«Время» — вперед!

50-летие программы «Время» почти совпало с шестидесятилетием начала телевизионной карьеры известнейшего диктора, телеведущего, комментатора и телерепортера Игоря Кириллова. Накануне юбилея народный артист СССР, лауреат государственной премии СССР Игорь Леонидович Кириллов рассказал о некоторых эпизодах истории главной новостной программы страны и своей телебиографии.

До рождения программы «Время» наши, как принято говорить, голубые экраны обходились «телевизионными новостями». Название этой рубрики было и неудачным, и двусмысленным: многие задавали напрашивающийся вопрос — это что за новости о телевидении? Дикторы работали на них парами.

Новогодний переворот на телевидении

А дикторы, многие из которых были моими учителями, трудились на радио и телевидении замечательные. Прежде всего, назову без преувеличений великую Ольгу Сергеевну Высоцкую. Она стала одним из первых дикторов нашего тогда «малострочного» экспериментального телевидения еще… в 1931 году! О тяготах профессии можно судить по одному хотя бы факту — всем, кто выходил в эфир, приходилось зеленой краской мазать лица для большей отчетливости изображения…

Как не назвать сподвижников и коллег Высоцкой: не нуждающегося в представлениях Юрия Борисовича Левитана, невероятного романтика Владимира Герцика — у него прозвище было Небесный Диктор, потому что он во время войны летал на «У-2» над немецкими позициями и с высоты призывал противника сдаваться в плен… А режиссеры — больше других мне памятен Владимир Всеволодович Всеволодов, заслуженный артист РСФСР, позднее работавший в «Ленкоме»… — они щедро отдавали нам свободное время, чтобы поднять уровень исполнительского мастерства в информации. Это чрезвычайно важно. Дело в том, что русская литературная разговорная речь постоянно совершенствуется, да и информационная стилистика тех лет была, мягко говоря, сложна. Большая часть новостей приходила через ТАСС с его достаточно сухой подачей.

Но вот наступил 1968 год. И наши друзья-соперники журналисты решили совершить если не октябрьский по размаху, но новогодний переворот и организовали под руководством замечательного масштабнейшего журналиста Юрия Валерьяновича Фокина, возглавлявшего редакцию «Последних новостей», новую информационную программу «Время». А главное, дикторов решено было убрать из эфира, оставить их за кадром, а на экране заменить их журналистами. Не скрою, было обидно, у нас были хорошие чтецы новостей, это же особая профессия и специализация.

Как бы ни было, но мы начали работать по-новому. Вспоминаю своих коллег. Нонну Викторовну Бодрову, например, не раз звали в разные редакции, на разные программы, но она отказывалась от всех предложений, полностью посвятив себя информации. Я работал с ней в паре, работал и с другими. Назову Азу Владимировну Лихитченко, недавно отметившую свой юбилей, Веру Алексеевну Шебеко и замечательную, талантливейшую Галину Михайловну Зименкову, Дину Анатольевну Григорьеву.

Мужчины-дикторы были им под стать. Двух Викторов -Балашова и Ткаченко, трех Евгениев — Кочергина, Суслова и Арбенина, Юрия Петрова знала вся страна. Кто-то находит себя в детских передачах, кто-то в музыкальных. А самая гениальная, непревзойденная Валентина Михайловна Леонтьева могла все! Отвлекаясь от программы «Время», вспомню о ее коронной передаче «От всей души».

…Почти весь первый год мы оставались за кадром, в основном озвучивали материалы корреспондентов, приходившие со всей страны. Но вот где-то во второй половине 1968 года председатель Гостелерадио Николай Месяцев понял, что так дело не пойдет — дикторов надо вернуть. И мы стали по сути дела исполнителями всей программы. Произошло это благодаря главному редактору постепенно сложившейся информационной службы Николаю Семеновичу Бирюкову и пришедшему затем Юрию Александровичу Летунову — я называю только самых масштабных главредов. Они привлекли на телевидение известных журналистов из «Правды» и «Известий», которые стали выступать как бы с телеэссе о важнейших на тот момент событиях.

Постепенно сформировалась группа корреспондентов, освещавших разные темы. Военное направление вел Герман Седов — сам участник Великой Отечественной войны. Мой соученик по театральному училищу имени Щепкина Евгений Синицын и Дамир Белов взяли на себя производственные проблемы и сельскую тематику. Нинель Шахова, Светлана Бестужева и Наталья Чернова освещали культурные события. А что касается спорта, то никто сравниться не мог с Николаем Николаевичем Озеровым, с нашей замечательной баскетболисткой, ставшей спортивным обозревателем Ниной Ереминой, с Наумом Дымарским…

Вы только представьте, сколько же человек работали на одну программу «Время» — техники, инженеры, осветители!.. А нашим монтажерам я бы памятник при жизни поставил. Они же в считаные минуты умудрялись подготовить любой материал. Если первое лицо страны пропускало в выступлении какое-то слово, то они исхитрялись найти подобное в других выступлениях и так смонтировать, что никому заметно не было! И без всякого электронного монтажа! Ну а если генеральный секретарь пропускал абзац или даже страницу, то диктору приходилось говорить: «Далее товарищ Брежнев подчеркнул.»!

Но все же самой главной фигурой был и остается до сих пор главный редактор. Все тексты помещались в так называемых синхронных папках, как мы их называли. Одна для мужского голоса, другая для женского, третья — второму режиссеру, звукорежиссеру и так далее. Машинисткам приходилось работать без конца. Это сейчас ксерокс сразу выдает сколько угодно экземпляров, а тогда…

Свой окончательный вид программа обрела где-то во второй половине 1968 года, и лично я вел ее до 31 декабря 1989 года. В девяностом году «Время» выходило уже без меня.     

Радио победило

Древние мудрецы говорили, что все течет, все меняется. Менялось и наше «Время». Хотим мы или не хотим, но телевидение — зеркало жизни, отражающее то, что происходит в стране.

Сейчас другая эпоха. Журналистам и ведущим дано куда больше свободы. Можно самим выступать в качестве редакторов, о чем раньше и подумать нельзя было. Последствий ошибок или оговорок теперь мало страшатся. Но груз ответственности не полегчал. О нем лучше всего рассказать на примере нашего великого учителя Ираклия Луарсабовича Андроникова. Он показывал, с каким уважением надо относиться к людям, которые за твоей спиной и за кадром. Как внимательно он прислушивался к замечаниям режиссера или оператора. Иначе нельзя, ведь ты последнее звено, от тебя зависит, как исполнить, что было задумано и подготовлено целым коллективом. Но порой ты остаешься наедине с миллионами зрителей и никто не подскажет ничего.

Бывало так, что за несколько минут, а то и секунд до эфира набирали текст и вручали новый, потому что из ТАСС приходило эмбарго, а иначе говоря, запрет. Приходилось действовать, как учила Ольга Сергеевна Высоцкая: просмотреть хотя бы две-три строчки в начале и в конце, чтобы хотя бы знать, в чем дело.

Был случай в сентябре 1983 года, когда сбили корейский самолет. Пришло сообщение об этом и с него нужно было начинать. Событие трагическое, ужасное, но читать надо. Вдруг в последние мгновенья перед эфиром вбегает выпускающий редактор со скоростью лучших тогдашних спринтеров, вырывает у меня тассовку и дает совсем другой текст. Заглядываю в него и вижу, что содержание прямо противоположно первоначальному… Лишь много позднее узнали, что произошло на самом деле.

… Словом, много было случаев ярких и нервных, но это была норма — живой эфир. Сейчас много говорят о прежней цензуре, но я бы выразился так: цензура была в головах наших редакторов, они знали, что можно, что нельзя. Иной раз это может быть и к лучшему. Мир, как и сейчас, был очень уж беспокойный.

Очень печальный для меня эпизод был связан с официальным заявлением Юрия Владимировича Андропова. Ситуация в Европе опасная. Американцы хотят разместить ракеты средней дальности. Политические небеса предгрозовые. А я в этот день по заранее составленному на неделю графику не должен был ничего читать вечером в эфире и, напротив, собирался на празднование дня рождения Ираклия Луарсабовича Андроникова. Но вместо этого срочный вызов на работу, начальство сочло, что программное заявление генерального секретаря должен огласить именно я.

Надо сказать, что подобные случаи у меня уже были, и всегда, когда речь заходила о замене, я чувствовал себя неловко. Мне просто стыдно было перед коллегами, но поделать ничего нельзя.

Я приехал на работу и стал просматривать текст. ТАСС выдавал содержание частями по 12-14 строк. Читаю и чувствую — в шестой части нет перехода от вполне миролюбивого тона к совершенно другим интонациям. Речь о Варшавском договоре, о военной мощи… А в седьмой части снова деликатная озабоченность происходящим. Иду к редактору. Вместе с ним беремся за проверку. Я читаю машинописный текст, а он смотрит тассовскую ленту. Дважды сопоставили тексты и полное совпадение. Вроде бы все сходится, но сомнения меня не оставляют. Наконец, редактор в ярости бросает листы, мол, вы мне не доверяете. Эфир на носу, обстановка нервная, текст ответственный, а я все не могу найти перехода от спокойного взвешенного содержания к этакому железобетонно-милитаристскому.

Записали один вариант, сделали второй дубль. Он лучше удался. Перед сомнительным фрагментом я сделал большую паузу для перебивки и подобную же после шестой части. Это и пошло в эфир. А потом оказалось, что в ТАСС в этот день были технические сбои и в выступление Андропова попала одна часть из заявления кого-то из руководителей Министерства обороны, предназначавшегося для «Красной звезды». И что еще произошло: этот злополучный текст в правильном варианте перевели тут же на несколько языков и зачитали в эфире тех стран, которые назывались социалистическими. И… по моему примеру в ГДР диктор тоже сделал две паузы, хотя в его случае этого не требовалось!..

Сейчас много говорят о прежней цензуре, но я бы выразился так: цензура была в головах наших редакторов, они знали, что можно, что нельзя.

А вот другая история повеселей и обошедшаяся без последствий. У нас постоянно шло негласное соревнование с коллегами с радио. Начиная с сообщения о запуске первого искусственного спутника, они нас опережали. Это и понятно. На радио достаточно включить микрофон и зачитать сообщение, у нас же гораздо сложнее. Но стремление опередить присутствовало. И вот однажды — это еще до программы «Время» — нужно зачитать важный официальный документ, в котором речь идет о нормализации отношений с одной из соцстран. В то время международная политика всех интересовала и подобная информация незамеченной пройти не могла. В тассовском сообщении было шесть частей, но пришло пока только четыре. Мы же все были молоды и обогнать радиоколлег хотелось, а потому решили выиграть две минуты и начинать чтение, не дожидаясь завершающего фрагмента:       мол, окончание вот-вот поступит. Такое разве что по молодости, по глупости можно позволить.

Я читаю первую, вторую, третью части. Начинаю четвертую, а пятой нет! Меня буквально холодный пот прошиб — что делать? Думаю, а как бы поступил Юрий Борисович Левитан?! А он в подобном случае своим прекрасным голосом сказал бы «повторяю» и начал с самого начала! Но в этот момент выпускающий редактор — а он небольшого роста был — пролез ко мне между камер да осветительных приборов и подал пятую часть. Шестой, однако же, нет и я уже готовлюсь поступить по-левитановски, когда редактор снова совершил рекордную пробежку от телетайпной до студии с последним листом в руках.

Больше мы такого себе не позволяли.

 

Битва за сковородку

Коварных мелей и рифов в нашей профессии предостаточно. Расскажу о двух случаях, первый из которых обошелся без оргвыводов, а другой, увы, нет.

Давным-давно, еще при Никите Сергеевиче Хрущеве, проводилось всесоюзное совещание хлопкоробов, и на него из Узбекистана приехал трижды Герой Социалистического Труда Хамракул Турсункулович Турсункулов. Выглядел он просто красавцем: огромного роста, в бухарском халате, на груди три золотые звезды и россыпь орденов. Дело было еще на Шаболовке. Мы героя угостили чаем из настоящей пиалы, повели в студию.

Я начинаю: только что закончилось совещание, на котором выступил наш гость… расскажите о своих впечатлениях… А в студии три камеры. Он смотрит на ближайшую и начинает: мы, хлопкоробы, благодарим нашу партию, правительство и лично Никиту Сергеевича. Говорит просто потрясающе, так что ни одного слова вставить невозможно. Заранее мы договорились на десять минут. Примерно так он и выступил. Я его благодарю, собираюсь проводить, а он вдруг заявляет: а я еще могу. Поворачивается ко второй камере и… все то же самое слово в слово.

Я гляжу наверх, где за стеклом режиссеры, — там пусто. Потом выяснилось, они все от смеха просто полегли. Делать нечего, дал я ему высказаться, но не успеваю поблагодарить, как он к третьей камере и… вновь, как под копирку!

После всего этого ужаса я веду его в комнату приемов и осторожно спрашиваю: Хамракул, что это Вы…

А он с тоской и возмущением отвечает: «Послушай, мне надоело здесь, домой пора, дел много, а утром меня на киностудию, то одним аппаратом снимут, то другим, то подъедут, то отъедут. Я и решил, чтобы время не терять, сразу всем камерам все сказать!!!»

.Другой случай был еще комичней, но финал выдался печальным, хотя передача называлась «Вечер веселых вопросов». Этот прообраз КВН транслировали из главного здания Московского университета на Ленинских горах.

Вел передачу знаменитый наш композитор и великий хохмач Никита Владимирович Богословский. Дело было в конце сентября, и он предлагает зрителям задание: тот, кто быстрее всех явится в актовый зал МГУ одетым по-зимнему, получит приз. Призы же тогда были куда скромней нынешних, в основном сковородки, изредка фотоаппараты по особым случаям. Никакого подвоха не ожидалось, но вдруг в зал набежала толпа утепленных и не вполне трезвых мужиков в кирзовых сапогах и все рвутся на сцену. Началась невероятная кутерьма.

Богословский упустил из виду или просто не знал, что рядом шло масштабное строительство юго-запада Москвы. Холода уже на носу, и все каменщики, бетонщики, штукатуры к ним подготовились. А день воскресный. Иные уже навеселе, а тут выгодное предложение обзавестись кухонной утварью!..

Передачу в итоге сорвали, а режиссер после всего этого печально сказал: «Кажется, это мой последний эфир». А в довершение бед югославская газета «Борба» напечатала обо всем этом безобразии статью «Битва за сковородку». Так что прогноз режиссера оказался точным!

Передачу прикрыли, а через несколько лет появился КВН.