись на не­доступность из-за ремонта улиц, но в швейном мы все же побывали. Сал­фетки и полотенца слетали из-под иго­лок стремительно, но оптимизма в вы­сказываниях швей не наблюдалось.

Работниц на этом всегда востре­бованном производстве за последние годы стало меньше в пять-шесть раз, а доход их не превышает 8 тысяч ру­блей вместе с налогами. Что касается зарплаты, то столичный предпринима­тель, всерьез заинтересованный в буду­щем комбината, философски выразил­ся в разговоре с нами, что в Гаврилов-Яме это реальная такса за подобный труд. Городу и впрямь не позавидуешь — те из его жителей, кто молод и энер­гичен, метят в Москву и в Ярославль, остальным особо деваться некуда.

Главная проблема в том, что соб­ственниками знаменитого некогда предприятия оказались бизнес-струк­туры небезызвестного Дерипаски и ад­министрация области. Разобраться в претензиях они никак не могут, а всем известно, у кого чубы трещат, когда паны ссорятся. Представитель област­ных властей жестко выразился в адрес бизнес-оппонентов в том смысле, что надо думать, на что идешь, когда поку­паешь градообразующее предприятие. С истиной не поспоришь, но кто у нас особо думал, когда хватал все, что пло­хо лежит в пору ураганных распродаж госсобственности?

Частный бизнес, в общем и в целом, все же не дремлет. При этом хлопот не боится. Взять тот же Гаврилов-Ям. В нем появилось маленькое, но, рискну сказать, удаленькое дело, рентабельность которого по отдельным показателям превышает 100 процентов! Речь о льняном масле, которое издревле считалось целебным. В этой связи вспоминаю одного из первых у нас новых радетелей льняного масла, с которым я как-то познакомился на международной выставке «Российский лён», ежегодно проходящей в Вологде. Леонид Григорьевич Болобан по воинскому званию полковник запаса, и не раз ходил в атаку… на многих российских вице-премьеров, министров и их замов. И те, и другие, и третьи регулярно приезжали на вологодские льняные выставки, раздавали обещания и, по странной закономерности, вскоре оказывались в отставке, перемещаясь нередко в кабинеты директоров крупных корпораций. Болобан же возвращался в свой городок Кашин Тверской области и наперекор бюрократам регулярно добивался не только приличных урожаев льна, но и урожаев медалей на российских и международных выставок за масло и многие его производные.

Секрет природного полибаль­зама в невероятно высоком по срав­нению с другими растительными мас­лами содержании линолевой кислоты, именуемой также «Омега-3», и линоленовой кислоты «Омега-6». Эти две «Омеги» вкупе с другими благотвор­ными ингредиентами способны смяг­чать опасность атеросклероза, помо­гать при сахарном диабете, избавлять от аллергий, выручать при болезнях желудка и даже уменьшать риск воз­никновения злокачественных опухо­лей. А в придачу к тому в предприятии Болобана создана еще целая серия кремов, в частности, омолаживающих кожу, спасающих от обморожений и ожогов…

На мой вопрос о сегодняшнем со­стоянии этого бизнеса представитель Тверской администрации ответил, что были разговоры о специальной про­грамме, напрямую связанной с рабо­той Болобана, но пока что разговора­ми и ограничились.

Говоря об энтузиастах, нельзя обойти и трех череповецких бизнес­менов, начинавших с недвижимости, а пришедших к тому, чтобы вытащить из бездонной ямы разорения Шекснинский льнозавод в Вологодской области. Когда-то завод славился по­казателями, но фанфары стихли, а пришло уныние. Теперь же недавнее запустение, кажется, позади. Новые владельцы взялись и за выращивание льна. Кроме волокна, завод, реорга­низованный в Агропромышленную корпорацию «Вологодчина» успешно выпускает и, главное, успешно продает в Европу льняную вату. При этом, по словам директора по стратегическо­му планированию и развитию Данила Егорова, шекснинцам удалось обойти на несколько лет даже немцев.

Другие плюсы в том, что с террито­рии исчезли горы отходов, состоявшие в основном из льняной костры. Эти древоподобные фрагменты стеблей, остающиеся после переработки тресты на волокно, прежде шли в основном в топку котельной. В Шексне взялись было за выпуск из костры топливных пеллетов, но многих покупателей сму­щала высокая зольность. Тогда костру успешно попробовали приспособить под наполнители для кошачьих туале­тов. В качестве испытателей привлекли несколько сот кошколюбов и убеди­лись, что «усатые-полосатые» созда­ния новинке очень даже рады. Потом нашлось еще один экспортный вари­ант. Некие партнеры в Эстонии налади­ли контакты с «Вологодчиной» якобы ради использования костры на топли­во. Потом оказалось, что хитроумные прибалты просто переправляли товар во Францию, где кострой посыпают полы конюшен и лошадиных загонов. Костра бактерицидна, и потому очень даже во благо копытам лошадей.

Но если у Гаврилов-Ямского комби­ната надежды все же есть, то Красавинский льнокомбинат, располагавшийся неподалеку от Великого Устюга, похо­же, вообще и навсегда почил в «льня­ной бозе». Губернатор Вологодской области Олег Кувшинников, отвечая на мой вопрос, категорично сказал, что реанимировать старейшее текстильное предприятие региона удастся ценой примерно двух с лишним миллиардов рублей. Таких расходов Вологодчина позволить себе не может. Пригодное к использованию оборудование для жаккардовых тканей перевезли в Во­логду, а вероятную социальную напря­женность власти намерены смягчить благодаря запуску уникального про­изводства по выпуску замороженных ягод и грибов, мощность которого должна достигнуть 50 тысяч тонн в год при полутора тысячах рабочих мест.

Все это само по себе прекрасно, но притом очень уж грустно. Красавинский комбинат, основанный еще в XIX веке купцом Грибановым, многие десятилетия считался гордостью тек­стильной промышленности СССР, но в девяностые годы пошел по рукам, а руки эти в конечном итоге довели его до ручки.

Впервые я оказался на комбинате еще в конце восьмидесятых годов про­шлого века, когда одна из заслужен­ных красавинских ткачих, заседавшая без полного отрыва от основной рабо­ты в Верховном Совете РСФСР, заяви­ла с высокой трибуны, что ее коллеги готовы завалить страну махровыми полотенцами, но на существующем оборудовании этого сделать не смогут. Вскоре после этого выступления на комбинат пришло полдюжины офици­альных писем из разных министерств и ведомств, в каждом из которых го­ворилось нечто типа «потерпите еще год-другой, и мы вас оснастим». Стоит ли говорить, что все заявленные сроки оказались блефом.

Выслушав все это, я спросил тог­дашнего директора, а почему «махро­вую тему» не поднимали раньше. Ока­залось, что все предшествующие годы СССР завален был текстилем с берегов Нила. Но после провала в 1973 году попытки египтян взять реванш в про­тивостоянии с Израилем Анвар Садат перебежал под американскую опеку, долги за Асуанскую ГЭС и за оружие оказались замороженными, а простые советские граждане остались без мах­ровых приятностей в быту.

Сейчас два самых успешных льно­комбината Союзного государства в Вологде и Орше работают опять же на импортном ткацком оборудовании. В обозримом будущем с этим ничего не поделаешь. Но прежде чем выпу­стить ткань, надо вырастить и собрать лён, получить волокно, а с техникой для этого очень непросто. Побывав в Твери на демонстрационной площад­ке Всероссийского научно-исследо­вательского института механизации льноводства, я мог убедиться, что про­мышленных образцов создано предо­статочно. Директор этого НИИ Ми­хаил Ковалев уверенно говорит, что институт создал необходимые меха­низмы для всего процесса выращива­ния льна, и сомневаться в его словах не приходится. Однако на полях их немного, и прежде всего потому, что машиностроение в России в том со­стоянии, которое благополучным не назовешь. С одной стороны, положе­ние спасает частично Беларусь, сохра­нившая эту сферу промышленности. С другой — у аграрников зачастую попро­сту нет денег на закупку техники. Оче­видно, необходимо решать проблему льготного кредитования, поскольку окупается подобное оборудование очень уж медленно.

От машин во многом зависит ка­чество волокна, а с этим тоже непро­сто и небезукоризненно. Генераль­ный директор «Вологодского тексти­ля» Николай Алексов на моих глазах продемонстрировал разницу между вологодским льноволокном и бель­гийским. Не надо быть специалистом, чтобы определить, какое лучше. И де­ло не в визуальном подходе — бельгий­ское сырье гарантирует куда больший выход ткани, да и оборудование ев­ропейского производства с волокном отечественного качества мириться не хочет. В итоге комбинат на 80 процен­тов ориентируется на фермеров из За­падной Европы. В Орше ситуация об­ратная: комбинат закупает импортное волокно лишь в неурожайные годы, а в основном работает полностью на бе­лорусском волокне.

У каждого из этих уважаемых и уверенно чувствующих себя на всех рынках производств есть общая черта — каждое из них обрело блеск, лоск и высочайший уровень качества выпу­скаемого товара при серьезной под­держке государства, как в Орше, при опять же решающей подпитке из об­ластного бюджета, как в Вологде. Сей­час тяжкие времена позади, но без 2 миллиардов 400 миллионов рублей областной поддержки предприятие не возродилось бы.

Не удержалось бы на плаву и зна­менитое по всему миру искусство пле­тения вологодских кружев, с давних времен нередко именовавшихся «нетающим инеем». В наше время мало кто вспоминает или задумывается над тем, что кружева, как и льняные ткани, едва ли не самые первые экспортные товары Руси, двинувшиеся на Запад морским путем вокруг Скандинавии. С тех самых пор, когда английские мо­ряки под командованием Ченслера по ошибке заплыли в Белое море и через Вологду добрались в Москву, ко двору Ивана Грозного, после чего царь от­правил в Лондон первое посольство во главе с вологжанином Непеей, и возник льняной «мост» между «ту­манным Альбионом» и краем белых ночей. Понятно, что деловитых ан­гличан больше интересовали холсты для парусов и пенька для корабельных канатов, но к невесомому кружевному узорочью британцы тоже не остались равнодушными.

Совсем недавно слава кружев моно­польно связана была с объединением «Снежинка», получившим название по знаменитой полвека назад скатерти.

Плели ее для международной выстав­ки в болгарском Пловдиве, где прямо со стенда ее купил какой-то америка­нец. Пришлось создавать кружева за­ново. Потом новая выставка, и вновь скатерти не суждено было вернуться на родину. И так больше десятка раз. Аб­солютный рекорд, достойный «Книги рекордов Гиннесса», видимо, навсегда останется за панно «Россия», площадь которого 15 квадратных метров.

Увы, «Снежинка» рыночной жары не выдержала, хотя и сохранила пока что фирменную марку, но мастериц на ней осталось совсем немного, да воз­растом они столь почтенны, что о свет­лом будущем уникального искусства го­ворить было бы трудно. К счастью, ока­завшееся на грани угасания искусство оказалось под защитой «Вологодского текстиля», в одном из цехов которого создаются тонкой работы рукотворные прелести, выходящие в мир под маркой «Вологодская кружевница».

В старину умение передавалось от матерей к дочерям, от бабушек к внуч­кам. Позднее пришел черед фирмен­ного профтехучилища, а в наши дни редкостную профессию можно полу­чить в губернаторском колледже, пре­тенденток на обучение в котором впол­не достаточно. А вот со специалистами более массовых текстильных профес­сий дела обстоят отнюдь не радужно. Николай Алексов сказал мне, что счи­тавшиеся в прошлом профильные ву­зы теперь зачастую готовят кого угод­но, но не технологов-текстильщиков. Последним бастионом профессии пока что остается университет в Иваново. В этом году на «Вологодском текстиле» получат пополнение, которое уже успе­ли приглядеть. Ждут на практику и се­годняшних четверокурсников. А боль­ше ждать некого, ивановский вуз гото­вить кадры для текстильной промыш­ленности больше не будет… Потому-то руководство фирмы и рассчитывает в этой связи на сотрудничество с Белару­сью, в которой, видимо, и придется об­учать инженеров для своих цехов.

И это лишь одно из направлений кооперации, на включение которого в будущую российско-белорусскую про­грамму сотрудничества надеются рос­сийские льнопереработчики.

Мнений о программе за время по­ездки довелось выслушать немало, но наиболее емко свел их воедино ди­ректор белорусского Института льна, профессор Иван Голуб. Например, что, прежде всего, необходимо уделять серьезное внимание селекции и семе­новодству, притом не дублируя, а до­полняя друг друга. И у белорусских се­лекционеров, и у специалистов из ин­ститута в российском Торжке в активе есть сорта не хуже, а лучше западных, так что весомый задел на грядущее существует. Другой блок тем связан с технологиями выращивания льна. Важнейшая проблема связана с тех­никой, здесь для совместных трудов простор необозримый. Далее следует вопрос переработки, и притом не про­сто на волокно, а углубленной, направ­ленной на то, чтобы поменьше сырья уходило за рубеж.

Иван Антонович Голуб — аграрник, а потому проблемы ткачества и реали­зации для него не на первом месте. А в этом тоже программа способна по­мочь. Директор Оршанского льноком­бината Владимир Нестеренко упомя­нул, что страны-конкуренты — та же Турция — в немалой степени помога­ют своим текстильщикам выходить на внешние рынки, даже компенсируя часть расходов на рекламу и содержа­ние представительств. Московские же реалии вынуждают оршанцев открыть свое представительство не в самой сто­лице, а в Люберцах. Более успешно удается работать через Иваново, где цены на аренду щадящи, но в другие города, и в Москву в том числе, их тка­ни попадут уже через посредников, что неминуемо повышает конечные цены…

Поэтому, не стоит ли подумать о соз­дании в Москве межгосударственно­го Дома льна, где нашлось бы место и для моды, и для фирменной торговли? Ведь и в Беларуси, и в России почти все дружно говорили, что видят в коллегах по льну не конкурентов, а партнеров. Главное же в том, чтобы обдумываемая программа не утонула в формализме и не осталась на бумаге. Нам к подобно­му повороту событий не привыкать, но от привычек, мешающих делу, избав­ляться отнюдь не грех.