Для запуска экономического роста нужно семь триллионов рублей

Идеи Сергея Глазьева о необходимости для России быстрейшего встраивания в процесс смены технологических укладов достаточно известны. Но недавно он конкретизировал их, неожиданно для многих посмотрев на «офинансирование» мировой экономики в новом ракурсе.

Ситуация, когда старые производственно-технологические цепочки перестали давать отдачу после всплеска нефтяных цен, не что иное, как структурный кризис. Новый уклад на основе наноинженерных и информационно-коммуникационных технологий растет на 35 процентов в год, но еще не в состоянии стать локомотивом экономического роста. Высвобождающийся из устаревших производств капитал в силу неопределенности новых технологических возможностей зависает на некоторое время в финансовом секторе.

Отсюда - вздувание пузырей и общая турбулентность. Как поступают в таких условиях ведущие страны мира? Заливают экономику деньгами. Это нормальная антикризисная политика в условиях структурного кризиса, объясняет академик РАН. Значительную часть рисков развития берет на себя государство. Не только в форме субсидий на НИОКРы, разных видов льготного, венчурного и прочего финансирования, но и простого вливания широким потоком в экономику дешевых денег. Для бизне­са на Западе и на Востоке сегодня нет проблем взять кредиты на любой срок и практически бесплатно. Но это не наш случай. Денежные власти России поступают наоборот.

Так, с начала финансового кризи­са денежная база передовых стран, прежде всего США, выросла почти в четыре раза. Источник средств — ба­нальная денежная эмиссия. Пятерка стран — эмитентов мировых валют (доллар, евро, фунт, иена и франк) уве­личила за это время количество денег в обращении почти на 3 триллиона долларов, ежегодно вливая в экономи­ку до 700 миллиардов долларов.

 

Часть их перетекает на российский финансовый рынок, где доминируют нерезиденты. Они и управляют его развитием. Денежно-кредитная поли­тика РФ привязывает эмиссию рубля к доллару более чем на 70 процентов за счет иностранных кредитов и ин­вестиций. Лишнее доказательство, что мы не управляем своим финансовым сектором. Отказ Центробанка обеспе­чивать стабильный курс рубля лишь усиливает возникшую турбулент­ность.

На Западе есть максимум возмож­ностей для подъема инвестиций — низ­кие процентные ставки, безграничные варианты получения кредитов, у нас же ставки крайне высокие, финансо­вый рынок ориентирован на спекуля­тивные цели, долгосрочный кредит в экономику не поступает. При этом Рос­сия последние годы была настоящим мировым финансовым донором. При­чиной тому — механизм неэквивалент­ного внешнеэкономического обмена.

Мы заимствовали за границей сред­ства, а огромные валютные резервы через стерилизационные механизмы вкладывали в низкодоходные запад­ные инструменты. Своя экономика лишалась денег при ежегодной утечке из страны 120-140 миллиардов долла­ров капитала. Экономические санк­ции и отзыв ранее данных кредитов еще больше осложнили ситуацию. Да еще при этом взят курс на сжатие де­нежной базы. Это ухудшает качество денежного обращения и отнюдь не снижает инфляцию.

Как реагирует реальный сектор, когда процентная ставка превышает норму рентабельности, понятно. При закредитованности промышленности это оборачивается невозможностью для оборотного капитала поддержи­вать дальнейшее воспроизводство. Пе­ред предприятиями встает выбор: от­давать кредиты, сокращая оборотный капитал, наполовину сформированный за их счет, поднимать цены на продук­цию или банкротиться. «То, что ката­строфа для реального сектора, — манна небесная для финансовых спекулянтов, из которых три четверти — нерезиден­ты», — замечает Сергей Глазьев. Вот до­казательство: при спаде производства на 5 и инвестиций более чем на 8 про­центов биржевые и валютные спеку­ляции в 2015 году выросли вдвое, а их норма прибыли 80 процентов.

По проекту основных направле­ний денежно-кредитной политики на 2016 и последующие годы видно, что денежная база будет расти намного медленнее инфляции. Сокращение ее за четыре года почти на треть при ошибочном прогнозе инфляции 4 про­цента приведет к выходу на уровень демонетизации, близкий к экономике 90-х годов.

 

 

Все это происходит на фоне неза­груженных производственных мощ­ностей. По статданным, промышлен­ность работает всего на 60 процентов мощностей. Это позволяет нарастить денежное предложение без инфляци­онных последствий и получить объем выпуска продукции в полтора раза выше, чем сегодня. Есть и резервы трудовых ресурсов. Скрытая безрабо­тица с учетом короткого рабочего дня, вынужденных отпусков и прочего — порядка 20 процентов. На столько же можно повысить выпуск продукции без увеличения занятости. Создание единого экономического пространства со Средней Азией гарантирует неогра­ниченный резерв неквалифицирован­ной или среднеквалифицированной рабочей силы. А миллион беженцев с Украины даст прирост квалифициро­ванных трудовых ресурсов.

Сергей Глазьев убежден, что рас­ширенное воспроизводство в условиях, когда большинство отраслей работает на уровне рентабельности в 1,5 раза ниже минимально доступной цены кредита, невозможно. Вывод один — переходить к принципиально иной денежной политике. Он видит ее как многоканальную систему кредитной эмиссии при строгом контроле за целе­вым использованием денег. Первый ка­нал связан с государством — госгаран­тиями, госзакупками, что исключает большие риски. Ставка его рефинанси­рования — ноль процентов. Освоенные каналы — малое предпринимательство, рефинансирование жилищного строи­тельства при помощи ипотеки, импортозамещение (с небольшой степенью риска) в один процент.

Главный принцип такой кредит­ной системы — контроль за целевым использованием денег. Это исключит их уход на валютные спекуляции и за­ставит работать в реальном секторе. Предел маржи банков — два процента. Альтернативным, точнее дополнитель­ным, каналом здесь служат банки раз­вития. Реорганизация всей денежной системы в единый механизм развития не является чем-то экзотическим. Это действует в Китае и применялось в Японии, а в более простом виде — в Европе после войны, когда деньги пе­чатались центральными банками под пересчет векселей производственных предприятий.

У академика РАН есть и альтернативная идея - создание государственного внебюджетного инвестиционнокредитного фонда с ресурсом порядка семи триллионов рублей. Именно столько минимально необходимо сегодня для запуска механизма роста производства при снижающейся инфляции. Естественно, понадобится запустить и механизм стратегического и индикативного планирования, чтобы знать, куда пойдут деньги, где оптимальные резервы роста и максимальные перспективы производства конкурентоспособной продукции. Государству здесь отводится не директивная, а чисто координационная роль. Только так можно сориентировать денежное предложение не на финансовые спекуляции, а на задачи развития экономики.