Чем же неприятен этот вид добычи морских съедобных сокровищ, чем он грозит всевозможным биоресурсам и просто морской живности? Этот метод лова отнюдь немудрен. В море выставляются многокилометровые «порядки» сетей, которые и дрейфуют, перехватывая поднимающуюся к поверхности воды рыбу. Словом, все просто, но подобная простота сродни воровству у самих себя. Недаром же такой способ промысла с подачи ООН запрещен во многих странах мира… Начну во всех смыслах издалека — с Командорских островов.
Песцы торили свою дорожку не для людей, поэтому одолеть ее оказалось непросто. Я и не ожидал за верткими командорскими зверьками привычки к обрывистым кручам. Проложенная бесчисленными поколениями пушистых четвероногих стежка юлила по кромке природного откоса, круто падавшего к песчаной полоске пляжа, а на пляже возлежали морские котики.
Недели, проведенной на острове Беринга, не хватило для основательного притупления ощущений. Наблюдения за котиками не успели наскучить, и я то и дело скашивал взгляд с верхотуры к облюбованному ластоногими берегу. Вместе с инспектором рыбоохраны Владимиром Вертянкиным мы спустились на ровную полоску суши близ прибоя. Мой провожатый и наставник в едином лице повторил несколько раз предупреждения о необходимости хранить абсолютную тишину. Потом инспектор поводил линзами бинокля по копошащемуся гигантскому живому ковру и повел меня дальше в сторону мыса Кирпичный, который за удивительное сходство каменных очертаний с профилем знаменитого завоевателя нередко именуют на острове «мыс Наполеон».
Сотворенный шаловливой природой «портрет» самого знаменитого из корсиканцев ни меня, ни Вертянкина сам по себе не привлекал, но возле «наполеоновской» скалы среди стайки котикового молодняка, не созревшей еще для обзаведения собственным гаремом из грациозных самочек, Владимир высмотрел голубоватое пятно обрывка сети. Мы пригнулись, чтобы не напугать ревущих хозяев берега, и, прячась за пышными зарослями прибрежных трав, подобрались поближе. Подозрения, увы, сбылись. Юный обитатель океана что было сил кружил на песке вокруг своей условной оси, силясь избавиться от прочно облепившего его правый ласт куска рыболовной снасти.
Командорские котики нередко становятся безвинными жертвами потерянных рыбацких сетей
|
- Сам не справится, — невесело сказал Владимир, извлекая из рюкзака солидных размеров нож. — Придется помочь!
Он выждал момент, когда обезумевший от вполне понятного стресса котик откатился подальше от соседей по пляжу, но поближе к нам, короткой пробежкой настиг зверя и умело перерезал нити синтетической ловушки. Потом вернулся под прикрытие зарослей и упрятал полуметровый примерно обрывок сети в рюкзак для отчета. В его рабочем кабинете таких «сувениров» набралось на целый шкаф. Иначе говоря, попутно к исполнению основных служебных обязанностей Владимир на момент нашей встречи избавил от неминуемой гибели больше сотни потенциальных жертв цивилизации…
Когда-то грозой котиков были браконьеры. Малопочтенная эта публика могла гордиться разве что тем, что на этих пиратских, по сути дела, судах некогда ходил в рейсы матросом Джек Лондон — тогда еще не писатель и тем более не классик. Его шхуне повезло, русской пограничной страже она не попалась, иначе будущий мэтр американской словесности вполне мог оказаться в кандалах где-нибудь на сибирских рудниках, куда нередко попадали алчные охотники до наших океанских богатств. В конце же ХХ века среди проблем, связанных с охраной морских зверей, стала проявляться и все чаще напоминать о себе, так сказать, «сетевая напасть». После ухода котиков на зимовку в более теплые моря и перед их майским возвращением лежбища чистят от принесенного волнами всевозможного хлама и в том числе от мусора, сброшенного в воду промысловиками. Основной «поставщик» опасного хлама — дрифтерный промысел. Многокилометровые порядки сетей зачастую уносят в свободное плавание шторма. Поврежденные снасти, не подлежащие «штопке» в рейсе, далеко не всегда везут обратно в порт. Ну и так далее. В открытом море всю плавучую нечисть такого рода не выловишь. Страдают не только морские котики. Гибнут дельфины, морские птицы, а иной раз даже киты. Это как в медицине: болезнь легче предотвратить, чем лечить. Но профилактика по разным причинам не всем по душе.
Главная из них — понятно, буквально понимаемые интересы бизнеса. Дрифтерный лов — дело привычное, отлаженное. От сахалинских своих собеседников я узнал, что тамошние промысловики уверяют сторонников запрета, что он затронет поначалу около полутысячи рыбаков, выходящих по сезону на дрифтерные путины. Придется менять работу, переквалифицироваться.
В Японии, привыкшей в заметной степени кормиться в нашей экономической зоне, шуму куда больше, там пытаются вообще вывести проблему дрифтерного лова на межгосударственный уровень. Зато безоговорочно рады на Камчатке. Недаром же идея антидрифтерного закона поддержана Председателем Совета Федерации Валентиной Матвиенко именно после знакомства с ситуацией на этом полуострове.
Различие в интересах и подходах легко объяснимо. Камчатские рыбаки вполне обходятся без дрифтерного промысла лосося, поскольку ловят его неводами у своих побережий. Остальные перехватывают косяки рыбы на очень дальних подступах к нерестовым рекам. Конечно, лосось стремится для продолжения рода не только на Камчатку. Однако самые ценные виды — а это прежде всего нерка, чавыча и кижуч — в основном нерестятся в камчатских водоемах. Не прорвется сюда рыба, не отмечет икру на привычных с незапамятных времен нерестилищах и плохо станет всем, кто до нее охоч, а не только камчатцам. Понятно, что поиск баланса интересов, запросов, потребностей и возможностей простым в подобных случаях не бывает, но откладывать его на отдаленное будущее слишком рискованно. Это как в металлургии. Проработав много лет в Вологодской области, я хорошо помню регулярные обещания руководства и хозяев меткомбината в Череповце окончательно и бесповоротно погасить мартены ради улучшения экологической обстановки. Потом вдруг нарисовывался выгодный заказ, для выполнения которого без мартенов якобы не обойтись, и все шло своим «дымным» чередом.
Не забудем еще об одном аспекте. На дрифтерных путинах Камчатки я многократно слыхивал сравнение этого вида промысла с каторгой. Понятно, что за тяжкий без преувеличений труд очень и очень неплохо платят, иначе бы никто за него по своей воле и не брался бы. Но тонкость в том, что трудоемкость его намного превосходит траловый лов или лов кошельковыми неводами, когда отправлять за борт снасти, не найдя с помощью поисковой аппаратуры приличного косяка, ни один капитан не будет. При дрифтерном же промысле сети приходится ставить даже без уверенности в улове, по принципу хоть что-нибудь. А речь-то о многих километрах, порой даже о десятках километров сетей. Постояв однажды на траулере в Охотском море для проверки собственных сил всего-то часа полтора на выборке снастей, я с полдня испытывал что-то вроде «пляски святого Витта». Ладно, я был в роли салаги, а рыбаки — народ закаленный, но охрана труда — это в любом случае дело государственное.
Есть еще один эколого-экономический аспект. Из трала или из ставного невода рыбу как бы выливают на палубу. Из дрифтерных сетей ее в прямом смысле слова вытрясают — устройство для этого так и называют «сететряской». Клочья безвинных лососей или селедок разлетаются во все стороны. Что-то из этой «рвани» все же оказывается в бочках и прочей засольной таре, что-то становится «подкормкой» для морских зверей, которые иной раз из-за нее и сами попадают в сети. Противники такого промысла говорят о тридцати и даже о сорока процентах потерь…
Российские дальневосточные просторы рыбой, конечно же, все еще богаты, но богатство вечно, когда его чтут и берегут. Словом… прошу считать эти заметки доводом в пользу уже, надеюсь, безоговорочного избавления наших акваторий от дрифтерного лова.
Олег Дзюба, фото автора