«Градус политизации стал выше»

Когда сформировался новый состав Госдумы, было много разговоров о том, что его работа должна отличаться от работы предыдущего созыва, поскольку парламент стал более плюралистичным, возросла роль оппозиции, да и само общество изменилось: некоторая его часть стала более политизированной, более требовательной. Речь шла о том, чтобы критерием качества законодательной работы стала не только скорость принятия решений, но и качество социальной апробации принимаемых решений. Чтобы в поддержку тех или иных решений депутаты формировали общественные комиссии, действуя в вопросах законотворчества не как функционеры, а как представители определенных массовых социальных групп.

Но, на мой взгляд, именно социальной апробации не хватало в ходе принятия решений в последнюю сессию. Возникло впечатление, что критерием качества работы законодателей является скорость документооборота и принятия решений, в том числе тех, с которыми можно подождать, по которым можно провести более серьёзную общественную дискуссию, запустить процесс согласования интересов, и так далее. И вот это стремление принять спорные законопроекты в одностороннем порядке плохо отразилось на имидже Государственной Думы.

Разумеется, законодатели подготовили портфель очень важных решений, над которыми велась системная работа, а не только политическая шумиха — законопроекты о гособоронзаказе, о федеральной контрактной системе, о государственном стратегическом планировании. Однако и здесь хотелось бы отметить необходимость того, чтобы внутри правящей партии учитывались различные мнения и было больше самостоятельности хотя бы на этапе обсуждения. Потому что проблема не только в том, чтобы заставить «Единую Россию» услышать мнение оппозиции, но и в том, чтобы прислушаться к внутрифракционному разнообразию мнений.

Я бы не сказал, что нынешняя Госдума кардинально отличается по концепции принимаемых решений от предыдущего созыва, а прошедшая сессия от предыдущей. Разве что градус политизации стал выше. А содержание принятых решений по существу не сильно различается. Взять, к примеру, законопроект, предполагающий запрет на усыновление американцами российских детей-сирот, — ведь он уже имел аналог в виде решения Госдумы о приостановке усыновления. Оно принималось прошлым созывом Думы и на тот момент не вызвало абсолютно никакого общественно-политического резонанса. Хотя усыновление было приостановлено примерно на полтора года, никакой истерики общественности на этот счет не последовало.

Сейчас сложилась обратная ситуация. На мой взгляд это происходит потому что возникла информационно-активная протестная субкультура, включающая журналистов и представителей политического класса, и она использует самые различные поводы для нападок в адрес власти. Вторая причина — была допущена явная ошибка в том, что это решение, довольно разумное, было увязано с ответом на «акт Магнитского». Это противоречило самой логике решения, потому что есть серьёзная проблема с усыновлением и обеспечением прав усыновлённых детей, и эту проблему нужно решать вне зависимости от того, действует «акт Магнитского» или нет. Ещё один негативный момент заключается в поспешности принятия законов. Если бы не было вот этого стремления принимать важные политические решения в установленные сроки, какие-то дедлайны, то, возможно, и издержек оказалось бы меньше.

На сегодняшний день я могу констатировать серьезные репутационные потери законодательной власти, и довольно низкий авторитет обеих палат парламента. Но эта проблема решаема. Если политический класс и общество увидят серьёзную работу Думы не просто как технического органа по обработке и принятию законодательных актов, а как политического органа, который будет проявлять инициативу, проводить парламентские расследования, полемизировать с исполнительной властью, серьёзно взвешивать и апробировать в диалоге с обществом свои решения до их принятия, пытаться влиять на состав и политику правительства, то я думаю, что все эти потери можно отыграть.

Что касается верхней палаты парламента, то хоть её авторитет и упал достаточно давно, сейчас он выравнивается за счёт некой косметической корректировки. В частности, спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко нередко делает заявления, которые выгодно позиционируют верхнюю палату. Я бы сказал, что здесь наблюдается эволюция, пусть очень осторожная и медленная, но в лучшую сторону. Пока ещё не заработал в полную силу новый механизм формирования Совета Федерации, и нельзя сказать, как он скажется на авторитете верхней палаты. Но серьёзные улучшения, на мой взгляд, могли бы быть связаны с существенным обновлением состава палаты и самих принципов ее формирования. В этом смысле я делаю ставку на возвращение института прямых выборов сенаторов. Кстати говоря, то же относится и к Государственной Думе. Я думаю, что возвращение к смешанной системе выборов и появление в Госдуме когорты депутатов-одномандатников способно упрочить её авторитет.

Пока что наш парламент — скорее технический орган, наподобие Государственной думы в дореволюционной России. Причём я бы заметил, что за минувшую сессию обе палаты даже в качестве законно-совещательных органов недовыбрали, недовыполнили свои полномочия. Впрочем, есть плюсы от смены руководства палат. Так, на мой взгляд, изменилась к лучшему модель отношений руководства Госдумы с депутатским корпусом: налажена полноценная работа не только с представителями партии власти, но и с оппозиционными партиями. В этом смысле думское руководство перестало быть только фракционным, и стало руководствоваться универсальными критериями, интересами палаты в целом. Очевидно, что даже став единороссом и имея партийную ангажированность, Сергей Нарышкин как руководитель Государственной думы старается создать баланс между интересами фракции и всей палатой.

Подготовил Фидель Агумава