Денежные кругообороты

 

— Не пугайтесь и других не пугайте. Все как всегда, все по плану. У стра­ны, как и в прошлые годы, якобы де­фицитный бюджет. Якобы — потому что, к счастью, мы ещё способны са­ми зарабатывать на свою жизнь. Но Минфин, правительство из года в год формируют, а Государственная Дума утверждает бюджет с заведомо зани­женными доходами. Отсюда и искус­ственный дефицит. Чтобы восполнить похудевшую казну, тот же Минфин вы­нужден брать займы.

 

В 2011-м доходы были занижены более, чем на 2 триллиона рублей. В 2012-м — на триллион. Дефицит в 2011 году планировался 1,9 триллиона ру­блей, а в 2012-м — 876 миллиардов. Для покрытия этого несуществующего дефицита государство заняло 1,1 трил­лиона и 511 миллиардов рублей соот­ветственно. «Сверхплановые» доходы ушли в Резервный фонд и Фонд национального благосостояния и были раз­мещены в иностранные ценные бумаги.

 

— И не просто развиваем, делясь лишними деньгами, — от себя отрыва­ем. Впрочем, экономисты при власти действительно считают их лишними, подлежащими стерилизации. По мне­нию же экономистов не по должности, а профессионалов, Россия вкладывает в развитие чужих экономик средства своих налогоплательщиков, собранные для укрепления государства и улучше­ния собственной жизни. Потому что у Центрального банка свои способы формирования золотовалютных ре­зервов. Их источники — активное саль­до торгового баланса. Как показывает опыт Китая, потенциал тут предоста­точный. Положительное сальдо торго­вого баланса и дешевый юань помогли накопить 3,3 триллиона долларов зо­лотовалютных резервов. И в них нет ни одного юаня налогоплательщиков.

Огромные резервы помогают КНР скупать привлекательные активы по всему миру. И заметьте — все эти го­ды у Китая дефицитный бюджет. У нас же все наоборот. Около 30% наших золотовалютных резервов — средства Резервного фонда и Фонда нацио­нального благосостояния. Но работа­ют они на укрепление благополучия других стран. При хроническом про­фиците федерального бюджета (дефи­цитным он был только в 2009-м и 2010 гг), социально-экономическая система России столь же хронически недофи­нансируется.

 

 

 

— В 30-е годы президент США Франклин Рузвельт, возглавивший страну при острейшем кризисе, отка­зался от главного либерального догма­та — принципа бездефицитности бюд­жета. Зачем Америке такой бюджет, если половина американцев голодает, — спросил он у своих советников. На­ши же либеральные экономисты и ду­мать об этом не разрешают.

Подавляющее большинство полити­ков и экономистов исповедуют совсем иную парадигму. По крайней мере, вот уже 200 лет расчеты эффективности строятся на принципе: сегодняшние деньги дороже завтрашних, поэтому в подавляющем большинстве стран бюджеты дефицитны, а бизнес исполь­зует кредиты. Наоборот, излишний про­фицит ведет только к потере средств. Наш Бюджетный кодекс, принятый в 1998 году, я была одним из его авторов, не допускал превышения доходной ча­сти над расходной, то есть профицита. Позже был принят новый документ, из которого эту статью просто убрали.

Если проанализируем опыт почти 150 стран, имеющих бюджеты, то про­фицит — исключительный случай, воз­никающий в процессе исполнения. Ни одно думающее о будущем государство не планирует профицитный бюджет: либо бездефицитный, либо дефицит­ный. Разумеется, жить необходимо по средствам, соразмерно заработкам. Поэтому в ЕС установлено единое тре­бование — дефицит бюджета не должен превышать 3% ВВП.

 

— Это сложный вопрос — сосу­ществование в одном валютном про­странстве суверенных государств, каждое из которых не имеет своего эмиссионного центра. Сравнение с Грецией некорректно. Мы должны рассматривать в качестве примеров страны, имеющие в своем распоряже­нии все рычаги денежно-валютной, налоговой и бюджетной политики КНР. США, европейские страны вне зоны евро. Все они развиваются и жи­вут при дефицитных бюджетах лучше нас. Политика постоянного профи­цита суммирует основные недостатки либеральной и социальной моделей экономики. Либеральной — низкие со­циальные и инвестиционные расходы государства. Социальной — высокие налоги. Россия изобрела крайне стран­ную, третью модель, препятствующую развитию страны, — высокие налоги ограничивают предпринимательскую активность, а низкие бюджетные рас­ходы — государственную.

Эта модель — постоянно действую­щий финансовый пылесос, откачиваю­щий ресурсы из отечественной эконо­мики. Поэтому идет ее структурная де­градация и связанная с нею деградация производственной и социальной ин­фраструктур. Это вызвано тем, что не происходит перераспределения капи­тала ни через бюджет, ни через рынок.

 

— Совершенно невозможны. Мы оказались в тупике, хотя последние 13 лет были крайне благоприятными для россиян. Цена барреля нефти выросла в 10 раз, увеличился ее экспорт. Стра­на действительно могла совершить ры­вок в своем развитии. Но нефтегазовые деньги объявили незаработанными. Во имя макроэкономической стабили­зации и снижения инфляции жестко ограничивались бюджетные расходы. Все были заняты так называемой сте­рилизацией денежной массы, что обер­нулось стерилизацией экономики. Из нее преднамеренно изымали «лишние» средства. Нам это объясняли необхо­димостью расплатиться по долгам, но денег было так много, и тогда приду­мали опережающее погашение, о ко­тором, кстати, ни Парижский, ни Лон­донский клубы кредиторов не просили. Затем большая часть доходов от экс­порта нефти пошла на формирование Стабилизационного фонда, объясняя его необходимость созданием подуш­ки безопасности, резерва на черный день. Ни одна из объявляемых пра­вительством целей не достигнута! Да, внешний госдолг с 2000 по 2008 год (до кризиса) был снижен на 60 миллиар­дов долларов, но внешний корпоратив­ный долг за это же время вырос на 350 миллиардов. В итоге в кризис вступили с огромным корпоративным долгом, за который пришлось расплачиваться го­сударству. Не снизилась и инфляция. Да она и не могла снизиться. Ее корни отнюдь не в больших бюджетных расходах. У нас не монетарная ин­фляция, а инфляция издержек, и опре­деляется она в основном ростом тари­фов естественных монополий и ЖКХ.

 

— Это совсем не так. «Подушка без­опасности» не использовалась для фи­нансирования дефицита бюджета. В 2008 году у нас был самый большой профицит бюджета, и именно тогда пришлось затратить более двухсот мил­лиардов долларов из золотовалютных резервов ЦБ на поддержание курса ру­бля, помощь крупным банкам и неко­торым компаниям. В 2009 и 2010 годах, когда был реальный дефицит бюджета, золотовалютные резервы не снижа­лись, а наоборот, росли. Таким обра­зом, дефицит бюджета реально покры­вался эмиссией, а расходование Резерв­ного фонда сопровождалось лишь изменением учетной позиции. Раньше эти средства числились за правительством, а после их мифического расходования стали числиться за ЦБ.

 

— Заимствования начали расти сра­зу же после кризиса. За два последних года они увеличились на два трилли­она рублей. Чтобы, как я уже говори­ла, восполнить надуманный дефицит бюджета. В 2011 году заняли на вну­треннем рынке более триллиона ру­блей, а в Резервный фонд направили 1,1 триллиона. Мы заняли деньги под 7-8% годовых и купили на них ино­странные долговые бумаги, дающие меньше процента доходности. В 2012 году эта операция снова имела место. На 2013 год также запланированы чи­стые заимствования на 488 миллиар­дов и пополнение Резервного фонда на 370 миллиардов. Но, по моим рас­четам, по факту за счет недоучтенных доходов в чужие экономики уйдет около триллиона рублей. Источники пополнения Резервного фонда нынче значительно расширены. Если рань­ше в него направлялась только экс­портная пошлина на нефть, то сейчас пойдут и экспортная пошлина на газ, и часть налога на добычу полезных ископаемых. Причем в бюджет за­кладывается не реальная цена нефти, а среднестатистическая, за последние 5 лет. Заработало новое «бюджетное правило».

 

— Совершенно законно. Правитель­ство разрабатывает и вносит в Госу­дарственную Думу проект бюджета, депутаты большинством голосов его утверждают, и документ становится за­коном. Вот и получается, что накопле­ния на «черный день»— заморожен­ный капитал. Он размещается в долго­вые обязательства зарубежных госу­дарств и быстро обесценивается. Если бы деньги вкладывались в собствен­ную экономику, они бы прирастали со­ответственно с ростом номинального ВВП, он составляет 13-15% в год.

 

— Безусловно. В прошлом году рас­ходы на обслуживание долга состави­ли 320 миллиардов рублей. А доход от размещения средств фонда — 32 мил­лиарда. В 10 раз меньше. Только на разнице процентов (я уже не говорю о другой упущенной выгоде) мы по­теряли половину бюджета здравоох­ранения. Объяснения Минфина звучат очень странно. Занимаем про запас, чтобы при осложнении ситуации с нас не брали гораздо большие проценты. Но мы же в сложную ситуацию будем должны больше, это же очевидно.

В прошлом году правительство со­гласилось с тем, что использование средств Фонда национального благо­состояния в кризис для кредитова­ния банков, крупных компаний, тем более для игры на фондовом рынке, было ошибкой. Но, признав прошлую ошибку, правительство делает другую, еще более опасную по своим послед­ствиям. Не считаясь с Конституцией, законодательством, опытом развитых рыночных стран, оно планирует соз­дать финансовое агентство в форме открытого акционерного общества. Росфинагентству планируется передать в доверительное управление средства Резервного фонда, Фонда националь­ного благосостояния и часть государ­ственного долга. Еще хуже, агентство сможет передавать эти средства и свои функции в доверительное управле­ние другим компаниям. Законопроект уже принят Государственной Думой в первом чтении. Депутаты оппозици­онных фракций — КПРФ, Справедли­вой России и ЛДПР — проголосовали против него. Мы не согласны с тем, что гигантские накопления уходят не­известно кому и неизвестно на что. На примере Минобороны легко предста­вить их дальнейшую судьбу. Но теперь в опасности уже триллионы рублей.

Нас снова убеждают — профессио­налы будут управлять ими эффектив­нее, чем вороватые бюрократы. Не будем сравнивать, кто умнее и поря­дочнее. Гораздо важнее другое: законопроект не предусматривает мер кон­троля за передаваемыми средствами, ответственности за их сохранность. Это отмечается в заключении право­вого   управления   Государственной Думы. Серьезные претензии к доку­менту есть и у Счетной палаты. И понятно, почему. В том виде, в котором его предоставило правительство в Государственную Думу, это перечень на­мерений и обещаний, не подкреплен­ный расчетами и обоснованиями. Нас призывают в очередной раз голосовать не умом, а сердцем, поверить тому, что «профессионалы» заработают и для себя, и для казны. Охотно верю, что себя они не обидят. Судя по отчетам крупных акционерных обществ с го­сударственным участием, вознаграж­дения топ-менеджеров значительно превышают дивиденды, которые эти общества выплачивают государству.

 

— К сожалению, у него есть все ос­нования утверждать это. Как прописа­но в Бюджетном кодексе, средствами обоих фондов управляет Министер­ство финансов. Оно может передавать отдельные свои полномочия по Ре­зервному фонду Центральному банку, по ФНБ — Центральному банку и го­сударственным специализированным организациям. После принятия Закона о Росфинагентстве Центробанк теряет эти свои функции. Они переходят к агентству, наделенному к тому же пра­вом учреждать от имени Российской Федерации иные формы доверитель­ного управления. Центральный банк, отвечающий за стабильность денеж­ного управления, устойчивость рубля, отодвигается «от кассы». Если сумми­ровать — законопроект противоречит опорным статьям Бюджетного ко­декса, принципам полного покрытия, единства кассы, открытости бюджета, адресности и целевого использования бюджетных средств. Не буду говорить о том, что новая инициатива прави­тельства не соответствует мировой практике, основам финансовой систе­мы. С юридической точки зрения, кто-то действительно перехватывает часть функций государства.

Напомню, Центробанк осуществля­ет операции с федеральными бюджет­ными средствами безвозмездно. Те­перь же эти операции будут обходить­ся недешево. Придется платить воз­награждение сотрудникам агентства и компенсировать их расходы. Примеча­тельно, что внесенный проект закона о Росфинагентстве и не требует от него повышения доходности от управления средствами. Даже разрешено временно получать отрицательные финансовые результаты, то есть работать в убыток. Не исключено и банкротство самой организации.

 

— Думаю, что мои коллеги — лобби­сты законопроекта — очень сильно пре­увеличивают. Даже Сергей Сторчак, замминистра финансов, один из ини­циаторов документа, опровергает их.

Чтобы деньги налогоплательщиков шли на решение социальных и эконо­мических проблем, Росфинагентство не нужно, более того, вредно. Создать его — значит пустить бюджетные сред­ства еще по одному кругу. Ими и без того уже опутана наша экономика.

Счетная палата отметила в своем заключении: передача на аутсорсинг управления госдолгом «нарушает це­лостность бюджетного процесса и про­тиворечит действующему законода­тельству, в связи с чем нецелесообраз­на». Агентство будет одновременно и размещать средства, и вести заимство­вания. Практически открывается ши­рокая дорога для крупномасштабных злоупотреблений и спекуляций, даже в банках эти функции — заимствование и кредитование — разведены по раз­ным департаментам. Подобный аутсорсинг только запутает и удорожит обслуживание долга. Секрет его опти­мизации предельно прост — перестать «присутствовать на долговом рынке». У нас нет бюджетного дефицита, нет кассовых разрывов, нам не нужны ни долговременные, ни кратковременные заимствования. Так что незачем за­нимать дорогие деньги и вкладывать свои дешевые в чужие бюджеты.