Куда выведут новые концепции?

В марте высшее политическое руководство страны должно сделать выбор, по какой модели будет развиваться отечественная экономика. Предложений и идей хватает, но все они сводятся к одному вопросу: в какой степени и как государство должно влиять на экономику? Группа экономистов, которых принято называть «государственниками», считают, что власть должна организовать и контролировать процессы развития экономики в максимальной степени. Другая группа, условные «рыночники-монетаристы», напротив, полагают, что роль государства должна быть минимальной: рынок решит все проблемы сам.

ЧТО ВАЖНЕЕ — ДЕНЬГИ ИЛИ ТОВАРЫ

Напомним, что разговоры о том, что экономика несовершенна и воспроизводит известные в истории колониальные и полуколониальные моноэко­номики (зависимые от экспор­та одного продукта или товара, Г например какао или каучука), ведутся, наверное, лет двадцать. С того момента, когда экономисты и политики стали осознавать, ка­кие последствия принесли «либе­ральные реформы» начала 90-х. Именно разговоры, ибо даль­ше констатации фактов дело не двигалось. «Гайдаровская модель» сохра­нилась вплоть до последнего времени, правда, с неко­торыми косме­тическими изменениями: если раньше сы­рье и немногочисленную продукцию высокого пере­дела из России вывозили за бесценок, улучшая пла­тежный баланс западных стран (сделка с высокообо­гащенным ураном, к при­меру), то в последние годы сверхдоходами от экспорта углеводородов мы просто кредитуем экономику США.

«Сырьевая модель позволяет по­литическому классу существовать без относительных забот некоторое время, гарантируя зыбкую социаль­ную стабильность, — считает доктор экономических наук Валентин Ка­тасонов. — Но этот период быстро заканчивается. И государство, не проводящее структурных измене­ний в пользу высокоприбыльных технологических отраслей, стано­вится уязвимым от внешних воздей­ствий, превращаясь, по существу, в марионетку более сильных мировых политико-экономических кланов».

Достаточно высокие цены на нефть создавали иллюзию, что либеральная экономическая модель в стиле Адама Смита вполне при­годна для России. Это слабо стиму­лировало исполнительную власть, чтобы сформировать новые кон­цепции, которые учитывали бы на­ступление следующей информаци­онно-технологической эры, в корне меняющей все цивилизационное развитие.

Паллиативные меры вроде от­сечения нефтяных сверхдоходов и скупка на них американских цен­ных бумаг или долларов США не только не решали проблемы эконо­мики, но даже обостряли их. Ведь эти средства — всего около трилли­она долларов, — вместо того чтобы развивать новые секторы отече­ственной промышленности и села, финансировать строительство со­временных заводов, осуществляя ту самую структурную перестройку, стали косвенными инвестициями в западную экономику, структурно подстраивая ее под критерии ново­го технологического уклада.

Спор «товарников-производителей» и «монетаристов-финансистов» имеет многовековую историю, вы­вод из которой, как доказывает опыт Китая и, к примеру, ОАЭ или Кувейта, заключается в том, что производство товаров приоритет­но, а финансы сами по себе стоят не дороже бумаги, на которой изго­товлены, и ни в коей мере не могут претендовать на роль товара, явля­ясь счетными единицами для об­служивания материальных потоков. Проще говоря, в случае какого-либо кризиса долларами людей не накор­мишь, а евро в пушку не зарядишь.

Верность этой нехитрой истины стала очевидной в 2014 году, ког­да против России ввели экономи­ческие санкции. И стало ясно, что долларовые сверхдоходы, сложен­ные в фонды развития, не помо­гут оперативно возместить потери продовольствия от контрэмбарго, а также мгновенно нарастить вы­пуск или закупку оружия в случае, не дай бог, военного обострения… Экономика, которая растет, раз­вивая материальное производство, оказывается сильней, надежней и стабильней, чем экономика, на­дувающая «фиктивный капитал» и осуществляющая спекулятивно-по­среднические операции на валют­ных биржах. (Замечу, что в США примерно 30-35 процентов ВВП составляют именно такой вид дея­тельности, и именно это в немалой степени предопределило, что на президентских выборах 2016 года победил противник ведущей роли банковского капитала — «промыш­ленник» Трамп.

РОССИЯ НЕ ВЕРХНЯЯ ВОЛЬТА

Но вернемся к нашей действитель­ности. Итак, в последние два года стало особенно ясно, что нынеш­няя схема экономики эффективна лишь при высоких ценах на нефть. Стоило повеять холодным ветрам по­литического противостояния — и надо было думать не о развитии, а о том, как с мини­мальными потерями выйти из кризиса.

В итоге в июне 2016 года был создан Совет по стратегическо­му развитию и приоритет­ным проек­там, кото­рый должен определить и реализо­вать новую экономическую стратегию с горизонтом в 30-50 лет.

К тому времени оформились две группы разработчиков: условные рыночники-«традиционалисты», идейно возглавляемые Алексеем Кудриным. Их оппоненты — «про­изводственники-обновленцы», пред­ставленные Столыпинским клубом, в частности советником Президен­та РФ, академиком Сергеем Глазьевым, омбудсменом по правам предпринимателей Борисом Тито­вым и другими известными эконо­мистами и управленцами. Сходные со столыпинцами взгляды имеют и многие члены Совета Федерации с неформальным лидером Сергеем Калашниковым, создавшие ориги­нальную программу развития реги­онов, а также партийные экономи­сты из КПРФ, ЛДПР и «Справедли­вой России»: у всех этих групп были принципиально одинаковые оценки текущего состояния экономики и рекомендации, как ее развивать.

Поручение участвовать в создании новой экономической модели в апре­ле 2016 года получил Алексей Кудрин, которого Владимир Путин вернул в большую политику, предложив воз­главить Центр стратегических разра­боток, одновременно с назначением на позицию заместителя руководи­теля Экспертного совета при Прези­денте РФ. А чуть позже, в июле, пре­зидент Путин с той же целью обязал своего помощника Андрея Белоусо­ва изучить и проанализировать про­грамму Столыпинского клуба.

Что же предлагают Алексей Кудрин и его единомышленники? В январе 2016 года в ходе Гайда­ровского форума он детально обо­значил контуры своей концепции, основываясь на довольно точном описании сложнейшей ситуации в экономике. Нельзя не согласиться и с заявленными ориентирами: повы­сить до 3-4 процентов рост ВВП, а также провести структурную пере­стройку экономики (где, по словам экономиста, за последние десять лет сложилось катастрофическое отставание в инновационно-науч­ных отраслях, в то время как на Западе именно эти сферы получили опережающее развитие). Все верно, если забыть тот факт, что в 2004­2005 годах именно Кудрин в ранге министра финансов и возглавляе­мая им комиссия по оптимизации бюджетных расходов полностью со­кратили бюджетное финансирова­ние фундаментальной науки и ощу­тимо, на миллиарды рублей, умень­шили расходы на образование. А чуть позже тот же министр Кудрин начал вкладывать сверхдоходы от нефти в американскую экономику и — не исключено — в американские исследовательские центры, скупая доллары и ценные бумаги США!

При этом Алексей Кудрин выде­лил два приоритета в расходах феде­рального бюджета — вкладываться в «человеческий капитал» и развивать транспортно-логистическую сеть. Но Россия не условная Верхняя Вольта. У нас нет сплошной безграмотности, достаточно высок и уровень медицин­ского обслуживания, и квалификация рабочей силы. Да и дорог хватает…

Но как конкретно достичь по­ставленных целей? Ответ, по Куд­рину, известен и не нов: развивать частную инициативу и сокращать роль государства, федеральные ин­вестиционные программы которого, по словам другого разработчика из кудринской команды, Владимира Мау, абсолютно неэффективны. Подобные предложения не сопро­вождаются никакими конкретными расчетами и определением приори­тетов, которые дали бы рост прибы­ли и инновационные прорывы.

Есть и другое противоречие: обо­сновывая необходимость сокращать до минимума участие государства в экономических процессах, Алексей Кудрин одновременно предлагает… усиливать его роль через расшире­ние функций на основе «электрон­ной платформы». Как она будет действовать и какие государствен­ные сервисы выполнять — непонят­но. Это «государство-платформа» и «форсированная цифровизация всех процессов», пожалуй, единственное новшество в программе Кудрина. Остальное известно, и в той или иной форме уже было опробовано в отечественной экономике. С ре­зультатами можно ознакомиться, изучив данные Росстата или Мин­экономразвития. А еще лучше — Счетной палаты, которая анализиру­ет эффективность бюджетных расхо­дов и каждый год фиксирует триллионные суммы потерь. Известный экономист Григорий Ханин посчитал, что за годы либеральной политики экономика потеряла основных фон­дов на 450 триллионов рублей, или около 60 процентов производствен­ного потенциала! Для сравнения, в Великую Отечественную войну этот показатель составил 36 процентов.

ЗАЧЕМ ЛИБЕРАЛЫ ВРУТ ПРЕЗИДЕНТУ

Программы оппонентов Кудрина — объединим их условно под назва­нием концепции Столыпинского клуба — построены на вполне кон­кретных экономических выкладках и предложениях, как их реализо­вать, создав новую организацион­но-управленческую структуру. Ес­ли коротко — необходимо выделить сферы, в которых Россия сможет успешно конкурировать на миро­вых рынках: это практически все виды машиностроения, энергетика, химическая и оборонная промыш­ленность, сельское хозяйство, атом- пром и некоторые другие. И при­оритетно развивать их, а также в первую очередь информационные технологии, не забывая, впрочем, и об отраслях, прямо работающих на потребительский рынок.

Параллельно необходимо запу­стить новые механизмы в эконо­мике, осуществляя инвестицион­ные программы стратегического уровня через впервые создаваемые комплексные институты развития, включающие научно-производ­ственное ядро и финансово-эко­номический сектор по каждому направлению с жестким, хорошо просчитанным планированием и оценкой результатов по всей тех­нологической цепочке — от добычи сырья до выхода на потребитель­ский рынок. Финансировать такие программы необходимо через фе­деральное казначейство, безо вся­кого участия коммерческих банков, которые должны зарабатывать себе прибыль, кредитуя частный бизнес. При этом необходимо ограничить контролирование валютных торгов, введя налог на прибыль с валюто­обменных операций, ибо основной вклад в раскручивание инфляции вносят биржевые спекулянты, на­живающие десятки миллиардов рублей, не обеспеченных адекват­ным производством товаров и услуг.

Одновременно, как считают столыпинцы, нужно осуществлять целе­вую эмиссию, наполняя экономику деньгами по полтора-два триллиона рублей в год и низкой ключевой ставкой Центробанка в полном со­ответствии с одним из основных постулатов монетаризма: экономи­ческий спад преодолевается деше­выми и доступными деньгами, ко­торые запускают ту самую частную активность населения.

Все эти факторы в совокупности простимулируют не только потреби­тельский спрос как источник инве­стиций, но и привлекут в качестве капиталовложений в общей сложно­сти 50 триллионов депозитов физи­ческих и юридических лиц, которые пока лежат без движения, создавая профицит банковской ликвидности: не хотят предприниматели реально­го сектора экономики брать креди­ты под заоблачные проценты.

Концепция столыпинцев, если ее положения будут реализованы ком­плексно и одновременно, утвержда­ют ее разработчики, выведет страну на траекторию устойчивого эконо­мического роста в пять-шесть про­центов годовых, при этом не потре­буется усиливать фискальное давле­ние и ограничивать социальные рас­ходы, жизненный уровень населения будет сохранен и повышен.

Кажется, по всем критериям вы­бор должен быть ясен. Однако не все так очевидно: экономическая логика не всегда совпадает с вектором поли­тических обстоятельств. А этот век­тор сегодня по-прежнему определя­ют влиятельные финансово-промыш­ленные группы, интегрированные в международный капитал. У них гро­мадные лоббистские возможности.

Так что, вероятнее всего, «на выходе» в качестве новой эконо­мической модели будет предложен компромиссный вариант, сочета­ющий предложения обновленцев-столыпинцев в сильно усеченном виде на базе концепции Центра стратегических разработок во гла­ве с Алексеем Кудриным. В таком случае остается одна надежда, что вытянет нефть-кормилица, как это уже бывало неоднократно в новей­шей истории России.