«Всемирная отзывчивость»: любовь, которая спасёт мир, или смертельная болезнь?

200-летний юбилей Ф.М. Достоевского, широко отмечаемый в России в соответствии с Указом президента В.В. Путина, заметно всколыхнул духовную жизнь нашего общества. Большинство публикаций и мемориальных мероприятий были посвящены, естественно, литературному творчеству и гениальным прозрениям русского классика. А вот знаменитая Пушкинская речь писателя, восторженно принятая современниками и уже без малого полтора столетия не покидающая духовного ядра российской жизни, на этот раз несколько ушла в тень, хотя идеи, заложенные в ней, именно сегодня нуждаются в новом понимании, возможно, и переосмыслении.

Эта речь (во многом благодаря развёрнутому комментарию к ней в дневнике писателя за 1880 год) стала выдающимся долгожителем ораторского искусства. В ней русский гений изложил своё понимание важной философской и нравственной идеи господствовавшей тогда в российских умах и — что очень важно — уже в течение двух веков присутствующей в реальной политике, правда, приобретая подчас своеобразный вид.

В комментарии он изложил главные формулы «всемирной отзывчивости» русского народа. Начав с воззрений А.С. Пушкина, точнее, с его гениальной «способности всемирной отзывчивости», он пришел к выводу, что народ наш «заключает в душе своей эту склонность к всемирной отзывчивости». «…Русская душа, гений народа русского, может быть, наиболее способны, из всех народов, вместить в себе идею всечеловеческого единения братской любви, трезвого взгляда, прощающего враждебное, различающего и извиняющего несходное, снимающего противоречия». Истоки такого отношения к миру берут своё начало в тысячелетних традициях русского общинного бытия, продиктованного непростыми условиями бытования на земных просторах, данными ему исторической судьбой.

Далее Достоевский утверждал, что носить в себе силу любящего и всеединящего духа «можно и при теперешней экономической нищете нашей, да и не при такой ещё нищете, как теперь». Такое впечатление, что гений имел в виду и наше время.

В этих коротких тезисах обобщена весьма долговременная философия жизни российского государства, объявшая новое и новейшее время. Из неё, кстати, выросла и до сих пор существует идея российского мессианства.

Однако Фёдор Михайлович не заметил уже тогда реально существовавшего важного противоречия, точнее, параллельного присутствия внутри общества и государства двух отличавшихся «отзывчивостей». Отзывчивость, рождённая искренностью и широтой национального характера, стала благодатной основой для грубого и извращённого её использования в интересах и даже своевольных прихотях власти.

Скорее всего, её масштабное начало относится ко времени заграничного похода в период «наполеоновских войн». Михаил Кутузов убеждал Александра I, когда армия вышла на границы империи, что следует остановиться, теперь он не даст жизни одного русского солдата за десять французских. То есть предлагал Европе самой расхлёбывать остатки кровавой наполеоновской каши. Но царь Благословенный, испытавший много позорных неудач, причиной коих был Буонапарте, рассудил иначе. Европейская, то есть всемирная по тогдашним понятиям слава влекла его неодолимо. Поэтому волей монарха был начат великий освободительный поход, закончившийся взятием Парижа. Правда, при этом царь до предела истощил ресурсы и без того ослабленной войной России. Этому уже забытому обстоятельству сегодня рады, пожалуй, только нумизматы. Именно в результате истощения финансов уже при Николае I были пущены на изготовление монет даже скудные запасы платины. Сегодня за платиновый 21-рублёвик можно выручить 100 и больше тысяч долларов, а тогда всего-то 12 серебряных рублей.

Николай I продолжил заботу о Европе так, как он её понимал. Отзываясь на горячие европейские нужды, помогал совладать с бунтами, восстаниями и революциями, то есть сохранить устоявшуюся государственность ряда стран. Благодарность Европы была безмерной. Оценив труды и непосильные расходы российского императора, она скоро присвоила России сразу два звания — «тюрьмы народов» и «европейского жандарма», а затем подарила ей полновесную Крымскую войну.

Дальше — больше

Первая мировая война принесла новую волну «всемирной русской отзывчивости», поднявшуюся до небывалых высот. Война началась при практически полном отсутствии реального конфликта интересов между Россией и Германией под лозунгами — «Спасти братьев-сербов от истребления и порабощения!» и «Спасти Францию от тевтонского меча!». Завершить войну рассчитывали через несколько месяцев — к Рождеству Христову 1915 года.

Славные лозунги! Их исполнение обошлось в несколько миллионов жизней несравненных русских — молодых и сильных — людей. Ну, и переросшее в Гражданскую войну крушение империи, 300-летие появления которой мы отметили в этом ноябре.

А далее в революционном ХХ веке отзывчивость достигла немыслимых пределов. Иногда она граничила с абсурдом. «Я хату оставил, пошёл воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать». Не больше, но и не меньше. Упавшие на русское поле иноземные генномодифицированные идеологические материалы дали потрясающий эффект. Вырос даже не буйный чертополох, а чудовищное монстриальное растение, корчевать которое пришлось через кровь и страдания.

Раздавались, правда, и другие голоса. Осознание трагического сочетания всемирной отзывчивости и её неправедное использование правящей элитой проникало в общественное сознание. Острее многих это почувствовал Александр Блок, главный поэтический нерв Серебряного века. Признавая способность нации тонко чувствовать иноземный мир («Нам внятно всё — и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений»), он призывал отказаться от жертвенной идеи спасения земного мира от разнообразных ужасов за счёт России: «Но сами мы отныне вам не щит. Отныне в бой не вступим сами…»

Одинокий голос не был услышан. Вторая мировая война опять, в новом качестве и количестве позволила России явить миру свою всемирную отзывчивость. Цена за неё была беспредельно высокой — обугленное тело страны и десятки миллионов погибших. Ныне мы вновь пожинаем горькие плоды этого отзывчивого самопожертвования — страны, спасённые русской жертвенностью, грозят контрибуциями, судами и сыплют проклятиями и уже грозят новой войной.

Красный аверс — чёрный реверс

Каждая медаль имеет две стороны. Великая Победа, освобождение Европы через пару поколений аукнулись нам громким и глубоким демографическим эхом.

Для сердцевины России, центровых русских земель оно вообще обернулось чёрной дырой. Десятки тысяч сёл и деревень обезлюдели на глазах одного поколения.

В 60-70-е годы прошлого века сразу нашлись учёные мужи и жены, сделавшие на запустении центра страны свой академический гешефт. Родилась щедро плодоносившая для них теория «неперспективных деревень». По сути своей она объявила «неперспективным» исконный русский мир и народ, обитавший на своей родимой земле. Запоздалые партийные решения о развитии Нечерноземья были слабым паллиативом, с помощью которого ещё пребывавшее у власти военное поколение пыталось решить проблемы народа, за который после войны произнёс свой знаменитый тост генералиссимус Сталин.

Новое время — старые песни

Позднее, во второй половине ХХ века, ситуация умягчилась. Отзывчивость стала приобретать ценимые в буржуазном мире финансовые формы. «Братская помощь» режимам, элита которых за валютную мзду охотно откликалась на коммунистические заманухи, не забывая, впрочем, держать фигу в кармане, полилась рекой.

Денег, честно и трудно заработанных советским народом, было роздано немерено. Тогдашние долги скороспелым «союзникам» мы прощаем до сих пор. Сумма прощений в наступившем веке составила, согласно подсчётам дотошного М. Делягина, больше 150 миллиардов долларов. Понятно, что это расплата за прошлое советское идеологическое легкомыслие, политическую доверчивость и экономическое расточительство.

Однако едва ли не более значительной была в конце ХХ века помощь бывшим собратьям по великому Советскому Союзу. За счёт всякого рода внерыночных преференций и прямые финансовые вливания она в сумме оценивается экспертами в сотни миллиардов долларов. Житель Киева, зажигавший недорогой газ на своей кухне, в лучшем случае думал о хитромудрости своего президента, сумевшего на очередной срок «напарить» москалей, а не о бескорыстной помощи российских братьев.

В конце ХХ века всемирная отзывчивость России приобрела явно прозападные и либеральные черты. Доверчивая отзывчивость Горбачёва, согласившегося на роспуск Варшавского договора в обмен на устные обещания Запада не расширять НАТО на восток, привела к полному стратегическому окружению России военными базами этого блока. Отзывчивая глупость выдающегося военного дирижёра Ельцина выбросила российские войска из европейских казарм в дикую степь и тайгу любимой родины, снизив их боеспособность до неприемлемого уровня. Отзывчивость министра Козырева сделала высотку МИД на Смоленской площади филиалом Госдепартамента США.

Основные тяготы платы за такую политику, так же как и раньше, легли на плечи русского народа и других народов, оставшихся верными российской судьбе, — татар, башкир, якутов, калмыков, чеченцев, тувинцев и многих других. Всех не перечислить.

Мы в очередной раз дорого заплатили за политику «всемирной отзывчивости». Отзываясь на заокеанские просьбы, уничтожали «методом пуска» свой ядерный щит, продали за зелёную бумагу стратегические запасы урана, усердно резали алмазными «болгарками» новейшие ракетные системы, даже если они не подпадали под заключенные международные соглашения…

Такая повторяемость результатов всплесков «всемирной отзывчивости», приобретшая за века силу закономерности, заставляет снова и снова думать о фундаментальных основах российской политики, призванной ответить на запросы и вызовы нового тысячелетия.

Последние десятилетия многое поправили в этой сложной ситуации, хотя необходимость отказа от политики «всемирной отзывчивости» в пользу идеи самосохранения и внутреннего усиления в должной мере пока не осознана. Следование ей истощило страну. В 1907 году Дмитрий Менделеев не без оснований полагал, что к середине ХХ века население исторической России составит полмиллиарда человек. О сходных расчётах говорил недавно В.В. Путин, призвавший учёных «внимательно проанализировать, что было триггером, что было спусковым крючком к этим драматическим событиям». Сегодня же мы имеем то, что имеем, и аналитики ООН пророчат нам прогрессирующее сокращение населения в силу естественных причин и массового отъезда трудоспособных.

Ныне «всемирная отзывчивость» приобрела новые инфернальные формы, над которыми властны не столько внутренние силы России, сколько спруты транснациональных корпораций. Уже не идеологические примочки, а экономические интересы держателей неправедно обретённого национального добра превращают российские деньги в инвестиции за рубежом и помогают жиреть иностранным толстосумам.

Понятие «всемирная отзывчивость» было сформулировано русской интеллектуальной элитой (её непростая роль в этом заслуживает отдельного разговора) как важнейшая черта национального характера, а практически стала непрерывно мутирующим вирусом вседозволенности, позволяющим разбазаривать деньги и ресурсы нации якобы во имя благоденствия подданных. Это нанесло России чудовищный урон. Следуя ей, страна потеряла десятки миллионов сынов и дочерей, территории и весомую часть экономического могущества.

ХХI век Россия встретила в новых границах, но это даже не главное. Она встретила его закомплексованной и бедной страной, в ножнах которой пока ещё хранится спасающий нацию от порабощения ядерный меч-кладенец. Последние десятилетия ХХ века — это унизительно-ущербное время, когда до окончательного распада страны оставались иногда даже не годы, а месяцы.

Кто спас нас от этого кошмара, знает каждый гражданин России. Хотя признаются в этом не все.