Жить стало лучше, но не веселее

Впереди женщины, горожане, молодежь

Десять лет назад у нас много и бурно говорили о среднем классе. Потом те­ма ушла на задний план, но предмет дискуссии остался, и социологи иссле­довали, какие изменения произошли с ним за последнее время. Важность полемики о среднем классе в совре­менном иерархическом обществе объясняется тем, что она затрагивает две важнейших категории — справед­ливости и стабильности. Связь про­стая — чем равномернее в государстве распределяются блага, тем многочис­леннее в нем группа среднего класса. И наоборот. Глобальная тенденция, со­общил глава Представительства Фонда им.Эберта в России Рудольф Трауб-Мерц, показывает, что с 80-х годов прошлого века в высокоразвитых странах богатые становятся бога­че, а средний класс сужается. Не­равенство в распределении благ в мире увеличилось.

Несколько иная ситуация в пороговых странах, к чис­лу которых относят Россию. У нас не только богатые бо­гатеют, но и средний класс подрастает. Было 29, а те­перь 42 процента россиян. У бюджетников выросли зарплаты и увеличилась доля людей, которые перестали ощущать себя социальными аутсайдерами. Ес­ли у вас образо­вание среднее специальное и выше, ду­шевой до­ход не ниже медианного, нефизический характер труда, и вы по самооценке занимаете первые четыре позиции 10-ступенча-той социальной лестницы, то вас мож­но поздравить.

Эти критерии выбраны по­тому, что у нас экономиче­ское неравенство опреде­ляется региональными, поселенческими, отрас­левыми (уровень зар­платы за одну и ту же работу в раз­ных отраслях отличается в 3,5 раза!), демографиче­скими различиями. Предприниматель в Москве и Бурятии, уборщица в сель­ской школе и Газпроме -две большие разницы. В среднем классе целого ряда рус­ских областей и некоторых национальных республик доминируют малообеспеченные люди. Но они с учетом престижности их ра­боты, с точки зрения окружающих, и наличия высшего образования ощу­щают себя вполне благополучными гражданами.

Директор Института социологии РАН Михаил Горшков выделяет ряд специфических черт российского среднего класса.

Первая. В нем преобладают женщи­ны, молодежь, причем горожане.

Вторая. Он воспроизводит облик среднего класса развитых стран 60—80-х годов минувшего века и соответствует этапу позднеиндустриального развития. Его массовость и прирост обеспечива­ется за счет рутинного нефизического труда с относительно высоким уров­нем оплаты в офисах, торговле, быто­вом обслуживании, сфере ЖКХ. Иначе — среднеквалифицированных «белых воротничков». Доля работников чет­вертичного сектора — образовательной, информационной и финансовой сфер, науки, культуры — невысока.

Третья. Средний класс делится на «ядро» — 16 процентов россиян (руко­водители, предприниматели, специ­алисты с высокими показателями че­ловеческого капитала) и «периферию» — 26. Преобладание последней идет от модели российской экономики, где низка доля высокооплачиваемых рабочих мест. В силу этого средний класс весьма неустойчив, поскольку при малейших критичных явлениях «периферия» начинает обваливаться.

Четвертая. У него ярко выражены возможности изменять свою жизнь к лучшему. При этом динамика его до­стижений неутешительна, так как поч­ти в 1,4 раза выросло число тех, кто не может похвалиться значимыми из­менениями в своей жизни. Речь идет о повышении уровня образования или квалификации, улучшении ситуации у себя на работе. Если отдача на инве­стиции падает, то прагматик из сред­него класса перестает инвестировать. А это вызывает падение качества че­ловеческого потенциала в стране в це­лом. Доходы у «середняка» скромные. В год выходит около 17 тысяч долла­ров без учета паритета покупательной способности на одного члена семьи в «ядре» и 12 тысяч — в «периферии».

Пятая. Наш средний класс в своем самосознании солидарен с обществом в целом относительно неприменимо­сти в нынешних российских условиях западных путей развития. Он поддер­живает принципы социальной спра­ведливости, равных прав для всех, возвращения России статуса великой державы, сохранения традиционных моральных ценностей. При этом ни­чего не имеет против прав человека и демократии.

Шестая. Оценивая положение в стране более взыскательным взглядом сегодня, нежели в начале 2000-х годов, он не приветствует радикальные ме­тоды смены власти и продолжение реформ.

Седьмое. Мораль среднего класса не противоречит морали большинства российского общества. В то же время, ценя честный труд и добросовест­ность, часть успешных россиян более терпимы к обогащению за счет дру­гих, проституции, хамству, грубости.

Восьмая. Средний класс динамичен и отличается повышенной миграцион­ной активностью. Ради работы пере­ехать в другие города, прежде всего в столицу, готов почти каждый второй представитель «ядра», а каждый деся­тый может в случае ухудшения своего положения эмигрировать и за границу.

Девятая. Стремление к свободе са­мовыражения личности сочетается в среднем классе с предъявлением высокого запроса на рост государ­ственного участия в жизни обще­ства. Объяснение тому — не столько ограниченность собственных ресур­сов, сколько несовершенство базо­вых институтов развития. Он хотел бы компенсировать неуверенность в завтрашнем дне мерами социальной политики государства и потенциально готов сотрудничать с ним в решении социальных проблем. Не жалея денег на развитие человеческого капитала детей, «середняки» активно инвести­руют в системы здравоохранения, об­разования и обходят стороной непро­зрачную сферу пенсионного обеспече­ния, где часто меняются правила игры.

Нестабильность экономической ситуации в стране понижает деловую активность среднего класса и наце­ленность на долгосрочные инвести­ции. Это в сочетании с ощущением приниженности своего социального статуса подталкивает его к наращи­ванию не столько человеческого ка­питала, сколько демонстративного потребления.

Каков ресурс максимального рас­ширения среднего класса? Он невелик - 10 процентов населения. Все дело в нынешней профессионально-отрас­левой структуре экономики. При ее консервации не помогут ни устране­ние необоснованных диспропорций в оплате труда высококвалифицирован­ных специалистов, ни общее совер­шенствование социальной политики.

Как нарастить ресурс среднего класса

Первый зампред Комитета Госдумы по бюджету и налогам Оксана Дми­триева увидела в выводах исследова­ния социологические доказательства происходящих в экономике процессов - деформацию государственного и хозяйственного менеджмента и нега­тивную профессиональную селекцию. Их проявления — искусственно раз­дутая численность управленческого звена в рентных и сырьевых отраслях. В газовом секторе в 4 раза больше, чем в советский период, в нефтяном - в 2,5—2,7 (объем добычи на прежнем уровне). Назначение в них на ведущие позиции определяется не профессио­нальным принципом, а служит спосо­бом перераспределения доходов. Для общества это оборачивается отсут­ствием социальных лифтов.

Рассуждая о среднем классе, мы неизбежно придем к общему вопро­су о том, что такое классы в совре­менном иерархическом обществе. Профессор, доктор социологических наук, один из авторов исследования Наталья Тихонова объясняет, что классы между собой различаются тем, как они получают доходы. Рабо­чие — со способности к физическому труду, «капиталисты» (уже устаревшее понятие) — с разных видов капитала (денег, акций, заводов), средний класс — за счет своих знаний, квалификации и человеческого капитала.

О скромности уровня доходов уже говорилось. Но если пересчитать по стандартам США, в расчете на домо­хозяйство (там из 4 человек, в РФ — из 3) и с учетом паритета покупательной способности, то окажется, что в «ядре» российского среднего класса душевой доход на домохозяйство приближает­ся к 50 тысячам долларов, а в «пери­ферии» — более 35 тысяч. Что немало даже по американским меркам. Тем не менее, несмотря на рост доходов, средний класс проигрывает по всем другим позициям — изменениям с за­нятостью, отдаче на человеческий ка­питал, уровню и образу жизни.

Нарастает отчуждение на работе, когда человек чувствует себя винти­ком, от которого ничего не зависит. Значит, работать становится неинте­ресно. Тогда врач плохо лечит боль­ных, учитель плохо учит детей. Это страшная вещь, подчеркивает Ната­лья Тихонова, ведь от среднего класса многое зависит. Как с этим бороть­ся — давно известно: через долго­срочные стимулы, главнейшим из которых являются индивидуальные долгосрочные контракты, мотивиру­ющие работника трудиться с полной отдачей сил. Но этот ресурс влияния сокращается. Средний класс на то, что жить стало лучше, но не веселее, реагирует своеобразно. Растущая по­требность в постматериалистических ценностях подвигает немалое число людей к отъезду из страны. Почти у 70 процентов столичных «середняков» есть знакомые, которые уже уехали в дальнее зарубежье.

Они покидают родину не потому, что им не хватает денег, а потому, что им не нравится «так жить», под­тверждает глава Центра комплексных социальных исследований Института социологии РАН Владимир Петухов. Толщина кошелька при развале соци­альной инфраструктуры мало что дает его владельцу. Владелец «мерседеса», задыхаясь, стоит в той же пробке, что и хозяин «запорожца». То же касается услуг, как теперь принято говорить, образования и здравоохранения. Кор­рупция без различия давит на все слои общества и мертвит ростки жи­вых, динамичных сил. Очень серьезно стоит проблема «белой» занятости. Каждый 4-й «середняк» получает зар­плату в конверте. И даже в госсекторе таких 10 процентов. Риторический во­прос: ну уж госсектор-то можно про­контролировать?

Принадлежность к среднему клас­су не определяет раз и навсегда и везде его политическую позицию. В Бразилии и Турции, а до этого в Тай­ване и Южной Корее он выступал за демократизацию общества, в Чили же поддержал Пиночета, а еще раньше, в Германии 30-х годов, — Гитлера. У нас 2/3 «середняков» относят себя к этатистам-великодержавникам, которые хо­тят сильного государства с правовым порядком, и лишь треть разделяет либеральные идеи. В условиях России чрезвычайно важна поколенческая дифференциация. Выход на полити­ческую арену молодого поколения будет многое менять в обществен­ном сознании. Ведь у него отличный от генерации отцов образ будущего и целеполагания, более высокая планка жизненных притязаний и нежелание мириться с консервативными форма­ми социального бытия.

Из социологических выводов в на­шей стране не принято делать поли­тических. Ведь иначе пришлось бы, по словам Оксаны Дмитриевой, отка­заться от всех шагов, направленных на подавление инициативы, предпри­имчивости и профессионального раз­вития среднего класса. То есть — из­менить кадровую политику, отменить реформу бюджетной сферы, пере­смотреть результаты приватизации и формирования класса собственников и менеджмента в производственной сфере, повернуться лицом по отно­шению к малому бизнесу. Реально ли это?

Ситуацию отягчает еще и то, что у российского среднего класса очень слабые договорные позиции. В развитых странах их защищают ассоциации, объединяющие людей с одинаковым профессиональным статусом и интересами. В Париж нельзя просто так завезти группу врачей из Таджикистана, в Москву — спокойно. Разумеется, переговорные позиции — фактор вспомогательный, а главное — профессиональная структура рынка труда, отставшая на полвека от лидеров мирового развития. В этот ключевой вопрос упирается все. Сможем ли мы, как когда-то, ликвидировать отставание за какой-то десяток лет? Но это уже совсем другая тема.